-  Нет, - совершенно, абсолютно растерянно произнес Илья. - Вы уверены, что это папа... что это он воспользовался кредиткой...

-  Нет, блин, шучу!! Конечно, уверен! Аскольд показал распечатку снимка камеры банкомата - твой батюшка на фоне Невского проспекта бабки получает. И вообще, он мне звонил.

-  Когда?!

-  Вчера. Ночью. Илья, хватит дурить, приезжай. Теперь ты знаешь, где твой отец...

-  Дядя Гена!! - завопив, не дал договорить Илья. - А вы уверены, что разговаривали с папой?!

-  А кто еще меня «старым крокодилом» называет? - устало, словно увещевая капризного ребенка, проговорил Коростылев. - Лева почему-то не стал признаваться, что рванул в Питер, но я-то знаю... Так что давай, Илюша, приезжай. Мы все разрулим, если надо устроим освидетельствование...

-  Что-о-о?!

Геннадий Иванович смущенно замямлил:

-  Ну, ты это... не бери в голову, не нервничай... дуй ко мне, я тебя буду ждать... Мы все разрулим.

Но Илья уже нажал на телефоне кнопку отбоя.

Освидетельствование. Это слово не имело для Ильи другого смысла. Оно прозвучало как последний удар по крышке гроба, готового засыпаться землей.

Освидетельствование. Зубов не мог посмотреть в глаза примолкших свидетелей разговора, он слепо глядел перед собой и вспоминал...

Февраль. Конец февраля этого года. Илья приехал к отцу, но возле дома встретил Гаврилова, тот предложил подняться к нему - хотел похвастаться новой курительной трубкой в коллекции.

Поднялись. Задумали обмыть покупку парочкой рюмашек, к ночи нажрались в хлам.

Илья не стал вызывать такси или «пьяного водителя», спустился к отцу и переночевал в своей бывшей, но всегда готовой к приему комнате.

Утром его разбудил громкий шипящий голос Берты, доносящийся из кухни:

-  Я не хочу, чтобы твой сын приходил к нам в невменяемом состоянии! Не хочу! Запрещаю! Я его - боюсь.

-  Господи, Берта, что ты несешь?! Илья нормальный парень, он мой сын...

-  Он не только твой сын! Он - сумасшедший! Попроси его больше не появляться у нас в нетрезвом виде!!

Тогда подслушанный разговор показался Илье похмельным бредом. «Сын сумасшедшей», «я его боюсь»... Что за вздор? Мама болела совсем другим, это сильнодействующие препараты повредили ей рассудок. Но она не была сумасшедшей! Больной, вздорной, слабой - да. Но не сумасшедшей!

В то утро он незаметно исчез из дома. Постарался забыть слова Берты.

Но не смог.

Через день приехал к отцу на работу и задал вопрос в лоб:

-  Пап, наша мама была сумасшедшей?

Лев Ефремович сразу понял, откуда это прилетело. Смутился, попытался ответить экивоками:

-  Не обращай внимания на бредни Берты. У нее ПМС.

-  Я требую, я прошу, - настаивал Илья, - моя мама была психически нездорова?

Отец вздохнул, жестко потер ладонью чисто выбритую щеку.

-  Твоя мама была психически неадекватна. Но это, Илья, следствие, не имеющее к тебе отношения. Заболевание мамы - приобретенное. Не наследственное. Так что успокойся, не забивай голову чепухой. - И попытался закончить неприятный разговор шутливо: - Спокойно рожай мне внуков. Не подведи старика.

Тогда Илья поверил.

По сути дела, верил и сейчас. Надо хорошо знать отца, чтоб быть уверенным: Зубов-старший ни за что не пустит на самотек возможное заболевание единственного наследника. Отец затаскал бы Илью с самого детства по психиатрам, отслеживал. Но папа ни разу даже не заговорил о врачах! Не намекнул!

А Зубов-старший не из пугливых. Если бы имелся повод хоть для крохотного беспокойства он, прежде всего, не стал бы ничего утаивать от сына и прямо убедил того внимательнее относиться к любым проявлениям психического свойства.

Но папа был абсолютно спокоен. То есть уверен.

В отличие от Берты. И, вероятно, супруги Коростылева тети Светы.

Светлана Анатольевна одна из первых отвернулась от старинной подруги Марины. Однажды маленький Илья слышал, как она красноречиво намекала папе отдать жену в лечебницу.

