– Возможно, – сказал Келлард. – Кто-то должен быть первым. Звезды ждут нас. Нам нужно лишь полететь и не останавливаться, и звезды будут нашими, как все эти планеты. Нашими во веки веков. Аминь.
Шэй озадаченно взглянул на него, потоптался и вышел. Хофрич спросил:
– Зачем было обижать мальчика?
Келлард пожал плечами:
– А что я такого сказал? Просто повторил то, что сейчас ощущает каждый. Победа над Космосом и все такое.
Он смотрел в иллюминатор, как Меркурий медленно приближается – тонкий белый серп, трудноразличимый рядом с Солнцем. Солнце здесь было чудовищем: окаймленное пламенем, оно заливало пространство своими губительными лучами.
Келларду вспомнилось – в тот раз Бинетти цитировал Блейка: «Стремленье бабочки к огню». Да, это про нас. Три мотылька, летящие в огненную ночь, и вернулся один. Вернулся оттуда, а теперь вновь возвращаюсь туда...
Потом печь закрылась черной заслонкой. У-9O мчался над ночной стороной планеты, над мрачными скалами и пропастями, никогда не видевшими Солнца, а потом горизонт впереди вспыхнул яростным светом, и они очутились на Дневной стороне.
В старину Меркурий называли «луной Солнца»; планетка действительно напоминает Луну: те же безжизненные каменистые равнины, те же гребни и трещины, острые как клыки вершины – здесь никогда не было ни дождя, ни ветра, чтобы сгладить их. Но на Луне холодно и тихо, а Дневная сторона Меркурия словно кипит от скрытого в недрах огня. Вулканы извергают пепел и лаву, а с неба низвергаются потоки излучения, от которых все вокруг трепещет в мерцающей дымке...
У-9O снижался. Температура обшивки достигла уже 4OO C. А впереди открывалось обширное ущелье, которое Келлард не раз видел в кошмарах.
По другую его сторону приземистые конусы вулканов исходили тучами пепла, и все было точно так же, как когда Келлард в последний раз смотрел в иллюминатор спасательного корабля, пришедшего за ним с Венеры. И все так же лежала на дне ущелья исковерканная развалина, ставшая надгробным памятником Морзе и Бинетти...
Взгляд Келларда скользнул севернее, к груде причудливых каменных глыб. Ладони у него повлажнели. Но, возможно, на этот раз ничего не будет. Разве все обязательно должно повториться?..
– Скафандры готовы? – спросил Хофрич.
Моргенсон кивнул:
– Все три. Теплозащита в полном порядке.
– В случае чего выйдем мы с Келлардом, – сказал Хофрич. – Третий скафандр резервный. А пока будем ждать.
– И сколько же, – язвительно поинтересовался Келлард, – вы собираетесь ждать? Вы же знаете – если теплозащита откажет хоть на минуту, мы изжаримся заживо.
Хофрич холодно взглянул на него.
– Мы будем ждать, пока вы не скажете правду или пока мы сами не увидим ее.
– Смотрите! – крикнул вдруг Моргенсон.
Хофрич повернулся к иллюминатору. Келлард увидел, как среди каменных глыб начинает бить огненный гейзер. Он рос в высоту – медленно, но неуклонно.
– Что это? – спросил Хофрич.
– Разве не видите? – ответил спокойно Келлард. – Там какая-то щель, сквозь нее из глубин истекают горячие газы. Когда я сидел здесь в разбитом корабле, произошло два таких извержения.
– Но это то самое место, где вас засек радар! Вместе с теми объектами! Мы должны выйти наружу.
– Должны так должны, – проворчал Келлард. – Но больше там ничего нет. Просто огненный гейзер.
Они втиснулись в скафандры, громоздкие из-за усиленной теплозащиты. Ожидая спасателей, Келлард провел в таком снаряжении много дней. Воспоминания о них его вовсе не радовали.
Хофрич проверил радио, потом сказал:
– Все в порядке. Шэй, выпустите нас и будьте наготове. Моргенсон, продолжайте наблюдения.
Они вышли на Дневную сторону.
На них обрушилась буря излучений, лавина зноя и света, и они невольно содрогнулись, словно под напором ливня. Не так просто было сделать первый шаг в этом потоке огня, но Хофрич этот шаг сделал. Они шли медленно, тяжело и видели лишь черные камни у себя под ногами, да ручейки и лужицы расплавленного свинца, да свои собственные, непомерно толстые ноги.
