— Из детдома возьму, — рыком, отворачиваясь.

— Ага. Легко сказать, да тяжело сделать. Не каждый сможет вынести эту ношу до конца и достойно. Вань, — отдернула меня за локоть — не поддаюсь, — если сомневаешься — не делай. Молю тебя, не делай. Ведь потом все осознаешь до конца, а будет уже поздно… Не простишь себе никогда. Поверь! Не делай. Ребенок не должен платить за грехи отцов. Он не виноват… и не заслужил, чтоб его убили. Ручки, ножки заживо оторвали.

Поежилась я от ужаса. В страхе уставилась на нее:

— У меня еще маленький срок.

— И что? — грубо. — А сердечко его уже бьется. Он там, — коснулась вдруг моего живота, — живой. Понимаешь? Прошляпили? Прошляпили. Бог дал — дал. И нечего идти против судьбы. Смирись — и подари ему счастье. Ты мать — и это в твоих силах. Подари ему жизнь. Ведь у него… кроме тебя, способного на это, никого нет. Ты единственная, кто ему сейчас нужен. А он — нужен тебе. Иначе бы… не сомневалась. Не сидела бы здесь со мной и не лила слезы.

Не смогла. Я не смогла.

Едва открыла дверь, как с порога… встречающему меня, вновь разозленному моим отсутствием, мужу:

— Я беременна.

Сказать, что Леня сильно вдохновился, переменился — соврать.

Конечно, он стал мягче, да и близость… стала, что ли, более учтивой, аккуратной, в остальном… еще не раз мне пришлось убеждать, что я тогда соврала… и до него, как и ныне, у меня никого, кроме него, мужа, нет и не было. И этот ребенок исключительно от него.

А после… и вовсе гинеколог объявил мораторий на интимную жизнь, основываясь на возможной угрозе выкидыша. Недели затишья. Недели счастья.

А Лёня… Лёня мне даже цветы стал порой дарить. Отчего еще страшнее становилось.

Знакомы, вроде, давно, живем вместе не первый месяц — а человека этого вообще не знаю. Что он захочет в следующий миг (убить или просто обнять) — даже близко не предполагаю.

Наверно, я первая жена, которая так отчаянно мечтала, чтоб у мужа появилась любовница. Чтоб он к ней шел за близостью и ласками, а не ко мне. Чтобы от нее требовал все то, что должна отдавать жена в кровати. Накормить, помыть, постирать — что угодно. Я буду твоей служанкой. Но только… не постель.

Врала. Нещадно всем и вся врала, что живот внизу тянет, болит, что токсикоз шквалом, да и давление помогало, а потому почти сразу на сохранение положили. Хотя… Лене все же досталось несколько «лакомых» ночей. А уж как ластился, сколько нежности и заботы проявлял! Будто до чего-то сверх хрупкого и сверх вожделенного добрался. Как никогда. Что даже я сама не выдержала и разревелась от взрыва чувств, от оксюморона прошлого и настоящего.

— Малышка, ты чего? Котенок, не плачь! Ну хочешь… не сегодня? Устала, да?

Тошнота тотчас подступила к горлу.

Удушить хотелось. Его. Себя. Всех на свете. Сколько лжи и притворства. Ведь задень его хоть пальцем, поступи неправильно, прояви лишнюю, неверную эмоцию — и получу сполна.

Демон, который не мог вот так раствориться. Пропасть. Он есть. Он здесь. И я его чувствую.

Но время стирает границы… и память. Плохое забывается, хотя внутренне напряжение так и не смогло меня навсегда покинуть.

Родила.

Лучшая клиника. Лучшие врачи. Поддержка любящего мужа — и родила… мальчика.

Так или иначе… я смирилась.

Алена была права. Когда родился малыш, всё остальное просто отошло на задний план. Все эти предрассудки, паника, глупые надежды и мечты. Всё кануло в Лету.

Я нужна этой крохе, и никого больше нет у него помимо меня. И я все сделаю, чтобы он был счастлив. Даже если цена тому — моя собственная жизнь, судьба.

Прошла и паника, гнев, ненависть к Лене. Безропотность и здесь поселилась. Он старался быть заботливым, внимательным мужем, добытчиком, защитником семьи — а я… хорошей хозяйкой в доме и покорной женой. Даже постель перестала быть для меня адом.

