Том подготовил (тексты, вступительная статья и примечания) И. Ю. Твердохлебов.

Впервые – журнал «Северный вестник», 1889, № 3, стр. 135–194 (ценз. разр. 25 февраля 1889 г.), с подзаголовком: Драма в 4-х действиях. Подпись: Антон Чехов. К заглавию дано подстрочное примечание: «Эта пьеса была поставлена на сцене императорского Александринского театра 31-го января 1889 года в бенефис режиссера Ф. А. Федорова-Юрковского».

Часть тиража выпущена в виде отдельного издания с пометой: Из «Северного вестника», III, 1889 г. С.-Петербург, тип. В. Демакова (ценз. разр. 4 марта 1889 г.; вышло в свет с 1 по 8 марта 1889 г.; отпечатано 100 экз.).

Перепечатано в литографированном издании: Иванов. Драма в 4-х действиях Антона Чехова. Литография Московской театральной библиотеки Е. Н. Рассохиной (ценз. разр. 4 ноября 1892 г.; вышло в свет с 9 по 15 февраля 1893 г.; отпечатано 110 экз.).

Включено с новыми поправками в сборник «Пьесы» (1897).

С небольшими изменениями вошло в издание А. Ф. Маркса (1901); с того же стереотипа текст пьесы отпечатан для второго издания т. VII (1902).

Сохранились цензурный театральный экземпляр пьесы с тремя последовательными слоями правки (Ценз. 891–3) и вклеенный в него автограф последнего явления пьесы (явл. 9), а также рукописная копия с текста Ценз. 891 – режиссерский экземпляр Александринского театра (Реж. 89), по которому восстанавливается первоначальный текст финала, утраченный в цензурном экземпляре (оба экземпляра – ЛГТБ). На обложке (ею служит обложка литографированного издания 1887 г.) рукой Чехова исправлен прежний подзаголовок: «Комедия в 4 действиях и 5 картинах». Сначала вычеркнуто только упоминание о количестве картин, затем весь подзаголовок заклеен полоской бумаги и сделана новая надпись: «Драма в <4 действиях>» (окончание надписи не сохранилось). О цензурных пометах и резолюциях, имеющихся на обложке, см. ниже.

Печатается по тексту: Чехов, т. VII1, стр. 43–118.

Текст Ценз. 891 – первоначальный вариант переработанной редакции, законченный к 19 декабря 1888 г.

В цензурном экземпляре этот текст представлен наиболее ранним слоем, его основой: в I акте – листами литографированного издания 1887 г., с небольшой авторской правкой; во II акте – рукописным текстом (рукой Николая Павловича Чехова) с отдельными авторскими поправками; в III акте – снова листами литографированного издания с добавлениями и заменами (наклейки и отдельный лист), переписанными рукой Ивана Павловича Чехова; в IV акте – рукописным текстом (рукой Ивана Павловича), с отдельными авторскими поправками. Последние страницы этой рукописи, начиная со слов Иванова в IV акте: «Объясни им как-нибудь» (явл. 8; в первоначальной нумерации – явл. 7), в экз. Ценз. 891 вырезаны. Утраченный текст восстанавливается по рукописной копии в рабочем постановочном экземпляре Александринского театра (Реж. 89).

Экземпляр пьесы с текстом Ценз. 891 в начале января 1889 г. был представлен на рассмотрение петербургского отделения Театрально-литературного комитета. На обложке – дата регистрации в комитете: «По реестру Т<еатрально-> Литературного Комитета 8 янв<аря> 1889 г. за № 5001, СПб. Один экз.», а также резолюция: «По журналу Театр. Лит. Комитета 8-го января 1889 г.: одобряется к представлению на сцене Императорских театров. Товарищ председателя Д. Григорович» (его рукой – только подпись).

Первоначальная переработка «Иванова» осуществлялась в октябре – декабре 1888 г. Впервые о переделке пьесы Чехов упоминал в письме А. С. Суворину 2 октября 1888 г.: «Если, думается мне, написать другой IV акт, да кое-что выкинуть, да вставить один монолог, который сидит уже у меня в мозгу, то пьеса выйдет законченной и весьма эффектной». 5–6 октября он снова писал Суворину, который в продолжение всей работы выказывал к пьесе большой интерес, выступал в роли наставника и куратора: «В „Иванове“ я радикально переделал 2 и 4 акты. Иванову дал монолог, Сашу подвергнул ретуши и проч.».

