ПОБЕДА
Победа была полной. Главные силы скаутов в панике бежали с поля боя. Только небольшая группа смельчаков во главе с Гольденштедтом отступала в полном порядке, отбиваясь посохами. Но теперь почти у всех ребят с Голубиной пади и у их союзников тоже были посохи, захваченные у врага.
Левка быстро оценил обстановку. Скауты двигались плотным четырехугольником. Они часто сменяли друг друга в первых рядах, да и палками владели мастерски. Еще немного, и они прорвутся в переулок, а там уж с ними не справиться.
— Ребята, окружай скаутов! Не давай им бежать в переулок! Ура! — закричал Левка.
Скаутов зажали в кольцо, но они продолжали драться.
— Стой, ребята! — крикнул Левка своим.
Нападающие постепенно отошли, образовав вокруг скаутов круг.
— Сдавайтесь! — предложил скаутам Левка.
— Не сдадимся! — ответил Гольденштедт и с вызовом добавил: — Хотя вас в десять раз больше, но мы не сложим оружие!
— Это вас было в пять раз больше, да вы еще с палками пришли драться. А нас сейчас столько же, сколько и вас.
Кеша Пушкарев закричал, размахивая руками:
— Это вам со страху показалось, что нас в десять раз больше! Эх, вояки! Слаба гайка против морской соли!
— Что с ними цацкаться!
— Дать им как надо!
— Пошли, ребята, на «ура»!
— Стой, погоди! Разбирай гранаты! — приказал Левка.
— Ого! Сейчас мы им дадим!..
«Подносчики боеприпасов» принесли ящик яиц. Скауты заволновались. Из их рядов послышались возмущенные голоса:
— Не по правилам!
— Нечестно!
— Не имеете права бросаться тухлыми яйцами!..
— Вы первые нарушили правила, — ответил Левка. — Впятером на одного полезли драться, да еще с палками. Вот теперь и отдувайтесь. Залп, ребята!
В скаутов полетели тухлые яйца.
— Постой! — крикнул Гольденштедт, закрываясь рукой. — Не стреляйте этой гадостью. Давайте вести переговоры!
— Сдавайтесь! Вот наши переговоры!
И новый град яиц полетел в скаутов.
— Сдаемся! Ваша взяла, — злобно прохрипел Гольденштедт.
— Складывай оружие! — скомандовал Левка.
Скауты стали бросать на землю посохи.
— А что вы теперь с нами будете делать? — спросил Гольденштедт.
— Теперь вы будете ждать, когда вас обменяют на наших пленных, — ответил Левка.
Вокруг засмеялись, а кто-то крикнул:
— Да из наших-то ни один не сдался!
— Ну, вам сегодня просто повезло, — сказал Гольденштедт.
Левка вспомнил место из прочитанной книги о Суворове и сказал, подмигивая ребятам:
— Сегодня нам везенье, вчера было везенье, а когда же уменье? Ну вот что, мы вас отпускаем! Но больше нам не попадайтесь. Как вы думаете, ребята, отпустим зеленокожих в их норы?
Ребята расступились, Под свист и улюлюканье скауты, потупясь, побрели в переулок.
Пошли по домам и победители. Они шли с песнями, криками, потрясая посохами. На ветру полоскались скаутские знамена. На одном был изображен лев, на другом бык. Кеша показал Левке на знамена и промолвил:
— Не по правилам! Вражеские знамена надо волочить по земле.
— Верно! — согласился Левка и закричал: — Эй, кто там скаутские тряпки несет? Волочи их по земле! Наш флаг давай вперед!
И над ребятами заалел в вечернем свете флаг, привязанный к тонкому бамбуковому удилищу.
— Это подходяще! — с удовлетворением проговорил Кеша и так посмотрел на Левку, словно видел его впервые.
Левка тоже с удивлением рассматривал сияющее счастьем лицо Кеши.
— Ну, здравствуй! — сказал Кеша, протягивая Левке руку.
Левка крепко пожал обеими руками черную от сажи ладонь товарища.
— Вот спасибо, что вовремя привел своих. А я уж думал, одним придется биться.
— Как же одним? Ведь я сказал, что приду! Правда, немножко подзадержался. Ну, сам знаешь, почти все ребята на работе были. Я так даже раньше время убег с японского торгаша. Пропади они, думаю, пропадом со своими котлами, когда тут дело такое! — Кеша засмеялся и хлопнул Левку по плечу. — Подходяще они от нас получили. Теперь будут знать, почем пуд морской соли! — И спросил: — Умеешь играть на трубе?