Со всем смирилась. Приходила ночь — и я выполняла то, что обязана выполнять любая жена. Долг. Самый что не есть… супружеский долг. И временами это даже приносило мне удовольствие.

Аннет. Еще одна мудрая советчица, женщина в моей судьбе. Хотя, наверно, ее метод я и сама интуитивно знала… (тогда еще, на даче, когда со Шмелевым решилась: выпивка выпивкой, но все же происходящее осознавала и было действительно добровольно, хоть и в пылу гнева, обиды, боли). Но… тем не менее… совести, наглости мне не хватало, видимо, на такое самостоятельно решиться. А тут — с чужой подачи, как некое добро… на возможность сохранить мир в семье, равновесие в себе… и силы не сойти с ума, существовать и дальше.

Со вторым ребенком пока решили повременить, дабы сначала этого до ума довести. Пусть чуть старше станет, тогда и о прибавлении подумаем. Леня подумает. Так что таблетки противозачаточные отныне пила с позволения, не таясь.

Отныне и навсегда я стала Ванессой Серебровой. Я нашла в себе смирение и приняла свою судьбу. Долг есть долг. И его надо отдавать. Будь это перед отцом, мужем… или сыном.

С родителями я больше не общалась. В принципе, как и вообще ни с кем другим: ни подруг, ни друзей. Всё свое внимание уделяла семье и домашним хлопотам.

Свекровь и свекор хорошие мне достались. И пусть и слова доброго от них не дождешься, зато и злым не баловали. Сын взрослый, а потому и нос свой даже не показывали… За что без меры благодарна.

Внука видели строго по праздникам, и то… в основном его сам Леня к ним возил на сей светский раут (дабы побыть без тотального контроля молодой, перепуганной мамочки). И не то, чтоб недолюбливали меня или Малого. Нет. Просто люди такие, да и у них дел по горло. Настоящий выходной, по сути, выпадал исключительно на все те же праздники. Праздник становился праздником, и я могла хоть немного передохнуть.

Так что… никаких претензий: у них — ко мне, а у меня — к ним.

Позже, не знаю, с чьей доброй подсказки, или сам догадался, нашел временную нянечку (от постоянных услуг отказались — не любит Леня чужих людей в доме — и в этом мы с ним едины). Так что немного, а смогла хоть иногда разгружаться или выкручиваться из сложных ситуаций.

Сын подрос, и вот уже недавно мы отпраздновали два годика. Увы, пришлось всем вместе собраться: с настоятельной просьбы мужа позвали даже моего отца, мать и Аннет. Были и его родители.

Тот еще личный ад для меня.

После всего… как бы ни странно звучало, только на Аннет спокойно и могла смотреть. И то, потому что на нее мне было глубоко плевать.

Отпраздновали, поставили галочку — и на том спасибо. Ребенок счастлив, а что еще любящей матери нужно?

Да только это было лишь начало. Начало перемен.

Леня взялся меня таскать с собой на свои корпоративы… и дружеские посиделки. Нет, не всегда, но как для меня, затворника, довольно часто.

Нашлось место в моей жизни и даже новым друзьям. Для меня — новым.

Матросов «Жорик». Тот самый, что радетельным Свидетелем на нашей свадьбе был, и у которого не раз оставался после пьянок ночевать мой муженек.

Отныне и меня приобщили к этому обществу, всучив новые обязанности, в том числе мило улыбаться тем, кто искренне раздражал.

— Нашел бы он уже себе постоянную как-нибудь девушку, вон сколько нормальных ходит! — гневно выпалила я, стоя у зеркала, прихорашиваясь на очередной такой «развеселый» поход.

Странный хохот в ответ, отчего тотчас выглянула я из гардеробной, уставилась на мужа:

— Что? — округлила очи.

— Ты как в воду глядишь, — ядовитая ухмылка.

— Да ладно? — не сдержалась от язвы и я. — Определился-таки?

— Ну, — пожал плечами, застегивая запонки на рукавах, — до свадьбы явно далеко, за нее слово никто не вписывал, — игнорирую (старая, дурная тема, которой уже меня не проймешь). — А так… да. Любо-оф-ф там страшная.