Потом они выпрямились. Сквозь иллюминатор скафандра Келлард увидал впереди высокий столб пламени, слепящего даже через многослойные фильтры. Столб был уже высотой в сотню футов, но продолжал расти, и, несмотря на отсутствие атмосферы, они «слышали» – через почву, подошвами ног – пульсирующий рев, отдававшийся вибрацией во всем теле.
Перед нагромождением камней они остановились. Огненный фонтан уходил ввысь. Он вздымался и опускался, словно откликаясь на биения невообразимого сердца пылающей планеты. Камни гремели и содрогались, и Келлард снова спросил себя: что же гонит нас туда, где нам вовсе не место?
– Я же говорил, – сказал он Хофричу. – Это просто гейзер, и ничего больше.
– Сигналы на записи двигались, – ответил Хофрич. – Это не просто гейзер.
– Посмотрите вокруг! – вскричал в отчаянии Келлард. – Что здесь может двигаться? Вы ошибаетесь, Хофрич. Неужели вы собираетесь держать нас здесь потому, что боитесь признаться в своей ошибке?
Хофрич сказал, помедлив:
– Нет. Я вам не верю. Мы вернемся на корабль и будем ждать.
Они отвернулись от огненного фонтана, и Келлард почувствовал, что лоб у него мокрый. На этот раз ничего не случилось, и нельзя ждать бесконечно; они улетят, и тогда...
В наушниках раздался крик Моргенсона:
– Всплески! – И вдруг еще громче: – Я их вижу! Они...
Хофрич неуклюже повернулся кругом. Между ними и гейзером не было ничего. И ничего не было в пляшущих языках пламени.
– Они над вами! – кричал Моргенсон. – Боже мой...
Келлард посмотрел вверх. Он знал, что нужно искать, и увидел их сразу, тогда как Хофрич все еще озирался по сторонам. Они падали с неба, как молнии. На этот раз их было четверо – нет, пятеро. Словно пять вихрей света, такого яркого, что, казалось, даже здешнее Солнце померкло.
Хофрич сказал:
– Я не вижу...
Келлард указал вверх.
– Вот они.
– Эти огненные хлопья?
– Это не хлопья, – возразил Келлард. – Это дети звезд, как я их назвал для себя.
Хофрич застыл, запрокинув голову. И Келлард уже знал, что все кончено.
Пять ослепительных вихрей скользнули к огненному фонтану. Они погружались в него, выныривали, взлетали так быстро, что глаз едва успевал следить за ними, танцевали на струях пламени. Гейзер стал еще выше, а вся пятерка плясала на его растущей вершине, и Келларду показалось, что они... смеются.
Они ныряли в бурлящий огонь и выскакивали из него, и вдруг один метнулся туда, где стояли люди. Хофрич попятился.
– Не двигайтесь, – сказал Келлард.
– Но... – возразил Хофрич.
– Они ничего нам не сделают, – с усилием произнес Келлард. – Они дружелюбные, веселые, любопытные. Не двигайтесь.
И вот уже все пять огненных вихрей кружили вокруг них, бросаясь вперед и отскакивая, и вновь приближаясь, чтобы коснуться их теплозащитной брони пытливыми щупальцами живой энергии, живого света.
Хофрич сказал странным, неестественным голосом:
– У меня... что-то... в мозгу...
– Не бойтесь, – сказал Келлард. – Они любопытны. Они хотят понять, что мы такое, как мы мыслим. И они могут погрузиться в наш разум... – И вдруг добавил в последней вспышке угасающего гнева: – Вы хотели знать. Теперь вы знаете.
Больше он не успел сказать ничего, потому что ощутил удар, как и в тот первый раз, когда чужой разум входил в его мозг, исследуя все его мысли и воспоминания.
Любопытны – да. Словно дети, которые нашли странных, неуклюжих зверьков и хотят узнать, живые ли они. И когда их разум вошел в разум Келларда, все слилось воедино, и Келларда вновь охватил головокружительный вихрь воспоминаний и чувств, которые не были его собственными, которые его более грубая материальная сущность не могла полностью воспринять.
Но это полупонимание ошеломляло. Он уже не был Хью Келлардом, человеком из плоти и крови, рожденным на погребенной под атмосферой, тяжелой планете, которая называлась Земля.