— Черт подери!

Именно так была убита Ясмин Гаврилова. Александр Гаврилов, ее муж, задушил несчастную шнурком от собственных ботинок, дабы избавить от страданий.

— Ее задушили, а потом втиснули в дыру, — вмешался старлей. Видимо, ему очень хотелось поучаствовать в расследовании подобного масштаба. — Я тут все на телефон сфоткал…

— Показывай!

Не-ет, конечно, это выглядело совсем по-иному. Из дыры в стене — гораздо меньшего размера, нежели в прошлый раз, примерно полметра диаметром была видна пышная Манина грудь. Еще одна фотография, уже с гораздо более близкого расстояния — Маня была втиснута в стенную каверну, точно в гробницу — в разорванной одежде, растрепанная, с закушенным синим языком. Голубые глаза были выпучены так, словно вот-вот выпадут из орбит.

— Жуть какая, — пробормотал майор.

— Жуть, — согласился старлей. На этой жизнерадостной ноте они поднялись из гаража на первый этаж, в гостиную.

— Кто-то меня преследует, — господин Грушин развалился на диване цвета топленого молока — том самым, на котором Маня не так давно поила майора кофе. Нынче кофе его никто не угостил. Даже сесть не предложили. Хозяин дома вяло моргал водянистыми глазами и сокрушенно мотал лысоватой головой. — Кто-то меня преследует, — повторял он как заведенный.

— Кто бы это мог быть? — Глинский решил, что должность вполне позволяет ему устроиться в кресле напротив.

— Не понимаю вашего сарказма! — возмутился Грушин. — Это же совершенно очевидно! Сначала мне подсунули два трупа, а теперь задушили жену! Бедная, бедная моя Машенька!

— Вы кого-нибудь подозреваете? — дежурно поинтересовался майор.

— Врагов у меня много, — чиновник оттянул воротник рубашки, будто ему было трудно дышать. — А уж недоброжелателей — имя им — легион…

— Но при чем тут ваша жена?.. — пробормотал майор, но чиновник его услышал:

— Да ты что, майор? — взвизгнул он, — Все знают, как я любил Машеньку! Я раздавлен! Я уничтожен!..

— Но, насколько я понимаю, ваш дом ограбили, — примирительно заявил Глинский. — Есть ли повод говорить о политических интригах?

— Да разве ж это ограбили?! — воскликнул Грушин. — Дешевые цацки и месячная зарплата прислуги! Идите за мной!

Он подскочил, и, сделав приглашающий жест, проследовал в соседнюю комнату, оказавшуюся кабинетом — с мебелью красного дерева, тяжелыми гобеленовыми портьерами и бронзовыми светильниками. На стенах — небольшие темные картины в золоченых массивных багетах — очевидно, старых мастеров. Грушин снял одну из них. Глинский успел заметить нимфу в прозрачных одеждах на берегу вечернего озера. За нимфой прятался сейф.

Чиновник набрал комбинацию цифр, замок щелкнул, и дверца распахнулась. В глубине сейфа профессиональный взгляд Виктора успел зацепить папки с документами, несколько пачек банкнот ярко розового цвета. Тем не менее, Грушин вытащил из сейфа только большую деревянную шкатулку. Поставил ее на письменный стол и открыл: она оказалась заполнена бархатными футлярами. Он начал открывать их один за другим — от сверкания бриллиантов у Виктора зарябило в глазах: — Вот, майор, вот… Это все мои подарки Машеньке. Вот это — драгоценности, а то, что сперли — это так… бижутерия.

— У вашей жены, кроме вас, есть наследники?

— Сестра, — кивнул чиновник. — Ольга.

«Да, Оленька… Я бы хотела приехать, но не смогу, мой хороший… Никак не получится… Тут такое несчастье…» Виктор вспомнил, как Маня шепталась по телефону, когда он спустился из спальни с разложившимися трупами в стене, и как быстро она прекратила разговор.

— Где она живет?

— Понятия не имею. Я категорически запрещал Машеньке общаться с ее жалкой родственницей.

— Жалкой?

— Нищей.

— Она — бомж?

— Да вы что?! Я бы в жизни не женился на Машеньке, будь это так. Она просто… просто… просто никто.

— Что значит — никто?

— Никто — это значит, никто! Инвалид, по-моему.

— Ну, инвалид — не проститутка, не воровка, — трезво заметил Виктор.

