— Во-первых, я не с тобой, во-вторых, мне наплевать!

— Как, тебя не волнует, что о тебе думают другие?!

— Абсолютно!

— Меня волнует!

— Значит, она честная женщина и потому ты пришел ко мне?

— Нет, я пошел к ней и сказал, что ее стриженый кавалер негодяй и подлец!

— Что же дальше?

— Потом я встретил его, и мы подрались...

— А что тебе от меня нужно?

— Я хочу, чтобы ты сейчас поехала со мной в Тбилиси.

— Почему?

— Я не хочу оставаться здесь.

— Боишься?

— Да.

— Боишься того парня?

— Нет, я боюсь самого себя.

— Никуда я не поеду. Уходи, я хочу спать.

— Нет, ты должна поехать. Поезд уходит в двенадцать.

— Не поеду! — сказала упрямо Гулико и села.

— Если ты меня любишь, ты поедешь!

— Нет!

— Хорошо. Я виноват перед тобой. Прости меня. А теперь собирайся.

— Нет. Я никого не боюсь, не боюсь влюбиться в кого-нибудь. Поэтому я не поеду.

— Ты думаешь, я уезжаю отсюда, потому что боюсь влюбиться в Лию?

— Да, — сказала Гулико и взглянула на меня.

Она была права. Я закурил и сел. Мы долго молчали. Потом я встал. Гулико не двинулась с места.

— Тогда я уеду один, — сказал я.

— Уезжай, — ответила она, не поднимая головы...

Гурам спал. Стараясь не шуметь, я выдвинул из-под кровати свой чемодан, переоделся и на цыпочках вышел из комнаты.

Стенные часы в коридоре показывали десять минут двенадцатого. Из ресторана доносилось нестройное пение. Я спустился в фойе. Администратор дремал за своим столом.

— Саша! — тихо сказал я.

— Номеров нет! — вскочил администратор. Увидев меня, он вытаращил глаза. — На кого ты похож?

— Дай, пожалуйста, мой паспорт. Опаздываю,

— Вы уезжаете?

— Нет, я один.

— Поссорились?

— Нет.

— В чем же дело? Что с тобой?

— Слушай, ты врач или администратор? Дай паспорт!

— На своей территории я и врач и инженер!

— Дашь паспорт?

Саша покопался в ящике.

— На. Кто будет платить?

— Мой товарищ.

— А все же, что с тобой? Подрался?

— Нет. На дерево наскочил.

— Не смог обойти?

— Видишь, не смог.

— И часто с тобой такое случается?

— Часто!

— Представляю, что же с тобой будет в лесу!

— До свидания!

— Будь здоров! Только, ради бога, шагай вдоль стен, а то знаешь, в городе у нас такое озеленение, на каждом шагу деревья! Ты до станции не дойдешь.

— Спасибо, постараюсь! — успокоил я доброго администратора.

— Ну, смотри! — Саша протянул мне руку и вдруг спросил: — Хочешь, прочту повое стихотворение? Вчера написал.

— Длинное? — спросил я и посмотрел на часы: до отхода поезда оставалось двадцать минут.

— Нет.

— Ну, давай.

— Вот, слушай:

Как прекрасно море Черное, когда оно волнуется!

Напоминает пьяного человека, который идет и шатается.

В каждую минуту, каждый миг, днем и ночью

Да здравствует море, спокойное и бушующее!

Сейчас, когда кругом ночь и дождь моросит,

Я оберегаю покой людей в гостинице «Интурист».

Воет ветер, воет, ьоец словно сатана.

Нас четверо в этом мире: я, море, Батуми и она...

Ну, как? — спросил Саша, сощурив глаза.

— Знаешь, где-то в чем-то напоминает Галактиона, — ответил я.

— Разве это плохо? — обрадовался он.

— Наоборот, очень хорошо! — хлопнул я Сашу по плечу.

— Раз так, будь другом, не поленись передать стихи редактору «Мнатоби». Не стесняйся, он меня знает, каждое лето отдыхает в нашей гостинице.

— С удовольствием!

— Гонорар могут выслать в адрес «Интуриста»... Да скажи, чтобы стихи подписали псевдонимом.

— Каким?

— Он знает.

— А все же?

— «Дельфин».

— А может, «Ставрида»? Или «Барабулька»?

— Делай, что тебе говорят!

— Воля твоя. До свидания!

— До свидания!

Я положил стихи в кармам и вышел из гостиницы.

ТАВЕРА 

Было, наверно, за полночь, когда меня разбудила мать.

— Встань, сынок, тебя спрашивают.

Я быстро надел брюки и удивленно сказал:

— Кто это может быть? Пусть войдет.

