- Час тому назад Паола Пинкстоун попросила разрешения вместе с капитаном 0'Брайном осмотреть "Бригантину".

Симона села на ее аккуратно застеленную постель:

- Какого черта?

- Симона, - отчеканила Ираида Васильевна, и Симоне стало до отчаянья ясно, что ничему уже не помочь, и вовсе не потому, что в Пространстве приказы начальника не обсуждаются (именно за этим она сейчас и прибежала), но уходит время, и вместе с ним- возможность вытащить эту дурочку из всей этой помойки, - как начальник станции, я несу ответственность перед Комитетом космоса...

- Ай, да при чем здесь Комитет! - Симона запустила пальцы в волосы; потом откинула их, чтоб не мешали смотреть, и тихо, глядя в упор в раскосые, как у Митьки, глаза, спросила: - Послушайте, а вы вообще разбираетесь в мужчинах?

Ираида Васильевна побледнела до желтизны.

- Нет, - сказала она, - ну и что же?

- А вы можете мне поверить, что это - всего лишь забава, случайная ночь на станции, эдакая перчинка после президентских дочек и грудастых фонозвезд.

- Да, - сказала Ираида Васильевна, - ну и что же?

Тут даже Симона оторопела.

- Пусть вы опытнее меня, - продолжала Ираида Васильевна, -.охотно вам верю (Симона тихонько вздохнула - о том, что было до Николая Агеева, по всему Пространству мифы ходили, один только Колька их не слушал). Пусть вы даже не ошиблись. Ну и что же? Пусть - забава, случайная . ночь, перчинка и все прочее, - и все-таки это может стать для нее счастьем на всю жизнь. Чудес не бывает, Симона, и капитан этот, баловень, никогда не поймет, что за невзрачной рожицей - человек. Не без глаз я, вижу, что не пара они. Ну и что же? Уйдет. Бросит. Забудет. Но для нее-то - на всю жизнь, да так, чтобы каждую ночь вспоминать, и молиться - как сейчас она богу молится. Старому богу, маминому да бабкиному. Потому что нет счастья горше и священнее, чем счастье памяти. Только откуда вам про такое счастье знать? У вас-то оно всегда при себе.. А если и бедою обернется для нее эта ночь - все равно это будет ЕЕ горе. И чем бы это ни было - все равно для нее это слишком большое, чтобы чужими руками заслонять...

Симона поднялась, пошла к иллюминатору. "Это я-то не знаю, что такое счастье памяти?" - и задохнулась вдруг, потому что так вот иногда не хватало его, как в миг смерти не хватает жизни.

Было слышно, как Ираида Васильевна тяжело опустилась на стул.

- Паша - девка взрослая, - сказала она уже другим голосом. - Не Митя же, в самом деле. А вообще странно, что не вы мне, а я вам все это говорю. Вроде бы вы должны были взять Пашу за руку да к капитану ее свести - люби, мол, покуда любится... Вы уж простите меня, Симона, только странно мне как-то, что на любовь-то вы только для себя щедрая.

Симона повернулась и вихрем вылетела в коридор. Сзади, в аккуратной маленькой каюте Ираиды Васильевны, что-то валилось и рушилось.

- Ты знаешь?.. - спросила Ада.

Симона кивнула.

- У них там три кибера, не успели еще вывести.

Все на контроле приборов. С передачей в центральную. 0'Брайн включил только регенератор воздуха.

- Естественно, - сказала Симона.

Некоторое время обе они молчали, невольно прислушиваясь, словно из планетолета могли донестись какие-нибудь звуки.

- Знаешь; я много раз думала, - продолжала Ада (эти ночные бдения в центральной удивительно располагали к неторопливым беседам), - когда наша Ираида решится хоть на какой-нибудь самостоятельный шаг, на вершок выходящий за рамки инструкций. Но уж никогда не предполагала, что это может случиться по такому поводу.

- А что? -устало возразила Симона. - Все правильно. Хороший повод счастье человеческое. А ты еще не думала, почему именно она - начальник нашей станции? Именно поэтому. Потому, что она всех нас человечнее. И спокойнее. Дай нам с тобой волю - мы бы эту несчастную "Бригантину" по винтикам разнесли. А потом неизвестно кто платил бы штраф в пользу этого Себастьяна Неро. Потому что нет ничего. Это нам только хочется всяких там чудес. Приключениев.

- А ты устала, - спокойно заметила Ада.

