– Сынок… — тем временем прошамкала бабуся. — Мне бы найти внучка… Петей его зовут. Хорошенький такой, посмотреть бы просто на него, а там пускай меня его сука-маманя выгоняет.

– Ладно, — поднялся седовласый эскулап, морщась и ощущая приближение привычной головной боли, которая мучила его каждый раз, когда рабочая смена подходила к концу и означала то, что надо собираться, вешать белый халат в шкаф, запирать кабинет и идти домой, — ладно, бабушка… Я сейчас быстренько просмотрю бумаги и найду вашего внука. Вам его домашний адрес надо, что ли?

– Адрес, адрес, — закивала головой старушка, — где он живет…

Седовласый вернулся к своему столу, подумал минуту и открыл один из его ящиков.

– Кажется, здесь, — пробормотал он, — вчера только мне приносили из архива… Фамилия, имя, отчество вашего внука? — обратился он к старушке.

– Не помню я, — прошамкала она, — Петей его зовут… Ему шесть годков только…

– Шестилетний Петя? — седовласый тоскливо посмотрел на посетительницу, чувствуя, как головная боль уже кольцами улеглась у него в голове, — я… как же я его… Ладно, сейчас посмотрю… Где у нас тут шестилетки?.. Петя, Петя… Ага! Вот!

– Не помню, — бормотала старушка, — склероз у меня… Старая я уже… Сколько годов мне — и то не помню. А если бы Петеньки моего фамилию помнила, в этот… в адресный стол пошла бы. А я не помню… Мне помирать уж скоро, а Петенька мой единственный родственник… Больше никого нету, хоть было бы кому квартиру свою оставить в наследство. Может, эта его сука-маманя похоронит меня по-человечески…

– Вот! — седовласый положил перед старушкой бумагу. — Базаров Петр Васильевич. Московская, двадцать девять, квартира пять. Посмотрите на фотографию — он? — Врач протянул старушке лист бумаги, в углу которого была приклеена плохая черно-белая фотография, запечатлевшая мальчика.

– Он, — вглядевшись, подтвердила старушка, — Васик… То есть — Петенька мой…

– Сейчас я вам запишу его адрес и… и все… — седовласый забегал карандашом по вырванной из еженедельника странице, — вот… возьмите.

– Спасибо, родной! — благодарно зашамкала старушка, пряча страницу с адресом куда-то под покрывавшее ее тело ветхое тряпье.

Седовласый подождал, пока старушка поднялась со стула, налил себе из графина стакан несвежей желтой воды. Посмотрел на часы… В этот момент скрипнула дверь, медленно приоткрываясь.

– Это… доктор, — проговорила просунувшаяся в образовавшееся отверстие обвязанная цветастым платком голова, — касатик мой… На прием к тебе можно?

"Еще одна! — обомлел седовласый. — Я сойду с ума! Какой прием в четыре часа утра? Кажется, мне делается нехорошо… Может быть, я и правда с ума сошел?"

– Можно, касатик? — прошамкала вторая старушка с порога.

– Нет, нет, нет, — поднялся ей навстречу врач, — сегодня приема не будет. Я… нездоров.

– И я тоже болею, — сообщила старушка и поправила платочек на голове, — мне совсем плохо… Касатик, у меня ведь ревматизм.

– Какой ревматизм?.. — с трудом вымолвил седовласый. — Это детская клиника… Частная клиника… Она строго охраняется. Откуда здесь эта старушка с ревматизмом? Одна старушка, две… А, может быть, там еще кто-то есть… за дверью?

– За мной очередь не занимайте! — обернувшись, крикнула старушка в коридор.

Седовласый почувствовал, что рассудок покидает его. Он тяжело опустился на стул и сжал руками виски. Какие-то тени зашныряли по углам скудно освещенного кабинета.

"Так вот, значит, как с ума сходят, — пронеслась в его голове шальная мысль. — Мамочки, не хочу… не дай бог… не дай господь сойти с ума… Как там — уж лучше посох и сума… о — На сегодня — все, — слабо проговорил седовласый, не ощущая ничего, кроме колыхавшейся в голове мутной боли, — приема нет…

"В отпуск мне надо, — подумал он еще, когда старушки покинули кабинет, — или на пенсию… Хотя нет. На пенсию еще рано…"

– Все-таки не понимаю, — проговорила Даша, шагая рядом со мной по совершенно пустынному коридору загородной клиники, — зачем тебе понадобился этот маскарад?

