— Эй, ты чего? — заржал пристыжено, сгорая от удивления, замешательства, "Рожа".

— Да ты прав, — ретиво прячу от позора очи. — Как бы еще в милицию она не позвонила.

Задергалась я у своих пакетов (что все еще были под скамьей).

— Вань, че случилось? — насторожено прошептал Федор, присел рядом на корточки.

— Да всё хорошо, — невольно тараторю, вновь сдавая себя сполна. Силой заставляю взглянуть ему в глаза. Замираю, словно перед расстрелом. Не вру (и вру): — Поздно уже, действительно. Мне домой пора. Проведешь? — выстрел. Мой… кроя правду, истинные чувства… али подыгрывая им.

— Ну да, конечно, — кивнул головой.

Отобрал поклажу у меня, встал. Помог и мне выровняться на своих двоих.

— Эй, а вы куда? — обиженное "Гриба". — Рожа, ты куда?

— Да проведу Малую… и обратно. Сейчас буду.

— На тебя бадяжить? — многозначительное.

Скривился раздраженно:

— Ты же знаешь, я не по этой части.

— Ну, мало ли… А ты, Глеб? — крикнул уже другому, вперив в него взгляд.

И вновь провел до квартиры…

Полумрак. Тусклый, медовый свет лениво сочился, прокрадывался с первого этажа, отчего едва ли можно было хорошо разглядеть лицо своего собеседника.

— Ну, чего замерла? — ухмыляется добро Федя. — Звони, — кивнул на дверь.

Еще мгновения сражения с самой собой… с неловкостью — и поддалась. Шаг ближе, очередной, косой, беглый взгляд на своего «кавалера», и зажала кнопку звонка.

Жуткие, убийственные секунды тишины — и послышался шорох за дверью. Сжалось болезненно сердце. Запекла обида в горле.

Конец. Конец всему…

Живо оборачиваюсь. Протянула руки к Рогожину, желая забрать поклажу:

— Спасибо тебе огромное за все. За помощь.

— Да было бы за что, — ухмыльнулся.

Резкое движение — и поддался, передал пакеты.

Щелкнул замок, лениво отворилась дверь.

Испуганно обернулась. Сгорая от стыда, тотчас уставилась на маму:

— Прости, я ключи, наверно, потеряла…

Шаг за порог. Обернулась, последний раз коснуться взглядом Его глаз — а там… и след простыл. Ушел, пропал мой Рогожин… оставив по себе лишь воспоминания.

Неделю! Господи, НЕДЕЛЮ!

…Уже неделю, как придумываю себе неотложные дела, которые припекает именно вечером, причем срочно, делать: то оплатить за свет забыла (вдруг еще работает касса), то соседка просила помочь с клумбой во дворе (а она просила, а вернее, я навязалась), то продукты кое-какие докупить (но не на рынке, а в «круглосуточном», что в высотке, и путь в который через Их двор). И — ничего. Сколько я бы не выглядывала, не высматривала Его там, в беседке за столиком, но не было. Не было Феди. Уйма (с того вечера) знакомых лиц, и даже его сестра, Вероника, если не путаю, но… не Его самого.

Нет и точка.

А я глупая, тогда так закрутилась, мыслями своими задурманилась, что вовсе забыла ему его спортивную куртку вернуть.

Хотя… чего кривить душой? Я, конечно, безумно рада, что зато у меня теперь есть повод к ним, к Нему подойти… Но и неудобно уже даже.

Наверняка заметили, что, как идиотка, всё бегаю мимо них и взгляды метаю.

Стыдно до ужаса. И потом, вдруг он вообще рассорился или куда переехал? Что, мне вовек хранить его одежину?

Да и я бы с радостью… но…

…неудобно как-то.

Решаюсь.

Шумный, глубокий вдох — и сегодня вместо «ночника», иду прямиком к Ним.

И опять узнаю среди толпы Его родственницу.

Прячу себе под ноги от смущения взгляд. Иду, едва ли не напролом.

Еще мгновение жути, отчаянной храбрости — и замираю за спинами ребят:

— Привет, н-народ, — заикаясь, несмело шепчу.

Взгляд по лицам, в тщетный раз выискивая «заветное». А потому смиряюсь с тем, что есть — шаг ближе к Нике:

— П-привет, — робко протягиваю ей Его олимпийку (а сердце так и обливается кровью, расставаясь с самым ценным, что когда-либо было в моей жизни). — Я тогда забыла вернуть. Не могла бы передать?

Еще одна волна хохота — и наконец-то успокаивается «Рогожина». Стихает и вся толпа.

