А в довершение всего чуть ли не через полчаса после выхода газеты радиостанция "Национальная волна" передала какое-то смутное сообщение, перекликавшееся со статьей.

Мюнхаузен забеспокоился всерьез.

Еще через час начались звонки сверху. Руководители всех рангов теребили начальника отдела "Е", но он и сам пока еще не мог понять, откуда подул ветер. В полдень генерала пригласил к себе статс-секретарь. Мюнхаузен вернулся в сквернейшем настроении. Собрав руководящих сотрудников отдела, он рассказал, что получил хорошую взбучку: оказывается, статс-секретарь, едва успев проснуться, -подвергся телефонной атаке целого ряда общественных деятелей, включая даже нескольких депутатов.

Политические симпатии скандалистов не оставляли никаких сомнений: ветер дул со стороны Национальной партии Фатерланда. Никто в ведомстве не понимал, чего хотят фаци. Они намекали на какой-то таинственный документ, имеющий чрезвычайно важное научное и историческое значение.

Отдел "Е" охватила легкая паника. С другого этажа незаметно приполз слух о возможной отставке Мюнхаузена. Большинство сотрудников, бросив работу, сплетничало. Некоторые, наиболее нервные, принялись обзванивать влиятельных знакомых, на всякий случай подыскивая другую службу. Воспользовавшись обстановкой, беспечный лейтенант фон Наин и Лотта просидели в контине часа полтора вместо положенного на обед получаса.

Все встало на свои места, когда наконец к вечеру пришел запрос из суда. Судья Асманн сообщал об исчезновении из архива господина Икса приложения 13-В к тому четвертому. Придавая большое значение строгому соблюдению разъяснении Имперского суда о порядке хранения архивных документов и правилах выдачи их, а также опираясь на судебные прецеденты, имевшие место в 1867 и в 1903 годах, судья Асманн просил незамедлительно представить в его распоряжение указанное приложение 13-В к тому четвертому и сообщал о своем искреннем почтении.

Начальник контрразведки, узнав причину шумихи, позвонил председателю ФНП и ласково пожурил его за излишнюю горячность.

- Можно ли так пугать старых друзей! - Самый главный контрразведчик настороженно смеялся в телефонную трубку и свирепо сверлил глазами вытянувшегося перед ним Мюнхаузена. - Ну, разумеется, старина! Вопрос будет решен в течение часа.

Затем Мюнхаузен полчаса орал на лейтенанта фон Наина. Он не только орал, он даже топал ногами. В кабинете начальника отдела "Е" сверкали молнии. Но пахло во время этой грозы не озоном, а позорным увольнением: фон Наин в конце концов уразумел, насколько опасно раздражать фацистов.

Минуты за три до того, как Мюнхаузен в изнеможении перестал кричать, лейтенант, как ему показалось, придумал более или менее сносное оправдание.

- Куда ты девал этот дурацкий альбом?.. Эхо генеральского баса стихло, и фон Наин наконец получил возможность открыть рот.

- Мой генерал, каталог находится на экспертизе! - дребезжащим тенорком доложил он. - В нем оказался подозрительный Ван-Гог!..

Мюнхаузен озадаченно переглянулся с другими ответственными сотрудниками отдела "Е", собравшимися в его кабинете.

- Господа, я думаю, это самый уникальный болван, когда-либо служивший в контрразведке! - показав на фон Наина, торжественно объявил начальник отдела. - Ему следует поставить бронзовый памятник во дворе нашего ведомства!.. Затем он снова перешел на крик: - Чтоб через четверть часа каталог был на моем столе!..

Контрразведчик-неудачник не помнил, как добрался до дома очаровательной переводчицы. Нетерпеливо прыгая в старчески кряхтевшем лифте, он старался прогнать мрачное предчувствие: сейчас выяснится, что папаша Шмидт по рассеянности оставил этот проклятый альбом в трамвайном вагоне или в кафе...

Наконец лифт доплелся до шестого этажа, и юнец очутился перед дверью с потемневшей медной табличкой. Прежде чем нажать кнопку звонка, он помедлил секунду, набираясь мужества.

Дверь открыла Лотта.

- Я пропал, Лотхен! - захлебываясь, с порога выкрикнул фон Наин. - Ван-Гог - убийца! Прохвост он, этот Ван-Гог!

