Осторожно беру, чтоб не разлить, да и не обжечься.

Скривилась.

— Даже уже не знаю теперь, стоит ли тебя во все это впутывать.

— Да ладно, что уж там? — улыбнулся. — Перегорело уже… почти. Не зря же сознался. По началу было тяжело, особенно когда рядом была… а теперь, теперь — проще. Не моя. Да и вообще, уже — чужая… Без обид, — улыбнулся.

Киваю головой.

— Это правильно. Я рада. Честно, рада.

— Ну так, — подначивает, кивает головой, — что за дело? Проблемы какие?

Вновь киваю головой, виновато поджав губы. Болезненно смеюсь.

— Нет, не проблемы. Хотя…. вероятно, я как раз таки за тем, чтобы их… создать.

Удивленно вздернул бровями.

— В смысле?

Еще один вдох — и выстрел (рикошетом по обоим нашим сердцам):

— Клёмин.

Закивал головой, печально рассмеялся.

— Должен был догадаться.

И вновь поджимаю губы, стыдливо прячу взгляд.

— Что ты хотела?

Глаза в глаза.

Долгая, немая пауза, борясь с чередой сомнений.

— Я хочу снова с ним встретиться.

— А телефон?

Качаю отрицательно головой.

— Не вариант.

Скривился.

— Ну, ясно…. если что разузнаю, то сообщу. Номер прежний?

— Угу… только…

— Что?

— Не говори ему…. ничего: ни что приехала, ни что искала, ни что с тобой виделась. Хорошо?

Удивленно вскинул брови, но смолчал, не прокомментировал.

— Хорошо.

И снова родная больница. И снова под крылом у отца в нелюбимой (в каком-то смысле, как та поэзия) Терапии.

Неделя работы. Неделя ожидания.

И внезапно, вечером пятницы… долгожданный звонок от Колмыкина.

— Завтра, на Верхнем Озере в парке, Клёмин будет по каким-то делам. Ну, тачку ты его же уже знаешь, так что… не промахнешься, я думаю. Номер помнишь?

— Да, спасибо тебе большое.

— В обед, где-то, но раньше жди. Не знаю подробностей, да и, вообще, ну ты поняла…

Смеемся.

— Спасибо тебе за все.

— Пока.

— Прощай.

Было обидно осознавать полную картину последствий, а именно — как мы с Клёминым, из-за своих разногласий, испортили жизнь этому молодому парнишке. Хорошему… и доброму, как выяснилось.

Впредь, постараюсь все свои проблемы… и глупости решать без его участия. Чего терзать душу? Тем более того, кто так добр к тебе, даже не смотря на то, что ты… что я поступила с ним, как последняя сука.

Людно было, что, в принципе, как и всегда здесь. Безумно красивый парк. И насыщенный аттракционами для детей и подростков, и само дизайнерское оформление заслуживает отдельного внимания и похвалы, и домики, что на противоположной стороне вдоль берега — каждый норовил поразить своей уникальностью и вычурностью.

Приятное место, и веселое.

Пройтись от дальнего угла к площадке для скейтеров, стать на самом верху, облокотившись на перила. Отчетливо просматриваю рядом парковку, дальний фонтан, скамейки… и прочее. Идеальный, на все 360 градусов, угол обзора.

И снова пройтись туда-сюда, путая карты и не привлекая к себе лишнего внимания.

… и наконец-то припарковался на стоянке, как раз около круглой скамейки, черный "мерс" с знакомыми номерами.

Еще миг — и вышел. Родной силуэт, дорогое сердцу лицо…

Шумный, звонкий мой выдох, подавляя внутри себя боль и утихомиривая, успокаивая дрожащие струны души. Не сейчас. Нельзя… облажаться.

Живо броситься к лестнице — и на спуск. К авто.

Достать из сумки письмо (в чистом конверте) и засунуть, заткнуть за дворник.

Разворот — и украдкой помчала прочь, пока… не выкрыли.

Это была авантюра. Чистой воды глупая затея. НО… в сердце дрожала надежда — и я слепо шла, следовала за ней.

Взять у отца машину, и, не объяснив ничего толково, отправиться… в не менее пугающий путь, нежели нависшее надо мной неизвестное, сомнительное (после сегодняшних грядущих событий) будущее…

… и вновь Бальга.

