- Антон Францевич! Миленький, родненький!.. - причитала Маша. - Жизни себя решить - грех-то какой!.. Все будет хорошо! Вот увидите.

- Манечка знает, что говорит… - лепетал испуганный Тихон.

- Успокойтесь, Антон Францевич! - кричал Родик. - Немедленно успокойтесь!..

- Хорошо, - вдруг сказал Герстнер, лежа в руках Пиранделло. - Я останусь жить. Но пусть погибнет мой проект. Он никому не нужен.

Герстнер дрыгнул ногами и швырнул в воду чертежи и проект.

- Пиранделло! Держи Антона!!! - завопил Родик.

Одновременно в воздух взвились четыре тела, одновременно в воду шлепнулись Родик, Маша, Тихон и коза Фрося…

В апартаментах Герстнера на протянутых веревках сушилась мокрая одежда спасателей, чертежи, эскизы.

Завернувшись в скатерть, как в тунику, Маша проглаживала утюгом чью-то мокрую рубаху.

У жарко натопленной печи сушилась обувь, грелся голый Тихон в одной набедренной повязке. Его кремневый пистолет пеньковыми веревками был приторочен под левой подмышкой точно так же, как через полтораста лет станут носить оружие тайные агенты всего мира…

Коза Фрося, укутанная в армяк Пиранделло, лежала на узкой софе, что-то жевала, трясла мокрой бородой…

Босоногий Родик в халате на голое тело нервно расхаживал:

- Стыдно, Антон Францевич, и недостойно интеллигентного человека!.. Сегодня ваша жизнь и ваш проект уже принадлежат…

- Российской империи, - вставил дрожащий Зайцев.

- А ты вообще молчи! Не умеешь плавать - нечего в воду прыгать! - разозлился Родик.

- Все прыгнули - и я прыгнул, - виновато пробормотал Тихон.

- Вы талантливый инженер, Антон Францевич!..

- Очень плохо в России жить инженеру, - простонал Герстнер.

- Эх, Антон Францыч, - вздохнул Пиранделло. - А кому на Руси жить хорошо?

- Как ты сказал, Пиранделло? - удивился Родик.

- А чего я такого сказал?!.. Чуть что - сразу Пиранделло!..

- Я здесь совсем недавно, а уже заметил, что существование в России окружено такими стеснениями… - слабым голосом проговорил Герстнер.

- Что каждый лелеет тайную мечту уехать отсюда куда глаза глядят, - подхватил Родик. - И заметьте, Антон Францевич, дело вовсе не в политической свободе. а просто в личной независимости, в возможности свободного передвижения, в обычном выражении естественных человеческих чувств…

Зайцев в панике заткнул уши, закричал тоненько:

- Я этого не слышал, господа! Вы этого не говорили!..

- Ой, да не верещи ты, инакомыслящий! - поморщился Родик. - Будто на облаке живешь…

Маша поплевала на утюг:

- Родион Иваныч! Тихон!.. Золотце вы мое! Чем друг с дружкой собачиться - подумали бы, что дальше делать.

Тихон неуверенно почесал в затылке:

- Есть, конечно, один человек. Он и по нашему департаменту проходит, и с Алексан Христофорычем на короткой ноге. Он слово скажет - на всю Россию слышно. Но… Очень любит это самое… Тут не грех и сброситься…

Тихон подошел к столу, развязал нагрудный кожаный мешочек и вынул оттуда несколько смятых ассигнаций.

Герстнер пораженно приподнялся на постели. Тихон сказал:

- Вот. Все, что есть.

- Откуда это у тебя? - насторженно спросил Пиранделло.

- Премия, - с милой гордостью ответил Тихон.

- За что?! - вскричал Родик.

- За вас, - скромно улыбнулся тайный агент.

Герстнер потерял сознание и упал на подушки.

Следующим утром Родион Иванович вел под руку редактора и издателя «Северной пчелы» Фаддея Венедиктовича Булгарина.

- Ах, Фаддей Венедиктович! Вы же не только светоч российской словесности, но и рупор передовой общественной мысли…

- Вы мне льстите… Однако чем могу служить?

- Вы, конечно, наслышаны о проекте Герстнера?

- В общих чертах, - осторожно сказал Булгарин.

Родик достал из кармана конверт, протянул его Булгарину:

- Вот здесь письмо, объясняющее выгоды устроения железных дорог. Мы льстим себя надеждой, что если к этому наброску вы приложите хоть частицу своего тонкого ума и высокого таланта - эта штука станет посильнее, чем «Фауст» Гете!

