Джуд пригладил волосы.
— Так вот почему ты приехала сюда на лето?
Я кивнула.
— Да. Мне становилось тошно от мысли, что нужно провести отпуск с мамой и притворяться, что все прекрасно. Так что я стала искать другое место, и вот я здесь.
Джуд остановил машину на подъездной дорожке. Я согнулась пополам, пряча лицо в ладонях. Одна часть меня не верила, что я осмелилась рассказать обо всем Джуду, пусть он знал и не всю правду.
— Прости, — глухо сказала я. — Я просто потеряна, и это жалко.
— Нет, не жалко, — ответил Джуд, гладя меня по голове. — Ты просто живой человек. Каждому есть, что скрывать.
Я выпрямилась и посмотрела на него.
— И что скрываешь ты?
Он долго смотрел на дерево за лобовым стеклом. С ветки свисала желтая футболка с надписью «Девчонки без ума от меня». Джуд судорожно сглотнул.
— Я не могу смириться со смертью своего брата, — произнес он, наконец. — Хоть и знаю, что давно пора.
— А может быть, нет? — спросила я. — Может, ты еще не готов?
Он отрицательно покачал головой.
— Прошло десять месяцев. Пора. Я знаю, что пора. Но я просто не могу… — Джуд глубоко вздохнул. — Ты все еще хочешь узнать, зачем эти рубашки висят на дереве?
Я кивнула.
— Это рубашки Лиама, — сказал Джуд. — Прежде чем уйти, он повесил свою любимую рубашку на дерево. Он сказал, что хочет, чтобы всякий раз, когда я выхожу из дома, я видел, что он приглядывает за мной. Он взял с меня обещание не снимать рубашку, пока он не вернется домой и сам ее не снимет.
Джуд с силой провел ладонями по лицу.
— Вот почему я продолжаю вешать их, — произнес он хриплым голосом. — Уже полтора года, каждый день, я вешаю на это дерево его рубашки. Даже после того, как в наш дом пришли ребята в форме и сообщили о его смерти, я все еще держу слово и вешаю их на чертово дерево. Вот только он свое слово не сдержал.
Я положила голову ему на плечо, чувствуя, как он дрожит. Его рука была теплой, когда я взяла ее, сокращая пространство между нами.
— Иногда я злюсь так, что забираюсь на гору и ору на него. Он обещал вернуться, и сейчас я не знаю, что мне без него делать. Я даже покрасить свой пикап не могу, потому что мы собирались сделать это вместе после его возвращения. Я все еще живу моментом его ухода и не знаю, как заставить себя двигаться дальше. Все наши планы, все, что мы собирались сделать вместе — все потеряно. Я собирался пойти в армию, как и он, чтобы поднакопить на колледж, но сейчас в этом нет никакого смысла.
Мимо нас проезжали машины. Прямо как в жизни, идущей вперед даже, если ты не можешь.
— Кто-то сказал, что быть свободным значит быть тем, кем ты хочешь, а не тем, кем тебя считают, — сказала я. — Это нормально, горевать по брату. И злиться на него тоже нормально. Но при этом ты все еще жив и важен.
Он повернул ко мне голову. Наши носы почти соприкоснулись.
— Ты единственный человек, кроме моего брата, кто говорит так, — произнес Джуд.
Я улыбнулась.
— Не припомню, чтобы кто-то когда-то говорил мне что-то подобное.
Он протянул руку и провел пальцем по моему подбородку.
— Ты — не твои родители и тебе нечего стыдиться. Их поступки — не твоя забота.
— Порой кажется, что вся моя жизнь обман. Все, что, как люди думают, знают обо мне, неправда. Иногда я и сама не уверена, что знаю себя.
— А я знаю эту девушку, сидящую рядом, — сказал Джуд. — И она важна.
Его теплые мягкие губы лишь мельком коснулись моего носа, вызывая во всем теле приятное покалывание. Затем они сместились к щеке, оттуда — к подбородку и, наконец, слились с моими губами в страстном поцелуе. Я обвила его руками за шею, он прижал меня к себе за талию.
Я не могла думать, не могла даже вздохнуть. Никогда прежде я не испытывала такого влечения и такой потребности быть как можно ближе к кому-то. Мне хотелось остаться в этом моменте вечно. Только мы вдвоем во всем мире. А все остальное — ничего не значащая ерунда. И только мы с ним настоящие.
Тяжело дыша, Джуд медленно отстранился от меня и спросил:
— Хочешь зайти в дом?