В ответ на предложение Суворина дать пьесе новое название Чехов возразил: «Названия не изменю. Неловко. Если бы пьеса не давалась ни разу, тогда другое бы дело» (там же).

Вернувшись из поездки в Петербург, Чехов 17 декабря извещал Суворина: «Я уже принялся за „Иванова“». И на следующий день: «„Иванов“ готов. Переписывается». Посылая готовый экземпляр пьесы (текст Ценз. 891), он отмечал: «Теперь мой г. Иванов много понятнее» (19 декабря).

В добавленных в текст монологах Иванова и беспощадных самооценках он представлен как «нытик» – «надломленный», «потерянный» и в то же время безусловно честный и порядочный человек, выносящий себе страшный приговор.

Две картины последнего акта объединены в одну. Вместо комедийных эпизодов свадебного застолья и незаметной для всех смерти Иванова в пьесу введены сцены высокого эмоционального накала, добавлен его монолог «под занавес» и сценически «эффектная» концовка – самоубийство на глазах у всех собравшихся.

Раньше в «комедии» Иванов после недолгого колебания благополучно венчался с Сашей и в финальных сценах представал перед зрителем в образе несколько раскисшего от счастья и вина молодого супруга, повторявшего: «Все хорошо, нормально… отлично…» В «драме» же он всеми средствами добивается расстройства своей женитьбы, в душевном смятении бежит из-под венца, добивается отказа Саши и, вынув из кармана револьвер, признается ей: «Если бы ты не согласилась, то я бы вот…»

В «комедии» был эпизод, где Лебедев тайком от жены ссужал Иванову деньги для отдачи долга, а Иванов легко соглашался на это сомнительное предложение: «мне теперь не до самолюбия». В «драме» в той же сцене Иванов не произносит ни слова, однако заставляет Лебедева понять унизительный характер предложенной сделки и взять деньги обратно.

В переработанной редакции исключен целый ряд эпизодов, относившихся к «свадебному» фону пьесы с его бытовыми и комедийными аксессуарами: сцена с барышнями и танцами на празднике у Саши (д. II), живописный рассказ Лебедева о закусках, явление Петра с горячими пирожками, шуточные запевки свахи (д. III), вся водевильная линия сватовства Боркина к Бабакиной (д. IV) и т. д.

В новой редакции пьесы усилена напряженность действия, усложнены отношения между Львовым и Ивановым и намечен новый сюжетный узел – Львов выступает теперь также в роли соперника Иванова: «…знайте же, что я люблю вашу жену! Люблю так сильно, как вас ненавижу! Вот мои права…» и т. д. (д. III, явл. 6).

Добавления в роли Саши отчетливо выявили в ее характере черты «эмансипированной» девицы, провинциальной Жорж Санд, «гения», ее рассудочную экзальтированность и предвзято книжные представления о «деятельной» любви и о «герое», которым являлся для нее Иванов (д. II, явл. 3, 13; д. III, явл. 7 и др.).

Из числа действующих лиц пьесы исключен Дудкин – чисто водевильный персонаж, «зулус» и «пещерный» человек.

Значительно преобразован и прежний комедийный образ «легкокрылой» Марфутки Бабакиной, сняты намеки на ее «размалиновое житье» и устроенный на дому «кафе-шантан», куда гости закатывались «суток на трое» с полными кульками «коньяку да ликеру». В «драме» оказались невозможны прежние нелестно-вульгарные отзывы о ней: «Марфутка, эта дрянь, черт, жила» или «сморкается как извозчик».

Вычеркнуты многие бранные и грубоватые, просторечно-фамильярные обороты и выражения, вроде: замучился, как черт; эх, волк меня заешь; словно белены объелся; пущать; околеть; ни шиша; нажраться и т. п.

В пунктуационном оформлении текста резко подчеркнут динамизм речи персонажей, ее эмоциональная напряженность, насыщенность восклицательными интонациями, например: Глупо… → Глупо!; Оставьте меня в покое… → Оставьте меня в покое!; Все мне не нравится… все… → Все мне не нравится! Все!; К чему, к чему, боже мой → К чему, к чему! Боже мой, и т. п.