— Глянь, Стасер, какую тачилу они себе отхватили! Новой, поди, брали, бешеных бабок такая стоит! — мелкий дернул приятеля за рукав, указывая на „девятку“.
— Подумаешь, крутизна! Я понимаю, если бы это „мерс“ был или „Опель“, а так, ерунда. Дерьмо, короче!
С этими словами парень легким непринужденным жестом швырнул свою жестянку точно в лобовое стекло машины. Яраги подпрыгнул, как ужаленный и кинулся к нему.
— Эй, чего делаешь, да!
И лишь натолкнувшись уже на пол пути на холодно-спокойный, ожидающий взгляд, почему-то не бросившегося, как он ожидал, бежать со всех ног парня, Яраги вдруг понял, что с самого начала показалось ему неестественным и неправильным. Эти сопляки его НЕ БОЯЛИСЬ! Это открытие так потрясло лихого джигита, что он чуть было не затормозил на пол дороги, но слишком уж мало было расстояние до так и не двинувшегося с места обидчика, чтобы на это хватило времени. Через доли секунды сильные обильно поросшие волосами руки горца уже сомкнулись вокруг по-мальчишески стройного худощавого тела противника, сомкнулись, и начали привычно заламывать в сторону и вниз, выбивая из равновесия, точно так же как привык это делать горец вовремя борцовских поединков с земляками. Вот только в этот раз не получилось. Чувствительный толчок ладонями по подвздошным костям заставил отодвинуть назад корпус, совсем чуть-чуть, но как оказалось, вполне достаточно для жестокого удара коленом в пах. От жгучей, перехватывающей дыхание боли у Яраги на глаза навернулись слезы, а внизу живота будто заворочался тяжелый комок. Бритый гопник без усилий, одним коротким движением разорвал казавшийся таким надежным борцовский захват и, слегка качнувшись назад, влепил кавказцу кулаком в горло, заставив его бестолково хватать ртом никак не заглатывающийся воздух, как вытащенная из воды рыба. Перед глазами Яраги поплыли разноцветные сверкающие круги, а уши будто забили ватой, глуша шум улицы, и лишь откуда-то из невероятной дали долетел крик Салмана:
— Назад! Отойди от него! Зарежу!
И задорный по-мальчишечьи ломкий басок в ответ:
— Брось пику, пидор! А то я тебе ее в жопу загоню!
И сразу же за этими словами противный костяной хруст и дикий пронзительный вопль Салмана. Он удивился, какую же боль должен испытывать человек чтобы так кричать? Но тут его самого схватили за волосы и резко дернули вниз. Он еще успел увидеть как из пушки выстреленное навстречу его лицу колено. Потом была резкая рвущая кожу и плющащая кости боль и спасительная темнота полного забытья, ласковая и безмятежная, окутавшая его как теплое старое одеяло из верблюжей шерсти, в которое он любил закутываться зимой, когда был еще совсем маленьким.
Стасер с усмешкой смотрел на Клопа, облизывающего кровоточащие костяшки на правой руке.
— Фигня, брат, войны без потерь не бывает! — сверкнул тот шальными возбужденными глазами, поймав его взгляд.
Оба чучмека, надежно отключенные свирепыми боевыми приемами армейского рукопашного боя, безвольными кулями валялись на асфальте. Немногочисленные прохожие спешили перейти на другую сторону улицы и старательно делали вид, что происходящее их не касается. Ни милиции, ни военного патруля в пределах видимости не маячило.
— Может хоть в тачки их позакидываем? — неуверенно предложил Стасер. — Чего они на самом виду валяются?
— Ладно, расслабься, — бесшабашно махнул рукой Клоп. — Была охота их ворочать! Глянь, кабаны какие!
Действительно по сравнению с еще не заматеревшими юношески стройными первокурсниками мощные с развитыми мускулистыми фигурами горцы смотрелись настоящими гигантами. Не сильно это им помогло, все-таки прав был инструктор. Скрипнула, отворяясь, входная дверь бара и оба курсанта как по команде настороженно обернулись в ту сторону. Однако тревога оказалась ложной — из дверного проема выглянул Макс, быстро осмотрел улицу и вопросительно глянул на Стасера.
— Ну как у вас?
— Как видишь, — гордо сообщил Стасер, отступая в сторону, чтобы старшекурснику были видны поверженные враги.
— Молоток! Сейчас фургон подъедет и будем грузить.
