Заехал домой, поехал на вокзал. АА и Шилейко были уже там — в буфете, Шилейко пил портер и потчевал АА, а когда я приехал — и меня. Пошли в вагон. Билет — купленный в мое отсутствие, с помощью носильщика (это было поручено АА — с особыми инструкциями: подальше от паровоза, внизу, в курящем вагоне, поперечная скамейка), оказался — на место в дамском вагоне, для некурящих. Шилейко был немного озадачен и много и тайно сердит. Поменялся с какой-то дамой, и все устроилось. Но АА расстроилась, и когда потом я заметил ей это, она ответила, что ей неприятно, что ей дали поручение и она не сумела его выполнить.

У вагона простилась с Шилейко — поцеловались. В вагон АА не вошла, а Шилейко, забравшись в вагон, уже не вылезал оттуда. Еще до отхода поезда я с АА пошел в зал. АА позвонила Пунину, осталась ждать его на вокзале, а я пошел домой. Но стал сочинять стихи и бродил с ними по улице около моего дома, не желая войти в него, пока не окончу стихи. Вдруг увидел АА и Пунина проезжающими на извозчике. Окликнули друг друга, и они проехали. Тут мне пришло в голову незаметно вскочить в трамвай и встретить их у Мраморного дворца. Так и сделал. Они были удивлены, а я заявил, что меня в городе много — столько, сколько столбов. АА рассмеялась и заявила — это хорошо сказано! Вы начинаете "говорить"; вот это запишите. Что-то еще поострили и расстались — я пошел домой.

Забавно, что мы встречаемся так часто случайно: не мог же я думать, что АА проедет мимо моего дома — это и не по дороге ей, это уж вольность извозчика.

Шилейко уехал в Москву к невесте, и поэтому уехал охотно. АА в глубине довольна его отъездом, хотя и старается не показывать этого.

28.04.1926

В восемь часов АА позвонила и сказала, что сейчас выходит с Инной Эразмовной и пойдет в Мраморный дворец и чтоб я пришел туда читать "Труды и дни" — 1920. Я пришел. АА одна. Инна Эразмовна не собралась пойти и осталась в Шереметевском доме. Сегодня утром была с Маней генеральная уборка квартиры после отъезда Шилейко. Все опять по-старому — и книги, и вещи, и даже две рюмки с особенным звоном на прежних местах. Насколько возможно, комната приведена в порядок, и АА наконец может спать в более чистом воздухе (в "столовой" отвратительный сгущенный запах — из-за пола, что ли — запах гнилой конюшни).

Застал АА за чтением Шенье и сравнением его с Пушкиным.

Спросила, какое стихотворение я написал "Вольдемару Казимировичу" (я вчера сказал ей так). Прочел "В этом логове хмуром...". АА выслушала без замечаний.

Попросил показать Шенье. АА поднялась: "Я вам другое покажу". Пошла в "столовую", рылась в книгах, принесла Батюшкова, том 1, издание 1834 года.

30.04.1926. Пятница

В двенадцать часов пришел к АА. АА уже встала, комната убрана. В маленькой комнате — Инна Эразмовна. АА ждет Маню, чтобы послать ее за покупками, — надо купить провизии на три пасхальных дня; сегодня последний день торговли. Маня бессовестно не идет. АА простужена — вчера выходила в туфельках без калош, а подошвы — как бумага, и она, промочив ноги, простудилась. Редко, очень редко, значит, но все же простужается.

Застал АА сидящей в кресле перед столом, на котором раскрыты: Пушкин (однотомный, Павленкова, которого я дал АА) и два тома Шенье (один толстый и большой — издания 1862 года; другой, позднейший, — маленькая книжка в красном переплете, но очень полная).

Толстый Шенье напечатан по изданию 1819 г., а все стихи, которых не было в издании 1819 года, всегда отмечены. Таким образом, АА имеет возможность знать все, что было в издании 1819 г., т. е. в том, которое читал Пушкин...

Когда я пришел, АА закрыла книги и стала со мной разговаривать. Я предложил — и очень настаивал на своем предложении — поехать (я приехал на велосипеде) купить ей все необходимое, не дожидаясь Мани. АА никак не соглашалась и хотела идти сама. Наконец уговорились дожидаться Мани до часу. Этим временем АА прочла мне стихотворение Есенина — ненапечатанное, а я ей прочел отрывки из вчерашней "Красной газеты".

Стук в дверь: принесли письмо. АА распечатала, стала читать и дала мне прочесть, чтоб я угадал, от кого. Письмо от Гизетти. Начинает он его так словами о том, что посещение АА оставило в нем "светлое, светлое" впечатление, что он очень хотел бы побывать у нее еще... А дальше и объяснение этого "светлого, светлого": он пишет, что 17 мая он будет читать доклад об И. Анненском, и ему очень важно д о (подчеркнуто) доклада побывать у АА, чтобы поговорить с ней и разведать у нее как можно больше об Анненском. (Сколько человек пользуется знаниями, исследованиями, мыслями, соображениями АА!)

Впрочем, добавляет Гизетти, ему в самом деле хочется повидать АА и помимо Анненского!

Без четверти час пришла Маня. АА заметила ей, что она напрасно не предупредила, что придет поздно. Маня разъярилась и заявила, что она очень устала, переутомилась и что не могла прийти раньше. АА не ответила ни слова.

Это первое замечание АА прислуге, которое я слышал за все время, было сделано тихим, "безропотным" голосом, а Маня ярится; бессовестная до последней степени!

Маня пошла за керосином и хлебом для Тапа (по три фунта в день; на три дня — девять фунтов), а я поехал за прочими продуктами.

Пришел в три часа. Застал АА опять за Шенье и Пушкиным. За время моего отсутствия АА успела сделать еще одно открытие, о котором сказала: "Я хочу вас кое-что показать".

Прочла мне стихотворение "Арион", а потом — соответствующее ему "Dryas" Шенье.

DRYAS

I

— и т. д. — о семье, чем Пушкин не воспользовался, потому что ему не нужно было, — до слов: "...longtemps il les salue...".

II

...

...

Дальше — опять о семье, несущественной для Пушкина.

АРИОН

Введение личности поэта: "А я — беспечной веры полн..." — у Шенье нет; Пушкин вводит его в своем стихотворении.

— и окончание соответствует окончанию у Шенье.

Но странно: в издании 1819 г. стихотворения "Dryas" нет. Откуда его мог знать Пушкин? И АА предполагает, что у Пушкина и у Шенье в данном случае есть один общий источник, которого АА не знает. АА просит меня добыть как можно больше примечаний к "Ариону", надеясь найти в них какое-нибудь указание на источник.