Теперь пришло понимание: в борьбе за признание наследника неадекватным у Берты есть возможный союзник - Светлана Анатольевна Коростылева. Уж больно быстро дядя Гена упомянул освидетельствование, слова мачехи, вероятно, упали на подготовленную почву.

...Илья мрачно смотрел на ковер под ногами и почему-то думал не о том, что вывалил на него дядя Гена, а совершенно о другом: «Как хорошо, что Кира вышла из комнаты и ничего не слышала». Только что Зубова огорошили ворохом непонятностей, а он, как идиот, сидел и вяло думал: «Как хорошо, что Кира вышла замуж за другого и носит не моего ребенка...»

Бред. Из-за одного брошенного слова он обрадовался, что любимая женщина досталась другому, ушла из его жизни и будет растить чужих детей?

Бред. Но на сегодня это единственное, что хоть немного успокаивало сына сумасшедшей.

Зубов мрачно скосил глаза на внимательно, задумчиво прищурившегося Паршина, посмотрел на конфузливо порозовевшую Дусю.

-  Твой отец может быть в Санкт-Петербурге? - прямо спросил сыщик.

Илья помотал головой и медленно проговорил:

-  Меня он об этом не предупреждал. Если бы папа просто решил уехать, он бы обязательно сообщил об этом мне. Он знает, что я беспокоюсь и жду его звонка.

-  Друг Гена мог перепутать по телефону голос Льва Ефремовича?

-  Навряд ли. Они знакомы почти полвека. Отец всегда называет его в шутку «старым крокодилом» и вообще... - Илья выпрямился, недоуменно развел руками, - они так давно дружат... Разговор двух старых приятелей подделать невозможно. Папа и дядя Гена так своеобразно общаются... С подколками, с подтекстами...

-  Понятно, - угрюмо бросил Паршин. - С одной стороны, он в Питере быть не может, с другой - дядю Гену чужим голосом не запутать. - Перевел глаза на Дусю. - Тогда что происходит? Может быть, ты неправильно поняла разговор Берты и какого-то мужика?

-  Я не собиралась его никак понимать, - членораздельно выговорила Землероева. - Я просто передала вам слово в слово все, что услышала. Могу еще раз повторить.

-  Не будет лишним, - согласился Паршин. - В связи с открывшимися обстоятельствами, прослушаем под другим углом.

Евдокии показалось, что вскоре ее можно будет разбудить ночью, и она воспроизведет разговор в кабинете с качеством заезженной пластинки, скрипя от неприязни к каждой запятой.

Паршин прослушал, покивал и, ничего не вставив по этому пункту, взялся за другое:

-  Илья, что ты трогал в квартире Дусиного брата, и как твои отпечатки пальцев оказались в базе МВД? - По сути, сыщику хотелось так же поинтересоваться: «А нет ли у тебя, парень, еще и судимости в довесок к прочим прелестям?», но пожалел понурого мажора. С того и намека на психиатрию достаточно оказалось. Вон как резко разговор с дядей прервал, как будто опасался пулю из мобилы схлопотать.

Вопрос этот щекотливый, конечно, задать придется - с институтом Сербского шутки плохи, как бы не нарваться на реального психопата, - но пока время терпит. Пусть парень немного очнется, растормошится, другого дерьма похлебает, позже, наедине, придется припереть его к стене. Получить бонус в качестве неадекватного враля Пашину не очень-то хотелось. В кучу уже и так немерено свалилось: воришка Дуся, труп «котенка», возникший в Питере папаша...

Илья тем временем, наморщив лоб, припоминал, что делал в квартире щекастого соседа.

Вроде бы... кроме перил на балконе он ничего не трогал... а те наждаком бы неплохо обработать... Если же о гладких поверхностях?.. Пальцами только до шеи Константина дотрагивался, когда пульс пытался нащупать...

Черт! Дверную ручку трогал! Вначале, когда Дуся хотела на звонок нажать, увидел, что дверь неплотно закрыта, и нажал на ручку с наружной стороны, потом сам дверь изнутри захлопнул!

Вот дьявол, теперь точно геморроиться придется, оправдываться, почему в квартиру покойника залетел и свежайшие «пальчики» на двери оставил.

Илья быстро рассказал Паршину, где наследил и, немного смущаясь Дуси, поведал старую историю с погибшей от передоза девицей в наркоманском притоне. Отец вроде бы собирался тогда сделать все, чтобы Илья не проходил по делу даже как свидетель, Зубова-младшего даже ни разу к следователю не вызвали...