Жесткий, непоколебимый и одновременно наивный и не очень хорошо знающий российскую действительность.

Историй с ним связано много. Например, такая. Наша ФСБ засекла, как с одного закрытого аэродрома какие-то люди сгружали БТРы в Азербайджан, во время карабахской войны. На этот счет была якобы резолюция Гайдара. И когда наши спецслужбы заметили это, они прекратили отгрузку. Мне принесли бумагу с резолюцией Гайдара: "Отгрузить в связи с соглашением". Каким-то там соглашением. Непонятно.

Я позвонил Гайдару, он сидит, мне показалось, ни жив ни мертв на том конце провода. Попросил меня непременно приехать. Я приехал. Он меня немедленно принял (а он был тогда премьер-министром!). Мы стали разбираться, и оказалось, что это поддельная резолюция. Он вызвал Баранникова (тот был тогда начальником спецслужб), потребовал разобраться. Выяснилось, что эта подделка была осуществлена не без участия азербайджанских деятелей. Вот тогда я его увидел достаточно твердым.

Другой пример. На совещании у Гайдара мы обсуждали подъем Чебоксарского водохранилища. Было очень много людей: проектанты, представители Самары, Чувашской республики, Марийской, мы - нижегородцы. Высказывались самые разные точки зрения. Причем наукообразные утверждения теоретиков сочетались с очень эмоциональными выступлениями нижегородцев, марийцев... Гайдар все это слушал, потом в конце сказал: "Водохранилище поднимать не будем. Решение принято". Тот самый "тихий Гайдар", который, иногда причмокивая, иногда не причмокивая, говорил что-то, вдруг проявился как абсолютно твердый и непоколебимый политик и хозяйственник.

Были конфликты. Один конфликт, самый большой, был связан в 1992 году с отсутствием наличных денег, с кризисом наличного обращения, который больно ударил по всему народу. Очень сильно мы с ним ругались тогда. Он даже сказал, что мне уже пора отправляться на покой. Но мне пришлось возразить ему: "Не Вы меня назначили, не Вам и снимать. Пусть президент меня отсылает на покой, если сочтет нужным".

Но он не злопамятный. Этот конфликт, хотя и получил огласку, не оставил у нас зла друг против друга.

Что касается его нынешней политической деятельности, то она не совсем ясна и понятна. Иногда мне кажется, что им движут какие-то идеалистические представления о политической деятельности. Хотя, когда общаешься с ним один на один, выясняется, что он совершенно прагматично себя ведет.

ЯВЛИНСКИЙ

Явлинский - мой товарищ. И в этом смысле я совершенно не хочу говорить о каких-то его недостатках. Пусть о них говорят те, кто себя не числит в его товарищах.

Познакомились мы с ним при довольно интересных обстоятельствах. В 1990 году, летом, когда еще не было Верховного Совета России, когда еще только готовилась никому не известная программа "500 дней", - вот тогда мы с ним совершенно случайно встретились в Архангельском. Обсуждали, как ни странно, земельную реформу. Было много и других вещей, связанных с деталями программы "500 дней", со стратегией приватизации, демонополизации рынка, отпуска цен, создания открытой экономики и так далее. Люди быстро все забывают! Сейчас все эти вещи кажутся привычными, а в 1990 году они казались абсолютно новыми, революционными и общественно непризнанными.

Мы тогда очень долго говорили, несколько часов. Потом я познакомился и с членами его команды - с Таней Ярыгиной, Мишей Задорновым, с другими. Потом, когда было сформировано правительство России, он довольно непродолжительное время работал в качестве вице-премьера, и мы с ним общались редко. Но все-таки встречи бывали. Общались, в частности, и по поводу осуществления программы "500 дней", к сожалению, безрезультатно, что весьма печально. Программа, кстати, формально была принята российским Верховным Советом. Но тогдашнее правительство Силаева не хотело и не могло ее осуществить, а Горбачев просто от нее отказался.

