— Но, отец, — сказал мальчик достаточно громко, чтобы все услышали. — Ты сказал, мне необязательно быть разбойником.

— Что-о-о? — проревел Темный Ястреб. — Я никогда…

— Прямо после боя — когда ты прикончил всех троих убийц, — быстро оборвал его Артус, — ты сказал, что я дерусь так плохо, что никогда не смогу грабить людей. Ты сказал, я буду писцом или бардом.

Внимание каждого в комнате было сосредоточено на Артусе и Темном Ястребе, и те воры, что были завистливы и ревнивы к славе — то есть на самом деле каждый — обнаружили у себя в сердце тайную надежду, что все россказни Скорила Цимбера окажутся неправдой. Вся комната замерла в те мгновения, когда Темный Ястреб искал выход из хорошо расставленной сыном ловушки. Мальчишка позволил ему рассказать свою версию спасения принца, забрать себе всю славу и гильдейские привилегии за такую известность. Теперь, видимо, пришло время расплачиваться.

Когда Скорил взглянул на Артуса, он понял, что выхода нет. Хищный блеск в глазах сына был ему знаком — сияние, жесткое как стилет в его сапоге, и холодное, как зимняя стужа, сочащаяся сквозь дешевый пол в здании гильдии.

— Да. Будешь бардом, — наконец проворчал Темный Ястреб.

Он отвернулся от победной усмешки Артуса и отхлебнул свой эль. „Даже если мальчик не будет моим учеником“, с сожалением подумал разбойник, „он научился большему, чем я смог бы ему преподать“.