— На трубе? На какой трубе? — не понял Левка.
— На медной, ну на которой музыканты играют. Я ее у одного скаута отнял. Сейчас покажу. Эй, Спирька Блохин! Давай сюда музыку!
К Кеше подошел мальчик в широченных штанах, сшитых из куля. На штанах стояли круглые розовые печати: «Торговый дом Чурин и Кь». Из-за пояса штанов выглядывал раструб медного горна.
— Спирька, давай трубу! — повторил Кеша.
Спирька с трудом вытащил горн и протянул Кеше. Кеша передал горн Левке.
— Нет, у нас никто не умеет играть, — сказал Левка.
— Жалко, а я-то думал, — Кеша вздохнул, — вот заиграем мы на этой трубе свою песню! Слушайте, скауты, как ваша труба играет по-нашему. Эх!..
Вдруг размышления Кеши прервал мальчик в солдатской форме.
— Дай-ка мне, — сказал он.
— Ты что, умеешь?
— Еще бы… второй год учусь в музыкантской команде. На кларнете играю и на горне тоже. Что вам сыграть-то? Сбор, или тревогу, или какой вальс, или марш? Могу «Гибель „Титаника“ сыграть. А не хотите буржуйские песни слушать — „Интернационал“ исполню.
Левка с Кешей встретились взглядом, и оба разом сказали:
— Давай «Интернационал»!
Мальчик ловко вскинул руку с горном и прижал к мундштуку губы. Он играл очень хорошо. Все ребята затихли, слушая, как горн торжественно и гордо пел гимн коммунистов.
Но вот музыкант опустил трубу, и ребята снова зашумели, делясь друг с другом впечатлениями о прошедшем бое.
К Левке подошла Наташа с пузырьком в руках. Глаза девочки сверкали гневом.
— Ты что? — спросил Левка.
— Да как что? Ты знаешь, что одному из наших скауты голову камнем проломили? Мы его в аптеку водили. Крови сколько было! Постой, да и у тебя тоже кровь на щеке. Дай-ка помажу. И ты тоже не уходи, — сказала «сестра милосердия» Кеше. — У тебя может быть заражение крови.
— У меня? — удивился Кеша.
— Ну, конечно! Весь черный от грязи и весь в синяках и ранах.
Где-то позади раздались голоса:
— Артиллерию везут!
— Колькина пушка едет!
Коля и Сун везли за оглоблю свою пушку. Из дула пушки торчало захваченное Колей скаутское знамя. Еще издали Коля закричал:
— Жалко, пороху не было для второго залпа, а то бы мы им еще не так дали! Видели, как я по ним тарарахнул? Будут помнить Кольку Воробьева!
Наташа, заметив, что у брата все лицо в крови, побежала ему навстречу.
— Пустяк, заживет, — сказал Коля, однако с удовольствием подставил Наташе лоб.
Наташа, смазывая ему пораненные места, вполголоса выговаривала:
— Чего ты хвастался? Ведь не ты стрелял, а Сун!
— Ну да, Сун! — Коля снисходительно засмеялся. — Ничего-то ты не понимаешь в военном деле. Кто, по-твоему, командир батареи?
— Ну, ты!
— Красноармейцы кому подчиняются? Мне или еще кому?
— Тебе…
— Вот то-то и оно, что мне! А раз мне, то выходит, я стрелял. Так даже и в газетах пишут: бронепоезд командира Иванова взял станцию Шмаковку. Или: батарея командира Сидорова обратила в бегство казаков. Ой, не жги так!..
Сун с улыбкой слушал этот разговор. Мимо быстро прошли Левка и Кеша, тоже с желтыми мазками йода на лицах и руках.
Сун стал рассматривать свои руки, ища хоть маленькую царапину. Ему так хотелось, чтобы Наташа и его полечила. Но, к великому огорчению Суна, у него не было ни одной царапины, ни одного синяка.
— Стой, командир! — прикрикнула Наташа, припекая йодом руку брата. Затем она повернулась к Суну: — Теперь тебя буду лечить.
Сун покраснел и ответил с сожалением:
— У меня нечего лечить. У меня все цело.
— Цело? Ну это я еще посмотрю. У вас у всех ничего нет. Постой, постой, а на шее что? Прыщик? Давай прыщик смажем. Вон и на лбу какая-то царапина! Так, не крутись! Теперь руки давай!
Наташино лекарство щипало и в то же время приятно холодило кожу. Сун, смеясь, покорно подставлял то лицо, то руки.