И вновь отчаяние. И вновь… из точки рисуется запятая.

Поставишь авто сбоку от дома.

Пройтись внутрь помещения. Родного помещения…

Не знаю, порой начинает казаться, что этот дом — наша с Клёминым обитель, наша, а не чья-то чужая, кто жил здесь некогда, тогда еще, до полного опустошения и предательства человеком своего собственного творения. Причем, точно отражающая не только наши встречи, стычки, но и сами отношения в целом. Такие же подранные, замученные, старые и странные, невзрачные (стены), хранящие в себе нечто большее, нежели, как на первый взгляд может показаться, только кирпич, цемент и остатки отделки… В них история и потаенный смысл, в них печаль и радость, боль и счастье… В них суть — пока стоят руины, пока и история цела, пока на устах… пока и не забыта.

Сесть в угол, как тогда, в нашу последнюю встречу.

На доски, те же доски, только еще больше грязи налипло здесь.

Закрыть глаза и вспомнить его признания, слова… тот момент, когда всучил мне документы. Когда… вот так рядом… и, если бы не гордость, глупость и замешательство (желая не спешить, а переварить, все осознать, принять происходящее)…. схватила бы в свои объятия… и не отпустила. Никуда. И никогда…

А вдруг не приедет?

Или, что еще печальнее, не поймет от кого…

Черт, идиотка. И чего прямо не написать было?

Позвонить?

Черт, нет. Вот это уж точно нет.

И снова прокрутить в голове слова, застрявшие на бумаге в том конверте:

«И вновь я там, где всё начиналось. По-прежнему там. И я не могу поставить жирную точку… Просто, не могу… Пожалуйста, приезжай и спаси меня. Спаси опять.

Твой глупый… враг.»

Забиться в угол, поближе к балке, скрестить руки на груди, поджать под себя ноги — и прикрыть веки.

И вновь канул в небытие очередной битый, пустой час.

Никто не спешил ехать ко мне. Никто не торопился меня… спасать.

Взгляд на небо — солнце еще высоко, ни облачка… Доброе, старое лето…

Соскучилась я в Питере по этом буйстве красок дикой природы. Нежности тепла и ехидности знойного солнца. Аромата трав, пышности крон деревьев…

Встать, отряхнуться и выбраться, выйти из помещения на улицу. Оглядеться.

А впереди — лес, обступая, окутывая поляну заботливым пледом, пряча от всего мира, от цивилизации, что так охально бросила этот островок (некогда) людской жизни. Чей-то оплот, тыл, очаг… наверняка, великой, как раньше было повадно, семьи… Причем, не только русской. До сорок пятого — это был… дом совсем другого… общества, с другими традициями, говором, стилем жизни, однако… такими же ценностями (во многом) и надеждами… на светлое, доброе будущее.

И вдруг послышался странный шум. Обмерла я, пришпиленная страхом. И что делать? Уйти в дом? Или здесь ждать?

И что я ему скажу?

Черт.

А если это вовсе не он? А кто-то иной, мимо проезжающий или… еще какие ужасти. Это же Бальга. И, как показал мой… странный опыт, здесь можно повстречать кого угодно, и вляпаться во что угодно.

Но еще мгновения, и по протоптанной временем дороге прокатился черный автомобиль. Миг — и покорно замер.

На глаза наворачиваются слезы, а руки начинают лихорадочно дрожать, вторя коленкам.

Черт, и это я! Я, та, которая нагло врала бандитам, та, что не раз сражалась за свою и чужую жизнь, что стреляла в своего супостата (Кандыбу, пусть и зная, что не убью).

— Ну, привет.

Замер около меня. Боюсь даже сделать вдох. Жадно прикипела взглядом к глазам.

Внезапно ухмыльнулся, отчего тут же кольнуло в груди и испуганно сжались мышцы.

— Что? Так и будешь молчать? Или что?

Редко моргаю. Дрожу.

— Лин, — пошатнулся, отвернулся немного вбок. Взгляд куда-то вдаль. Кислая улыбка. — Ну, что опять за игра? Тебе самой не надоело? Или…, - вдруг последний момент среагировал на мой шаг ближе и обернулся.

Вместо тысячи глупых, пустых слов… тотчас кидаюсь ему на шею и нагло впиваюсь поцелуем в губы. Обмер в нерешимости и испуге.