— О, Малая! Привет! — только сейчас и заметила та меня. Вперилась взглядом.

— Опа! Ваня! — неожиданно чье-то мужское (но явно не Феди голос, нет той странной, такой влекущей интонации, манеры в звуке, бархата, а потому и не ищу взглядом). Наоборот — усерднее прячу очи.

— А мы думали, ты уже нас забыла. Вон — всё бегала тут, а не заходила, не здоровалась, — еще чье-то… чужое, колкое.

Смущенно, криво улыбаюсь. Пытаюсь игнорировать.

В глаза Нике — усмехается, молчит.

— П-передашь? — тычу в ее сторону.

— Передам, — сдержанно рассмеялась, пожав плечами. Забрала. Вдруг проворное движение — и забросила себе на плечи. — Шикарный подгон. Как раз замерзать стала, — гогочет. Вторят ей и остальные ребята. Немного помолчав, вдруг продолжила: — Но серьезно, — взор мне в очи, — че ты к нам не заходишь? Обидели, что ли?

— Д-да нет, — отчаянно, невольным визгом вышло. — Я просто… — жутко вдруг стало, тихо вокруг. Замерли даже хохотуньи. Дрожь прошлась по всему телу. Казалось, сейчас разрыдаюсь от перенапряжения, от волнения. Взор около, но в момент осеклась. На Нику, а затем и вовсе уставилась в землю. — Неудобно как-то… навязываться.

— Шутишь, что ли? — рассмеялась вновь Вероника. — Не глупи. Наш столик — ваш столик. Всегда рады общению. Так что… будет время и желание — заходи.

— Спасибо, — щеки мои уже заживо съедал огонь стыда. — Как-нибудь потом… — сама еще не знаю, вру или нет: хочу, очень хочу, но хватит ли вновь храбрости? — Ладно, — нервически сглотнула скопившуюся слюну. — Сейчас мне бежать надо, — прячу глаза от неловкости. Задыхаюсь от давления столь жуткого, просто убийственного, пристального внимания целой толпы малознакомых людей. — Я как-нибудь потом… Может, завтра.

— Хорошо, ждем завтра.

— До свидания. До встречи, — на автомате; тараторю.

Резкий разворот — и, едва ли не срываясь на бег, спешно подалась, пошагала в сторону высотки, невольно заплетаясь в собственных ногах…

Обратно — даже крюк учудила, лишь бы больше… с ними не встречаться взглядами.

Не сегодня.

Хватит с меня уже позора. И отчаянной храбрости.

Отдала — и хорошо.

Если больше и не решусь подойти к ним — то, по крайней мере, ничего не должна уже.

Не смогла. Не выдержала. Уступила глупому интересу, а вернее, жажде… вновь оказаться в Их компании.

Да что там?

Его… не знаю как так, почему… но всё готова была отдать, лишь бы вновь очутиться с Ним рядом. Ощутить его тепло, запах. Окунуться в Его… заботу.

А потому, на часах и шести еще не было, переделав всё необходимое по хозяйству (чтоб хоть как-то оттянуть время), тотчас кинулась на улицу. В пресловутый двор.

А там… почти никого и не оказалось: так только — трое девчонок да двое парней. И это в пятницу-то!

— Всем привет, — скривилась я от неловкости (ведь даже не знала, как их зовут; а девушек — так и в лицо не признала).

— Привет, — растеряно те наперебой.

Мнусь, вновь сгорая от стыда.

Вот же я дура!

— А Ники не было?

— Ники? — удивилась одна из барышень.

— Ну, Некита…

(Не про Федора же в лоб расспрашивать!)

— А, Рожиной?! Да она позже обычно вылазит.

— Да вон, идет! — махнул вдруг мне за спину молодой человек.

Резко обернулась. Благодарная улыбка ей навстречу:

— Привет, — неуверенно.

— О, б**! — завалилась та с грохотом на скамью. Шумный выдох. Бесцельный взор около. — Ну и жарень! Думала, сдохну сегодня. В городе с матушкой и Малой были. Видите ли, — паясничая, — нам на первое сентября уже надо срочно купить блузки с юбками! Мать тв*ю! Как меня всё это вымораживает! Какие, нафиг, юбки? Мне — и юбка! Но… зато кроссы еще купили. Мне и Роже. Зацените! — резвое движение — и закинула ногу на лавку. — Там еще и пищащие были, но я так и не уговорила для Федьки их купить. Вот ржака была бы! Сколько мата! Я бы точно там живот порвала, особенно, пока он бы выковыривал эту пищалку из них.