— Не входит. Просит тебя выйти на минутку...

Мать была испугана. Я вышел в коридор. В темноте стоял мужчина среднего роста в надвинутой на глаза кепке. В руке он держал небольшой чемоданчик.

— Вам кого? — спросил я.

— Извини, Темо, я думал, ты один дома... Я уйду...

Голос был удивительно знаком. Я замялся.

— Простите, не узнал...

— Не узнал?

— Н-нет...

Гость криво улыбнулся. Боже мой, эта улыбка... Да, да... Девятый класс. Парта в заднем углу... Большая перемена... Голуби... Рамаз! Рамаз Корсавели! Тавера!

— Тавер! Это ты? — заорал я, заключая в объятия школьного друга. — Где ты пропадал, Тавер, как ты живешь? Заходи, заходи же!

Тавера смущенно улыбался, отнекивался. Я втолкнул его в комнату и усадил на свою кровать.

— Мама, у тебя не найдется чего-нибудь?.. Тавер, это моя мать.

Тавера вскочил, поклонился.

— Сиди, сиди, сынок, — кивнула мать и вышла.

— Тавер, черт ты этакий! Откуда ты взялся? Освободили? Рассказывай!

— Как живешь, Темо?

— Так себе!

— Ну ладно. Теперь я пойду...

— С ума сошел! Куда ты пойдешь?.. Мама, как там у тебя? — крикнул я.

— Пойду я, Темо. Завтра увидимся. Дело у меня к тебе, серьезное дело...

— Говори!

Вошла мать, разложила на столе хлеб, сыр и головки лука.

— Ешь, Тавер, ты, наверное, голодный!

— Спасибо.

Он ел медленно, сдержанно, хотя и чувствовалось, что голод давно уже мучил его. Я молчал.

Покончив с едой, Тавера достал папиросы. Мы закурили.

— Ну, рассказывай! — сказал я.

— Пойду я... Спасибо...

Мать с недоумением смотрела на нас.

— Мама, это мой школьный товарищ, Рамаз Корсавели. Помнишь? Мы его называли Таверой.

Мать улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Ну как ты не помнишь! Тавера Корсавели! У него водились голуби! Мне подарил двух почтовых голубей! С первого класса учились вместе. Вспомнила?

— Нет, не помню... — Мать направилась к балкону. — Я лягу там, а вы ложитесь здесь.

— Нет, нет! Я сейчас уйду! — встал Тавера.

— Останься, сынок! — улыбнулась мать. — Места хватит всем... — Она вышла.

Я не сводил с Таверы глаз. Он кончиком ножа собрал на скатерти хлебные крошки. Катал шарики, разрезал их, снова собирал. И молчал.

— Говори, Тавер!

— Дошел я, Темо, больше не могу. Десять лет — это очень много...

В голове у меня промелькнуло страшное подозрение...

— Хватит с меня шести лет... Еще четыре года — и пройдет вся жизнь... Не нужны мне ни их «право», ни их «рамки»! Ничего не нужно. Я не вор, Темо! Хватит! Или должны, наконец, поверить мне, или я умру! Все! Конец!

— Тавер, — прошептал я, — ты что, сбежал?

— Я, Гижо, Гиви, Красавчик Вахо и Ирача...

— Как?!

— В зоне стоял «студебеккер». Ключ зажигания торчал в гнезде... Стоял час, другой... Шофер все не появлялся... И мы решились... Гижо сел за руль, я рядом, Гиви, Вахо и Ирача легли на дно кузова... Гижо включил мотор, никто не обратил внимания... Гижо подался назад, потом дал полный газ вперед и с разгона пошел прямо на ворота... Ворота настежь, мы вырвались и пошли!.. С вышек грянули автоматы... Мы выскочили на Кахетинское шоссе, бросили машину... Красавчик Вахо и Ирача были мертвы... Красавчику размозжило голову... Мы разошлись. Вот и все! — Тавера умолк, схватил лезвие ножа, согнул его так, что металл со звоном сломался. — Это было третьего дня... Теперь меня ищут... Не могу я больше!.. Нет сил моих!.. Туда не вернусь! Поверят — хорошо, нет — к черту все!

Тавера встал, снова сел. Я вытер со лба холодный пот.

— Вот, поговорил с тобой, теперь уйду... Но ты знай: туда я не вернусь... Не могу... Я тоже хочу жить, как живут другие, хочу иметь теплую постель, хочу учиться, работать... Хватит с меня шести лет, хватит! Пусть поверят мне, поверят и простят!.. Я жить хочу!.. Повешусь, но туда не вернусь!..