Грушин отмахнулся раздраженно: — Это принципиально? Все равно, ваш вопрос не относится к делу — все ценности приобретены на мое имя. Так что наследства после Машеньки — пшик! — он щелкнул пальцами.

— Мне нужен адрес ее сестры, — Глинский вытащил блокнот.

— У меня его нет, — отозвался Грушин высокомерно.

— Где ее мобильный телефон? — спросил Виктор.

Грушин, не удостоив его ответом, позвонил в серебряный колокольчик, и мгновенно на пороге выросла горничная — пожилая женщина с суровым лицом — более похожая на классную даму, нежели на прислугу.

— Августа Яковлевна, — обратился к ней Грушин. — Где телефон Марии Павловны?

— Следователь забрал, — ни на мгновение не задумавшись, ответила горничная.

— Я могу побеседовать с людьми, которые у вас работают? — спросил Виктор, когда за горничной закрылась дверь.

— Разумеется, вся прислуга ответит на ваши вопросы.

— Почему вы уволили весь штат после… ну, после того, как в вашей спальне нашли убитых?

— Несколько раз я заставал их шушукающими на эту тему, — злым голосом ответил Грушин. — Это неприятно. Счел за благо уволить всех — дабы никому не обидно было.

— Мария Павловна не возражала?

— С чего бы ей возражать? Какая ей разница, кто подает ей кофе в постель? — скривился Грушин.

… — Спала до двенадцати, потом наводила красоту и уезжала по делам, — поджав губы, процедила горничная.

— По каким именно?

— Да откуда же мне знать?.. По магазинам, по клубам. Мне не докладывала.

— Она хорошо к вам относилась?

— А с чего бы это ей ко мне плохо относится?.. Я исполняю мои обязанности идеально.

— Не сомневаюсь, — мило улыбнулся Глинский. — И все же?..

— Мария Павловна ко всем хорошо относилась, — наконец, мышцы лица Августы Яковлевны отпустила судорога, и она чуть улыбнулась. — До идиотизма.

— Вот значит, как, — задумался Виктор. — А сестру ее вы когда-нибудь видели?

— Я даже не знала, что у нее есть сестра, — удивилась горничная. — Сюда она не приходила. Вадим Иванович терпеть не может посторонних в доме.

— Ничего подозрительного за последнее время в доме не происходило? Ссоры, конфликты?

— Конфликты — с кем? — горничная нахмурилась.

— Например, между супругами, — пояснил майор спокойно. Выражение лица женщины стало ледяным: — Вы на что намекаете?

— Я ни на что не намекаю. Я задал конкретный вопрос — между супругами происходили ссоры?

— Нет! — отрезала она. — Ничего подобного никогда не слышала и не видела.

«Пять отрицаний в одном ответе, — машинально подумал майор. — Однако, как категорично».

Беседа с дворецким оказалась такой же бесплодной — тот ничего не слышал, ничего не видел, да и говорить тоже особого желания не имел. А вот водитель, помявшись, признался, что чаще возил хозяйку вовсе не по клубам и стилистам, а по одному и тому же адресу в Южном Тушино, в убогую хрущобу на Химкинском бульваре. Он всегда ждал ее в машине, а она никогда дольше полутора часов там не задерживалась. Выходила и садилась в «Мерседес» грустная, иногда со слезами на глазах…

Чуть позже, пробив номер, по которому Маня звонила чаще всего, Виктор выяснил, что в клоповнике проживала Топильская Ольга Павловна, 1992 года рождения, прикованная к инвалидной коляске — родная сестра Марии Павловны Грушиной.

… — Ольга Павловна? — Глинский зашел в квартиру. Это и квартирой трудно было назвать — клетушка метров шестнадцать, включая туалет и кухню. Бледная, почти прозрачная девушка в инвалидной коляске с трудом разворачивалась в крошечной комнате, в которой из мебели помещались лишь узкая кровать, компьютерный стол и стенной шкаф. Напротив кровати висел небольшой плазменный телевизор — не из дорогих.

— У меня плохие новости, — майор старался не смотреть на девушку.

— Что-то с Маняшей? — голос ее дрогнул.

— Откуда вы знаете? — нахмурился майор.

— Она умерла? — майор, чуть помедлив, кивнул.

Ольга закрыла лицо ладонями и плечи ее затряслись: — Я чувствовала, что-то должно случиться.