- Ничего не устала, - фыркнула Симона. - Просто она права. Плевать надо на все инструкции и заботиться об одном - как даже самую маленькую, самую ненужненькую любовь вынянчить, вылизать, отогреть. Как слепого звереныша. И потом только любоваться, как она вырастает в могучее, прекрасное чудище.

- Чудо или чудовище? - скептически ухмыльнулась Ада.

- Чудище. Невероятное и каждый раз - доселе невиданное.

- Ерунда, - решительно заявила Ада, - вот меня занимает один вопрос: почему из пассажирского отсека в тамбурную сделан узенький люк-ровно на одного человека, а из тамбурной в грузовой отсек - широченный, как раз такой, что целый контейнер пролезет?

- Заскоки конструкторской мысли, - махнула рукой Симона и потянула к себе план расположения контейнеров в грузовом отсеке.

Над этим планом, накануне уже изученным вдоль и поперек, они и просидели до утра, до пяти часов, когда дверь в центральную неожиданно откатилась и на пороге появилась Паола. Она вошла и остановилась, потому что. не ожидала встретить никого, да и не могла ожидать просто потому, что не помнила ни о чем, и шла, как пьяная, шла тихонечко-тихонечко, словно то, что было, еще лежало на ее руках и губах, и это надо было не стряхнуть, уберечь... И когда увидела Симону и Аду - вдруг не расплылась, как должна была бы, в своей детской улыбке, а посмотрела на них спокойно и чуть-чуть горделиво, как равная на равных.

Все молчали, и вдруг Ада, может быть немного ошалевшая после второй бессонной ночи, спросила:

- Ну и что?

Паола некоторое время молчала, видимо соображая, о чем ее спросили, потом ответила - опять очень спокойно, без улыбки:

- Вполне современный корабль. Душно только. - И вышла, бесшумно притворив дверь.

- Ты что, обалдела? - спросила Симона.

- Обалдеешь, - ответила Ада. - Двести восемьдесят. Почти три сотни титанировых бегемотов.

- Вот именно, - задумчиво проговорила Симона, - почти три сотни. Почти. На "Первую Козырева" их будут перегружать прямо на американских "муравьев", и кто заметит, если их вдруг окажется двести восемьдесят один...

- Ну знаешь, спрятать целый контейнер - это невероятно.

- Вот это мы сейчас и проверим. Кстати, есть у нас обыкновенная рулетка? Не кибер-измеритель, а просто рулетка? Чудно. Подними-ка заслонку.

Ада подождала, пока Симона наденет лиловый скафандр, поблескивающий морозной пыльцой, словно очень спелая виноградина; потом нажала молочную клавишу, и прозрачная пленка, закрывавшая трап, перекинутый на корабль, поднялась и пропустила Симону. Ада включила шлюзовую "Арамиса": было видно, как Симона, пригнувшись, входит в черную дыру перехода,

Около девяти часов, наскоро позавтракав в своих каютах - вместе все собирались только за ужином, экипажи таможенной станции и американского корабля сошлись в кают-компании. Все подтянутые, корректные, сдержанные. Симона, нагнувшись над межпланетным фоном, старательно настраивалась на Землю, - пусть этот джентльмен поговорит со своим Вашингтоном. Все равно в двенадцать часов придется их отпустить, и международного скандала не получится. В крайнем случае, Холяев принесет извинения.

Космолетчики расположились возле двери. Может быть, разговор примет такой характер, что присутствие кого-либо, кроме капитана, будет нежелательно. Тогда легче будет встать и покинуть помещение, подав пример всем остальным. И что это вообще за глупое правило - не допускать гостей в центральную рубку?

В конце концов такие же планетолетчики, как и мы. Хотя - какое сравнение! Мы - действительно планетолетчики, а это - так, таможенные крысы... Санти осмотрел "этих крыс". Хорошо держатся, даром что бабы. Заварили кашу, задержали разгрузку планетолета, а теперь - пожалуйста, в луже. Сейчас капитан свяжется с самим Себастьяном Неро...

"...продукцию фирмы "Синтетикал Альбумин". Мы далеки от мысли выдать нашим слушателям секрет синтеза белковых веществ; скажем больше - мы сами его не знаем. Чудодейственный катализатор, известныи только самому Себастьяну Неро, этому знаменитому ученому, крупнейшему бизнесмену, выдающемуся политическому..." .