Древняя, еще хранящая на бортах облезлую надпись „хлеб“, хлебовозка, пыхтя и чихая движком, появилась минут через пять. Аккуратно притеревшись к тротуару между бандитскими тачками и входом в бар, окатила напоследок улицу клубом вонючего дыма и тяжело закашлявшись остановилась. Сноровисто выпрыгнувшие из кабины Арамис и Рваный — оба средневесы с третьего курса, мельком кивнув первокурсникам, бросились раскрывать двери объемистого кузова. Одновременно из бара начали появляться остальные бойцы. Они по двое, за руки и ноги, как тяжелые мешки, тащили бесчувственные жестоко избитые тела тех, кто всего несколько минут назад считал себя в этом городе хозяевами. Раскачав у высокого борта, находящихся в бессознательном состоянии джигитов вовсе не деликатно забрасывали внутрь, наваливая друг на друга кучей, утробно хекая и тихо матерясь, точно так же, как на самой обычной разгрузке пришедших для нужд училища вагонов с мукой или сахаром. Стасер всматривался в мрачно-сосредоточенные или наоборот нахально-глумливые лица вроде бы хорошо знакомых ему парней и не узнавал их. Да полно, они ли это были? Бритые черепа покоящиеся на мощных шеях, наглые уверенные взгляды, агрессивно выдвинутые вперед челюсти. А одежда! Черные и коричневые лайковые куртки, натуральные фирменные спортивные костюмы, высокие кроссовки. Никогда прежде Стасер не видел своих товарищей в подобном одеянии. „Да это же типичные бандиты! Если их сейчас показать в какой-нибудь передаче про криминал никто в жизни не поверит, что это курсанты!“ — мелькнула растерянная мысль.
— А вы чего встали? — рявкнул над самым ухом замершего, наблюдая за жутковатой погрузкой Стасера, невесть откуда взявшийся Макс. — Тащите своих туда же! Хотя нет, подожди! А ну помогай!
Склонившись к забрызганному кровью, еле дышащему водителю „девятки“ Макс, ловко ворочая безвольное тело, стянул модную куртку из тонко выделанной кожи и, не глядя, швырнул ее прямо в руки обалдевшему Стасеру.
— Твоя! А то ходишь, как обсос! Клоп, тоже сними со своего!
— Да мне размер не подойдет, — попытался отказаться Клоп. — Там два меня поместятся, если не три.
— Значит ушьешь! Или продашь и по размеру купишь! Делай, я сказал!
Еще раз окинув черного критическим взглядом, Макс обратил внимание на сверкнувшую на пальце правой руки золотую печатку.
— Опа! Это тоже в цвет! Конкретный пацан должен быть с гайкой и цепурой.
Однако печатка сидела на пальце, как влитая. Никакие усилия Макса тянувшего и так и эдак, и даже плюнувшего для смазки на распухший и посиневший от его усилий палец не помогали. В конце концов, разъяренный неудачей рукопашник с коротким ругательством отшвырнул в сторону чужую кисть и быстрым движением извлек откуда-то из недр своей куртки зоновский выкидной нож. Сухо щелкнуло, зафиксировавшись выброшенное мощной пружиной лезвие.
— Эй, ты что хочешь делать? — забеспокоился Стасер.
— Чего-чего? Видишь же, не снимается! Придется этому урюку палец отрезать, иначе ничего не выйдет!
— На хрена, Макс! Брось! Не надо!
— Чего не надо? Для тебя же, дурака, стараюсь! Знаешь, сколько такая гайка стоит? А этому и без пальца нормально будет, у него еще целых девять останется! Он еще спасибо нам сказать должен, за такой беспредел мы их вообще перемочить могли.
— Слушай, я такую гайку носить не буду! Точно тебе говорю!
— Буду — не буду! Эх и утомляете вы меня, чистоплюи, — с неподдельной усталостью в голосе выговорил Макс. — Хрен с тобой! Не хочешь, не надо! Хватай его тогда за ноги, и поволокли!
Наконец оббитые железом двери фургона захлопнулись за последним тихо постанывающим от боли, но еще не пришедшем в сознание телом.
— Арамис, Рваный! Все, везите! Потом возвращайтесь сюда же! Мы подождем!
— Куда это они их? — робко дернул Макса за рукав Клоп.
— На кладбище. В старые могилки потихоньку закопают и все, концы в воду. Да шучу я, шучу! — поторопился добавить Макс, видя, как побледнел от его слов впечатлительный первокурсник. — Ничего с твоими чучмеками не случится. Отвезут их на городскую свалку, там и выкинут. Они живучие, к утру оклемаются и как-нибудь до больницы доберутся. Зато надолго запомнят, что с нами связываться не стоит. Вы, кстати, молодцы оба. Отлично себя показали. На держи, честно заработали.