Мы с ним даже однажды кадровый вопрос обсуждали. В частности, обсуждали назначение министра сельского хозяйства, поскольку я в комитете по законодательству занимался проблемами земельной реформы. И тогда был назначен Виктор Николаевич Хлыстун. Очень даже неплохой министр.

Потом Явлинский ушел в отставку. Это была первая отставка в постсоветской истории. И потом мы достаточно активно просто встречались, у него было свободное время. Были довольно драматические моменты. Например, в 1991 году, когда действовал Межреспубликанский экономический комитет. Тогда СССР еще формально существовал, но правительства уже не было: Павлов был за решеткой, весь кабинет был разогнан, Горбачев реальной власти не имел. Вот тогда, осенью 1991 года, непродолжительное время существовал этот Межреспубликанский экономический комитет, и тогда Явлинским было подготовлено соглашение об экономическом сотрудничестве.

То ли в Алма-Ате, то ли где-то еще, не помню, это соглашение было подписано главами десяти республик. Еще до развала СССР, еще до СНГ - об этом сейчас мало кто знает.

Явлинский был тогда абсолютно поглощен этой идеей, идеей создания банковского союза, единого платежного союза. Убеждал меня в том, что одобрение этого соглашения сохранит государство как единое целое. Мне между тем казалось, что эта идея не осуществима. Я обращался к нему как губернатор или как представитель президента, чтобы он помог нам в приобретении десяти автобусов, потому что тогда был парализован транспорт. Деятельность комитета тогда курировал Аркадий Иванович Вольский.

Конечно, автобусов нам не дали, потому что там не было никаких денег. Но тогда же, в конце 1991-го, мы договорились, что если реализуется деятельность комитета, то мы будем сотрудничать уже в рамках региональных программ.

И более плотно мы работали с Явлинским в 1992 году, когда он жил в Нижнем вместе с целой бригадой из 25 человек. Они жили здесь 100 дней.

Могу сказать, что Явлинский - абсолютно бескорыстный человек. Это первое. Второе - очень грамотный, способный, кстати сказать, к компромиссам, способный к быстрому восприятию совсем новой для него сферы. Все-таки в Нижнем Новгороде заниматься глобальными вещами не приходилось. Но были конкретные задачи. Например, что делать с наличными деньгами, то есть с их отсутствием: как их напечатать? Что делать с развитием малого предпринимательства, с адресной социальной защитой, поскольку люди в ней нуждались. Он показал дедуктивный подход к решению проблем, от общего к частному.

Это то, что сильно отличает Явлинского от всех людей. Имею в виду, конечно, то, что связано с экономикой. Не могу назвать ту область, в которой он был бы узким специалистом. У него всегда общий подход, мировоззренческое представление об экономике и о социальной жизни. И уже из этого мировоззрения складываются конкретные предложения по частным прикладным задачам.

Он, кстати, открыл в России возможность проведения региональной политики. Сейчас кажется банальным тот факт, что Нижегородская область сильно отличается, скажем, от Кировской. Или от Ульяновской. А тогда заявление о том, что российские земли, или регионы, могут самостоятельно проводить экономическую политику, в рамках, естественно, российского государства и безграничного российского рынка, без всяких границ и прочих глупостей, - тогда сама эта идея казалась мыслью на грани нормального и ненормального. Синдром сверхцентрализованного государства, где все решения принимаются в одной точке, этот синдром генетически сидел в начальниках всех рангов. И самых больших, и самых маленьких. Все с интересом смотрели на самого главного начальника и ждали команды. Уже не желая эту команду выполнять. Но все равно ждали - по привычке.

Явлинский первым произнес эту фразу (и, кстати, в "Нижегородском прологе" она получила свое развитие) о том, что должны быть четко разделены полномочия между центром и субъектами федерации. О том, что можно достаточно самостоятельно на уровне региона проводить четкий и ясный экономический курс. Курс, который не может привести к процветанию, когда вокруг все плохо, но может облегчить тяготы перехода к новой экономике. Рыночной экономике.