Не сказав больше ни слова, оба ушли. Из кухни появилась Кэрин.

– Что-нибудь из ряда вон выходящее? – спросила она.

– Да. Я хочу еще мартини. Тебе налить?

– Да, – Она покачала головой. – Я не имела представления… газеты тоже доставили тебе неприятности?

– Сегодня днем у меня был репортер. Кэрин, есть кое-что, о чем тебе следовало бы знать.

– Что именно?

– Он подал ей бокал.

– Мать одного из ребят. Мэри Ди Пэйс… девушка, которую я…

– Девушка, которую ты любил?

– Да. – Он помолчал. – Газеты попытаются что-нибудь из этого раздуть. Я подумал, что тебе следует знать об этом.

Она внимательно наблюдала, как он поднимал свой бокал. Его рука дрожала. Он быстро выпил и снова налил.

– Я даже не читаю этих сочинений, – ответила она.

Он пожал плечами и провел рукой по лицу. Небо неожиданно потемнело, покрывшись непонятно откуда взявшимися летними тучами. Он подошел к большому, во всю стену окну и рассеянно сказал:

– Будет дождь.

– Да.

Она смотрела на его лицо и видела, как начал подергиваться в нервном тике уголок его рта.

– Не позволяй им беспокоить себя, – сказала она, – ни Макнелли, ни Пирсу, ни кому-либо другому. Просто делай свое дело.

– Да, – ответил он, утвердительно кивнув головой.

В отдалении сверкнула молния, а за ней тут же последовал глухой раскат грома. Он повернулся к ней.

– Кэрин? Можем… можем мы пойти наверх?

– Да, милый, – ответила она и, взяв его за руку, повела к лестнице. Его напряжение волнами, словно электрический ток, передавалось ей через его пальцы. Молния сверкнула ближе, и она почувствовала, как он бессознательно вздрогнул, когда где-то рядом вслед за ней прогрохотал гром. Он вдруг с силой притянул ее к себе. Стоя ступенькой ниже, он прижался лицом к ее груди. Его тело напряглось, челюсти были крепко сжаты, дрожь стала заметнее.

– Ты нужна мне, – сказал он. – Кэрин, ты так мне нужна.

Она ничего не ответила, взяла его за руку и повела в спальню.

Кэрин вспомнила, как много лет назад он впервые сказал ей эти слова, когда она только начала понимать человека, которого так горячо любила. Это было в пятницу днем. Они ехали из Берлина. В карман его рубашки была засунута увольнительная записка на конец недели, на целых три дня. Джип подпрыгивал на изрытых взрывами бомб дорогах, а над головой у них было яркое, как лазурь, небо. Хэнк выглядел очень красивым в своем капитанском кителе. На погонах поблескивали серебряные нашивки, а в глазах отражалась голубизна безупречно чистого неба.

За сто километров от города они нашли небольшую гостиницу, над входом которой висела знакомая вывеска «Zimmer». Подъезжая к гостинице, он шутил над этим словом, считая забавным, что эта «семья» по имени Zimmer расплодилась по всей Германии. Они обедали одни в маленькой столовой, хозяин гостиницы суетился вокруг них, наливая из бутылки французское вино, которое ему удалось сохранить с «лучших времен». Затем они ушли в номер, и Хэнк начал распаковывать свой небольшой чемодан, а она в это время раздевалась. Он вынимал пижаму, когда она позвала шепотом:

– Хэнк.

Он повернулся к ней. Она стояла совершенно нагая, одной рукой прикрывая грудь, а другую вытянув вперед.

– Дай мне куртку, – сказала она. – Я хочу надеть твою пижамную куртку.

У нее был странный взгляд. Он подошел к ней, чувствуя, что для нее было очень важно, чтобы он дал ей свою пижамную куртку. Он протянул ей куртку, она надела ее и запахнулась, крепко обхватив себя руками.

– Очень приятно, – сказала она. – Я знала, что будет приятно.

Став ниже ростом без туфель на высоких каблуках и выглядя очень маленькой и уязвимой в слишком большой для нее пижамной куртке, она протянула руки, чтобы обнять его за шею.

– Можно мне поблагодарить тебя? – спросила она.

– За что?

– За то, что ты меня нашел. За то, что ты увез меня из Берлина на выходные дни. За то, что одолжил пижамную куртку.