- Вы, уважаемый Родион Иванович, не очень ясно представляете себе все тонкости издательского дела…

И тут Родик вложил в руку Феддея Венедиктовича пачечку денег:

- На нужды отечественной литературы, дорогой Фаддей Венедиктович. - Родик смотрел на Булгарина ясными, безгрешными глазами.

Они остановились у входа в редакцию «Северной пчелы».

- Надеюсь, завтра вы сможете уже прочесть статью, любезный Родион Иванович, - поклонился Булгарин и вошел в подъезд редакции.

Оставшись один, Родик в восторге от самого себя вдруг по-мальчишески подпрыгнул, сотворил в воздухе этакое коленце и умчался.

Войдя в свой кабинет, Булгарин увидел следующую картину: в кресле для посетителей, не по-русски раскованно, сидел чрезвычайно симпатичный, худенький и элегантный человечек с длинными вьющимися волосиками и ангельским лицом с большими голубыми глазами. Это был Иван Иванович.

В левой руке Иван Иванович держал дамскую дымящуюся пахитоску, а в правой - длинную сверкающую шпагу. Острие клинка упиралось в горло огромного швейцара Семена, пригвожденного к стене. Руки Семен держал на затылке.

- Что?.. Что такое?!.. - ошеломленно спросил Булгарин.

- Ну, что же ты, Семен? - очаровательно улыбнулся Иван Иванович. - Докладывай, шалун. Докладывай…

- К вам пришли, Фаддей Венедиктович… - сдавленно произнес Семен, боясь шелохнуться.

- Кто пришел? - игриво спросил Иван Иванович и пощекотал горло Семена клинком шпаги. - Проказник!..

- Господин Иванов… - в ужасе прохрипел Семен.

- Умница, - похвалил его Иван Иванович. - А теперь ступай на место, и пока я не выйду отсюда, к Фаддею Венедиктовичу никого не впускай. И убегать не вздумай - зарежу, как кролика.

Он убрал шпагу от горла Семена и сообщил ему начальную скорость легким уколом в зад. Семен пулей вылетел за дверь.

Иван Иванович положил на стол толстую пачку ассигнаций и вежливо указал клинком шпаги на редакторское кресло:

- Присаживайтесь, Фаддей Венедиктович. Садитесь, садитесь. У меня тут возникло к вам одно маленькое, ну буквально крохотное дельце…

В пригостиничном трактире Герстнер потрясал свежим номером «Северной пчелы» и кричал:

- Я его на дуэль вызову!..

- Нет! Это я его вызову на дуэль… - Родик вырвал газету у Герстнера. - «Светоч российской словесности…» Мать его за ногу! Извини, Машенька…

- Как же это он?.. - Пиранделло смял оловянную кружку в комок.

- «Как, как»! Взял деньги, чтобы написать статью за железные дороги, а написал против! - Родик бросил газету под стол.

- Не ожидал я от Фаддея Венедиктовича, - вздохнул Зайцев. - С ним сам Алесандр Христофорович на короткой ноге…

- Я б им обоим ноги из задницы выдернул… Извини, Манечка, - сказал Пиранделло.

- Федор! - вскричал Зайцев. - Я этого не слышал! Наш Александр Христофорыч…

- Ваш Александр Христофорович еще две недели тому назад обещал устроить мне аудиенцию у царя, - желчно проговорил Герстнер. - Где эта аудиенция?! - Герстнер выругался по-немецки и тут же галантно извинился: - Простите меня, Мария.

- Нужен прямой выход на самого царя! - решительно сказал Родик, но тут же сник и честно признался: - А как это сделать - ума не приложу…

- Но это-то проще всего! - воскликнула Маша и поднялась из-за стола.

- Чего же вы раньше-то молчали?! Эх, вы…

В Летнем саду на берегу пруда Николай в окружении фрейлин кормил лебедей. Каждая держала в руках кулек с кормом, и государь вот уже несколько раз подряд воспользовался услугами одной и той же фрейлины. Это было тут же замечено стоявшими наверху придворными:

- Поздравляю. Сегодня государь особенно благосклонен к вашей дочери… Я искренне рад за вас.

- Спасибо, мой друг! Ваше последнее повышение в чине благодаря очарованию вашей жены меня тоже очень радует!..

Вдруг все лебеди, как по команде, повернулись и поплыли к другому берегу. Царь растерянно посмотрел им вослед и увидел на противоположному берегу Машу. Лебеди подплыли к Маше, вытянули к ней шеи, что-то залопотали. Маша рассмеялась. Лебеди тоже…