– Так, — я пожала плечами, — мне вдруг показалось, что тот… кто устроил все эти штуки с похищениями и тому подобное… внимательно следит за нами. За каждым нашим шагом. Понимаешь? Это как паутина, которой опутано все вокруг…

– Нет, — призналась Даша, — все еще не понимаю…

– Неважно, — сказала я, — просто подумала о том, что нужно запутать следы. Чем непонятнее, тем лучше.

– Вот уж не знаю, — проговорила Даша и ступила на первую ступеньку лестницы, ведущей к первому этажу, — я вообще ничего не понимаю. Ты сказала, чтобы я заглянула в дверь и изобразила из себя старушку — я и изобразила. Неужели этот врач и в самом деле принял меня за старуху? Вроде, я не так плохо выгляжу.

– Принял, принял, — уверила я Дашу, — как и меня. Обыкновенное внушение. Если он нас увидит еще раз, ни за что не узнает.

– А по-моему, — сказала Даша, — проще было бы загипнотизировать его, как и охранников. И он без лишних вопросов выдал бы нам интересующие сведения. Кстати, как ты можешь быть уверена, что он дал тебе адрес того Пети, который нам нужен?

– На медицинской карточке фотография, — объяснила я, — а на фотографии, как ты догадываешься, тот самый Петя.

– А он…

– А он как две капли воды похож на нашего Васика, — сказала я.

Даша неопределенно качнула головой.

– Ты не стерла память этого врача? — спросила она у меня.

– Нет.

– Почему? — удивилась Даша, — ведь он теперь может сказать, что искали…

– Ну, то, что он кому-нибудь что-нибудь скажет, — проговорила я, — это исключено. Насколько я понимаю, ему вообще запрещено давать какие-либо сведения о пациентах. Но… я уже тебе говорила, что меня не покидает ощущение того, что за нами кто-то следит.

Даша непроизвольно оглянулась.

– Ага, — тихо сказала она, — может быть…

Мы спустились на первый этаж и прошли мимо спящего охранника. Глаза его были неподвижны и уставлены в белый потолок больничного холла.

Сейчас четыре утра? Так вот, он проснется примерно часам к восьми. Как и те пятеро у входа, что, словно каменные, сидят вдоль стен в своей каморке.

– Странно, — снова проговорила Даша.

– Ты о чем?

– Так все легко получилось, — задумчиво произнесла она, — архив… Странно, что в такой клинике, где охраны полно и ворота закрыты до утра, доступ к архивам с карточками совершенно свободен.

– Как говорится, и на старуху бывает проруха, — заметила я, — всего учесть нельзя.

Однако нехорошее предчувствие кольнуло меня тогда.

Васик вышел из больницы, когда начало уже светать. Солнце еще не взошло, но непроглядная ночная тьма, почему-то казавшаяся чернильной и кромешной в эту ночь, стала понемногу рассеиваться.

Нина спала после очередной дозы препарата. Она очень ослабела за время свидания с Васиком и врачи попросили его хотя бы день не беспокоить Нину.

Васик опустил руку в карман, чтобы достать зажигалку, да так и застыл, о чем-то тяжело задумавшись. Потом все-таки достал ее, щелкнул и снова замер, глядя на колеблющееся пламя. Сигарету он теребил в пальцах, пока не переломил пополам. Достав другую, он приблизил ее к огоньку и так держал, пока кончик сигареты не затлел красным.

Рассеянно затянувшись, Васик опустил зажигалку обратно в карман и пошел к своей машине.

Через полчаса он уже въезжал во двор своего дома, остановил машину у подъезда и вышел.

На лавочке у подъезда сидели трое.

Едва дверца машины за спиной Васика, закрывшись, хлопнула, трое переглянулись, поднялись с лавочки и загородили ему дорогу.

Он почти не видел их лиц в предутренней темноте, да и не интересовали его их лица, а когда один из них спросил его: "Куда направляешься?" — он ничего не ответил.

– Тебе говорят, — нарочито гнусавым голосом проговорил второй. — Ты чего тут делаешь?

– Я живу в этом доме, — ответил Васик и затянулся сигаретой.