– Кэрин…

– Ты очень устал? – спросила она с легкой улыбкой на губах.

– Устал?

– После того, как столько времени вел машину.

– Нет, я не устал.

– Я подумала, что ты, должно быть, устал, – сказала она.

– Нет, – ответил он, улыбаясь в ответ, – Я совсем не устал.

И она поцеловала его.

После она не могла вспомнить, сколько раз в течение этой ночи она будила его. Ей не спалось. Лежа в его объятиях, она была уверена, что все это неправда: и эта неразрушенная гостиница со средневековыми фронтонами и окнами в тяжелых рамах, и чистые белые простыни, и Хэнк рядом с ней. Утром ему не надо было спешить на базу. Это не могло быть правдой. Она лежала в темноте, а над городом стояли тишина и покой, только изредка нарушаемые рокотом самолета, направляющегося в Берлин.

Первый раз она разбудила его, чтобы спросить:

– Ты настоящий?

В темноте он заморгал глазами.

– Да, – сонно ответил он. – Я настоящий.

– Почему ты не ласкаешь меня? – спросила она.

– Сейчас?

– А ты можешь предложить лучшее время?

– Да. Утром.

– Это хорошее время, – сказала она. – Но сейчас тоже хорошее время.

После этого она снова лежала без сна, думая, что он очень устал от того, что столько времени управлял джипом, и что она должна дать ему поспать. Она встала с кровати, подошла к туалетному столику, вынула из пачки сигарету и закурила, подошла к окну и стала глядеть на поля. В лунном свете они казались серебристо-белыми. Пол был холодным. Она немного постояла у окна, придерживая одной рукой пижамную куртку, а другой поднося ко рту сигарету, затем выбросила окурок и снова легла.

Дверь из ванной открылась, он вышел с полотенцем, завязанным на пояснице, и направился к туалетному столику, очевидно, за расческой. Она разглядывала его широкие плечи, узкие бедра, трогательные капельки воды на теле, влажные волосы, прилипшие ко лбу, блестящее от воды лицо и освещенные солнцем голубые глаза. Она молча наблюдала за ним и думала: «Этот мужчина и не подозревает, что я за ним наблюдаю. Это тот мужчина, которого я люблю».

Она издала слабый звук.

Он обернулся, слегка удивленный, брови его поползли вверх, а на губах появилась улыбка: «О, ты проснулась?»

С минуту она молчала. В эту минуту она так любила его, что не могла говорить и только утвердительно кивнула, продолжая наблюдать за ним.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказала она, наконец, невпопад.

Он подошел к кровати, встал на колени, взял ее лицо в свои руки и поцеловал.

– А ты выглядишь восхитительно, – ответил он.

– Я выгляжу ужасно. Я уродка, – сказала Кэрин.

– Ты самый красивый урод, которого я когда-либо видел.

Она зарылась головой в подушку.

– Не смотри на меня, пожалуйста. У меня не накрашены губы.

Тем приятнее целовать тебя, моя дорогая, – сказал он и повернул ее лицо к себе. Его губы коснулись ее губ, когда они услышали гул пролетающих самолетов. Она подняла голову. Гул заполнил небо, а затем и всю их маленькую комнату. Его глаза были обращены к окну. «Эскадрилья самолетов, направляющихся в Берлин», – подумала Кэрин и только теперь заметила, что он дрожит, и ее моментально охватила тревога.

– Что такое? – спросила она.

– Ничего.

Она села и сжала его руки.

– Что такое, Хэнк? Ты весь дрожишь. Ты…

– Ничего. Ничего. Я… Я…

Он прошел к туалетному столику, и быстро закурил и затем подошел к окну, следя за полетом эскадрильи в небе.

– Транспортные самолеты, – прошептал он.

– Да, – сказала она тихо. – Война кончилась, Хэнк.

– В Германии, да, – ответил он и затянулся сигаретой.

С минуту она наблюдала за ним, а затем сбросила покрывало, спустила ноги с кровати, подошла к нему и встала рядом с ним у окна. Самолеты уже скрылись из виду и слышался только их отдаленный рокот.

– Что такое? – настойчиво спросила она. – Скажи мне, Хэнк.

Он мрачно покачал головой.

– Я в понедельник улетаю. Вот почему я получил отпуск. Мне поручено доставить несколько высших офицеров на…