Девушка изумилась:

- Откуда вы узнали, что проиграли пари? И можно ли так огорчаться?

Рыжий лейтенант неожиданно всхлипнул, и юная любительница живописи вдруг его обняла и шепнула:

- Дурачок, пусть это и не Ван-Гог, все равно я тебя поцелую...

Профессор Шмидт сидел за своим столом. Перед ним белел плотный снежный лист бумаги, в правом верхнем углу которого аккуратным каллиграфическим почерком было написано: "Уважаемому господину фон Наину".

Старый художник терпеть не мог шариковых ручек, фломастеров и прочей современной чепухи. Он пользовался добротной деревянной ручкой с надежным, уютно поскрипывавшим пером. Обмакнув перо в чернильницу, представлявшую собой дырку в голове бронзового амура (французское литье середины XVIII века), профессор продолжал писать...

"Уважаемый господин, работы великого мастера являются подлинными сокровищами в кладовой мировой цивилизации. Поэтому мне весьма понятен Ваш искренний интерес к неизвестной картине Ван-Гога, с репродукцией которой Вы так любезно меня познакомили. Я бы и сам, обнаружив следы произведения Ван-Гога, о существовании которого дотоле не знали квалифицированные знатоки живописи..."

Что бы в этом случае предпринял папаша Шмидт, осталось невыясненным, так как с кончика пера сорвалась большая клякса. Недовольно заворчав, старик потянулся за новым листом. Но тут, услышав какие-то странные звуки, доносившиеся из коридора, он снова оторвался от письма господину фон Наину. Выглянув из комнаты, профессор не сразу сообразил, чем занята его дочь. Наконец, уяснив, что Лотта целуется с незнакомым рыжим парнем, профессор Шмидт схватился за дверной косяк.

- Лотта!

- Папа, это лейтенант фон Наин, который интересовался пейзажем Ван-Гога, как ни в чем не бывало объяснила девица. - Познакомься, пожалуйста.

Профессор знакомиться не стал.

- Передай лейтенанту фон Наину, которого ранее интересовал Ван-Гог, а теперь интересует моя дочь, - сухо объявил старик, - что порядочные люди, чтобы сорвать поцелуй глупой девчонки, не станут выдавать мазню фюрера третьей империи за творения великого мастера!

- Он ничего не выдавал! - попыталась вступиться Лотта.

Но папаша Шмидт, не слушая, раздраженно хлопнул дверью.

Обратный путь показался молодому контрразведчику значительно короче. К Мюнхаузену лейтенант вбежал в приподнятом настроении. После объятий Лотты плевать он хотел на весь отдел "Е" вместе с самим генералом.

- Что с вами, фон Наин? - Начальник отдела удив' ленно привстал.

- Ничего особенного, - объявил лейтенант и показал каталог. - Я был у своего эксперта и забрал, как вы приказали, этот альбомчик.

- Что же сказал ваш эксперт? - ехидно спросил генерал.

Он ожидал, что после его вопроса, насквозь пропитанного сарказмом, лейтенант заживо сгорит со стыда. Но фон Наин, так и не одолевший всех оттенков генеральского тона, бесхитростно принялся объяснять:

- Мой эксперт сказал, что любой дурак отличит мазню Адольфа Гитлера от произведений знаменитого Ван-Гога...

Лицо Мюнхаузена стало наливаться нездоровым фиолетовым цветом. Лейтенант замолчал, поняв, что опять что-то вышло некстати. Но было уже поздно.

- Вот что!.. Вот что, господин фон Наин! - шипел генерал, и сотрудники отдела, сгрудившиеся у стола, поспешно отводили глаза, стараясь не глядеть на своего начальника, которого, казалось, вот-вот хватит удар. - Несмотря на уважение, которое я питал к вашей семье!.. Ваш отзыв о работах фюрера!.. Человека, одно имя которого...

Не договорив, Мюнхаузен шумно втянул воздух и вдруг рявкнул так, что жалобно дрогнули стекла:

- Вон отсюда, щенок! Чтоб запаха твоего здесь не было!

Фон Наин вывалился за дверь. Мелкие чины, подслушивавшие в приемной, разбежались, как мыши. Такого давно не видывали молчаливые коридоры контрразведки!

Рыжий лейтенант не успел еще пройти и нескольких шагов, как Мюнхаузен выскочил вслед за ним.