Итоговая философская памятка. ШЕРСТЬ, ТО ЕСТЬ ТЕПЛО — ДОЛЖНЫ БЫТЬ НЕМНОГО КОЛЮЧИМИ!

Безмятежность имеет тенденцию истаивать стремительно. Пережив трагическую утрату друга и первый крупный домашний скандал и пытаясь вернуться в нормальную психологическую колею, я вознамерился все же довести дело с покражей сочиненной мною саги и перелицовкой моего сюжета для кино — до логического финала.

ИСТИНА ДОЛЖНА ТОРЖЕСТВОВАТЬ! ВОРЫ ДОЛЖНЫ СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ! — мелькало во всех газетах.

Абсурдность и смехотворность подобных заявлений вряд ли нуждается в серьезных комментариях.

Количество серий фильма "Дурак дураком" прирастало, тюки свежедопечатанного "Учебника для Дураков" исправно поступали в сеть распространения. Да, Маркофьев погиб. Но, значит, дело его кто-то продолжал! Когда я, наконец, отправил свой фолиант нуждавшемуся в нем абоненту (он слезно просил меня об этом в провалявшемся у меня два года письме), то вскоре вытащил из почтового ящика — вместе с вернувшейся в моей же бандероли книгой — уведомление об отказе принять дар и оскорбительную приписку. Из цедули явствовало: моими "Учебниками…" завалены газетные киоски и продуктовые палатки, их навязывают в качестве нагрузки в бакалейных отделах и театральных кассах… А также бесплатно раздают на рынке для завертывания пирожков и сворачивания кульков под тыквенные семечки…

Моим негодованию и скорби не было предела… Я жаждал проучить и наказать… Но — кого, кого?

Вопрос на засыпку. Кто кого должен жучить, щучить и учить: неповоротливый честный — умелого вора или преуспевший вор — нерасторопного идеалиста-рохлю?

И не только ущучить и проучить я хотел.

Мое положение было следующим:

1) Моя дочь Катя, очередной раз собираясь замуж и решив улучшить жилищные условия, стала обменивать однокомнатную квартиру на двухкомнатную (с доплатой) — и угодила в лапы маклеров-мошенников. Она не просто осталась без крыши над головой, но оказалась должна псевдо-риэлторам весьма значительную сумму.

2) Ее мать, бывшая моя жена Маргарита, никуда не приткнувшаяся со своим музыкальным образованием, пробовала играть на скрипочке в кафе, потом ее пригласили участвовать в трио, выступавшем в подземном переходе возле гостиницы "Националь" (престижное место!), однако тех грошей, что бросали в банку из-под маслин сердобольные прохожие, не хватало даже на корм собакам Джеку и Джою, которые ведь так и остались на попечении этой святой женщины.

3) Нынешняя моя почти что жена Вероника балансировала на грани увольнения по сокращению штатов: больницу, в которую она пришла на должность сестры-хозяйки (за это больше платили — чем за врачебный диплом), перепрофилировали в курортно-профилактический комплекс с массажным уклоном, бывшим сотрудникам в нем стало нечего делать, поскольку теперь сюда наезжали вот уж не золотушные доходяги, а дородные здоровяки, к их услугам круглосуточно функционировали теннисные корты, фитнесс-бары, бассейны, боулинги, бильярдные, сауны с джакузи, им также предлагались столы, накрытые на свежем воздухе и в помещениях, и конные прогулки по парку, окружавшему здание бывшей клиники. Обслуживали клиентов стройные высокие девочки в коротких белых халатиках и белых же чулках на кружевных резинках. Вовсе я не хотел, чтобы Маргарита оставалась в этом спортивно-укрепляющем комплексе искусств — сокращенно СУКИ — даже если бы ее упрашивали остаться.

4) Мои папа и мама пребывали на грани нервного срыва, поскольку мама страшилась наведываться в магазины (подпрыгивания цен казались ей запредельными, намереваясь потратить определенную сумму, она возле прилавка обнаруживала, что приготовленных денег не хватает); отец избегал садиться за руль "мурзика" (и полностью отписал его мне), ибо на дорогах творилось невообразимое: бронированные джипари ездили по встречной полосе на красный свет, милиционеры их не останавливали, зато тем, кто не успевал увернуться и кого эти джипы таранили, стражи порядка выписывали астрономические штрафы, отбирали права, покореженные машины арестовывали, а самих несчастных пострадавших волокли на медицинское освидетельствование и почти всегда находили у них в крови алкоголь, что влекло новые расходы, бедняги вынуждены были слушать площадную брань постовых и упреки — почему не успели посторониться и избежать столкновения… К этому надо добавить: растущая инфляция начисто съела небольшие накопления моих стариков, отложенные ими на похороны, пенсию платили нерегулярно… Когда, навещая папу и маму, я привозил им продукты, мама всхлипывала, а отец выгибал грудь и говорил:

— Ничто нас в жизни не может вышибить из седла. Видишь, как удачно складывается. Зато теперь ты ощутил себя настоящим мужчиной, ответственным за судьбы большой семьи… Нет худа без добра!

И верно, я оставался единственным источником дохода для всех близких, их кормильцем и защитником.

Короче… Короче, если резюмировать и подбить бабки… Шанс получения гонорара за пиратски доизданную книгу и пользовавший немалой популярностью телефильм оставался той самой соломинкой, за которую я надеялся ухватиться.

— Короче, дело к ночи, — любил повторять Маркофьев. Неясность этого выражения не отменяла и не опровергала его энергичной сути.

Конечно, шанс на успех затеи оставался сугубо теоретическим. Рассчитывать на манну не следовало. Однако я решил действовать и непременно добиваться положительного результата. Вероника укрепляла меня в моем намерении. Ей вторила моя дочь:

— Если товар продается, то приносит прибыль. Если есть прибыль, ею с кем-то делятся. С дружками вообще надо делиться.

Я не мог не сделать замечания:

— Что за терминология?

— А что такого? — возбухла Катя. — Даже очень высокие правительственные чиновники так говорят…

Впрочем, по существу вопроса я был с дочерью и Вероникой согласен. Я чувствовал и рассуждал похоже: с какой стати кто-то должен жировать, присваивая результаты моих усилий, а я — буду прозябать и нищенствовать?

Не надо думать, что прежде я не боролся.

Я регулярно навещал банк, который якобы не получал перечислений из пенсионного фонда, а затем отправился собственно в пенсионный фонд — узнать, когда же папе и маме переведут положенные средства? Меня не прогнали, а приняли и даже ответили:

— Наш фонд купил у государства ценные бумаги. Которые теперь ничего не стоят. Но мы крутим деньги под большие проценты в одном алюминиевом концерне… Нам, правда, пока ничего не капает…

— Меня не заботят ваши ухищрения, — сказал я. — Мне нужно знать, когда папа и мама начнут жить достойно…

— Имейте терпение… На эти вырученные проценты мы построим загородные особняки… Сдадим их в аренду… А уж тогда расплатимся с пенсионерами, — сказали мне.

Я пошел в риэлтерскую контору, объегорившую мою дочь. Контора съехала из офиса, который занимала в течение трех месяцев, определить ее новое месторасположение оказалось невозможно.

Однако какие-то люди регулярно звонили Кате и угрожали: если она не съедет из уже не являвшейся ее собственностью квартиры или не выплатит долг, ее похитят, выкрадут, изувечат. Я дождался очередного сеанса связи с вымогателями и предложил им увидеться. Они в ответ закричали, что, если не принесу деньги в указанное место, то потеряю дочь.

Нести было нечего.

Когда я приехал в массажно-развлекательный комплекс, пытаясь забрать трудовую книжку моей почти что супруги, охранники спустили меня с лестницы. И правильно сделали. И хорошо поступили. Забегая вперед, скажу, что впоследствии я, вместе с Маркофьевым, посетил не одно подобное заведение. Под Лиссабоном мы даже построили для себя аналогичный развлекательный центр, назвав его по аналогии СУКИ Лимитед — спортивно-укрепляющий комплекс-институт. Парная там была отменной. А уж обслугу подобрали (из числа местных красоток) — закачаешься. Так вот, не хотел бы я, чтобы туда заявлялись всякие посторонние типы с улицы. Иначе они бы увидели то, что для посторонних глаз не предназначено. Разумеется, моя жена не должна была обретаться в подобном вертепе.