― Трудно сравнить среднее и идеальное.

― Черт, Дими!

Он качает головой. Я чувствую, как прижимается к моей голове его щека, и придвигается он весь.

― Средняя ― это она, ​​Джесс.

Ой.

Мои щеки загорелись.

― Ливви ― это воплощение того, как женщины думают, чего хотят мужчины. Да, она великолепна, да, с ней легко, но это все не то. Она такая же, как тысяча других женщин. Она фальшивая насквозь. А женщины, как ты, разные. Ты не такая, как тысяча других, ты одна. Так что, хоть ты не типичная девушка с обложки, зато по-настоящему красивее их.

Ой. Бог. Ты. Мой.

Я приоткрываю рот и изо всех сил пытаюсь вдохнуть свежего воздуха. Он только что… назвал меня… красивой?

― У меня рыжие волосы, ― с трудом выдавливаю я.

― Это же, черт, великолепно.

― И кожа… совсем белая.

― Как у куколки.

― У меня глаза слишком большие.

― Чем больше, тем лучше.

― Прекрати! ― вскрикиваю я. ― Почему ты так добр ко мне? Потому, что знаешь, что я могу бросить тебя здесь?

Он замолкает.

― Я много кем могу быть, Джесс, но я не лжец.

― Так ты просто честен со мной?

― Что-то вроде того.

Блин, так и прокалывают эго-пузырь. Я вырываюсь из его рук.

― Мне нужно на воздух.

― Мы и так… ― обращает он внимание.

Но я все равно встаю и сразу же жалею об этом. Так холодно, и все тепло, которое только что проникло в тело, улетучивается и сменяется леденящим кровь холодом. Я обнимаю себя и дышу. Вдох. Выдох. Просто сосредоточиться.

― Возвращайся сюда, ты замерзнешь, ― зовет Дими.

― Ты знаешь, меня никогда не целовали?

Так глупо то, что я ляпнула это, но необходимость высказаться, кажется, намного перевешивает логику.

― Что? ― бормочет он, в его голосе слышно замешательство.

― Он изнасиловал меня, он так много у меня отнял, но никогда не целовал меня. Этого он у меня не украл. Так что я никогда ни с кем не целовалась. Я просто… Знаешь, когда меня поцелуют, я хочу, чтобы это произошло потому, что и он, и я захотим этого. Он должен быть медленным и крепким, таким, каким и должен быть первый поцелуй, ― я останавливаюсь и глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями и отталкивая эмоции. ― Я мечтала влюбиться и выйти замуж, жить долго и счастливо. Всего этого я лишилась, когда он забрал мою невинность. И единственное, о чем мне осталось мечтать: возможно, когда-нибудь у меня будет поцелуй, переворачивающий жизнь.

― Зачем ты рассказываешь это мне?

Я вздыхаю, покачав головой.

― Ну, Дими, ты первый мужчина за всю мою жизнь, которому я подумываю отдать его.

Молчание.

Долгая мучительная тишина.

― Ты не хочешь испытать со мной что-то подобное, Джесс. Я вовсе не достоин этого.

― Кто сказал? ― шепчу я.

― Я.

― Но не я.

― Возвращайся сюда, ― произносит он усталым голосом. ― Нам нужно отдохнуть.

― Мне не нравится быть с тобой так близко, когда я только что призналась, что хотела бы, чтобы ты меня поцеловал.

Он снова замолчал.

― Просто подойди.

― Командир, ― бормочу я, опускаясь на колени и заползая обратно.

Как только я приближаюсь, он возвращает меня в то же положение, в котором мы были раньше. Когда тепло снова наполняет меня, я вздыхаю. Слава Богу, мне это было нужно. Ужасно сильно. Я зеваю и чувствую, что как тяжелеют веки. Мне неловко от того, что Димитрию приходится спать на твердой холодной земле. Но по дыханию могу сказать, что он не может успокоиться: его сердце бьется у меня под щекой, а грудь поднимается и тяжело опадает.

― О чем ты думаешь, что ты так дышишь? ― шепчу я, снова зевая.

― О том, как целую тебя.

Проглатываю зевок и захлопываю рот. Поцеловать… меня? Он думает, как поцеловать меня? Ой.

― Это хорошая мысль или плохая?

Его грудь вздрагивает от сдавленного смеха.

― Как правило, хорошая.

Мои щеки горят, а сердце ускоряется. Я ни на секунду с тех пор, как была маленькой девочкой, не задумывалась о том, чтобы поцеловать мужчину. Никогда не хотела этого. Никогда не пыталась получить это. Я, честно, поверила, что останусь одинокой, холодной и не желающей этого. Я думала, что он забрал мое желание вместе с невинностью.

Мы оба молчим. Слышны только звуки ночных созданий, поющих и шуршащих, и наши глубокие, рваные вздохи. Я сглатываю снова и снова, пытаясь отвлечься от мысли о поцелуе Димитрия. Сердце колотится почти до боли. И будто кто-то наверху подумал, что было бы забавно сыграть со мной шутку, накатывает спазм в животе.

Боже, ты не шутишь? Ты решил вывалить это на меня сейчас?

Я стону и ерзаю, пытаясь найти удобную позу. Еще хуже, что у меня ничего с собой нет. Черт возьми, тетя Фло, ты всегда выбираешь худшие моменты, чтобы показать себя во всей красе.

― Ты в порядке? ― спрашивает Димитрий.

― У меня просто… судорога.

― Надо размяться?

― Не... такого рода судорога.

― А, ― говорит он, отодвигаясь. Очевидно, ему стало неудобно.

― Я выйду еще раз, на минутку.

Он опускает руки, обнимающие меня, и я выползаю из тепла и встаю. Вытягиваю руки перед собой и отыскиваю ближайшее дерево. У меня есть тампон, припрятанный в кармане, чтобы продержаться до утра, и думаю, что сейчас самое подходящее время его использовать. Я быстро меняю тампон, и несколько раз спотыкаясь и ругаюсь, пока выкапываю достаточную ямку, чтобы закопать использованный. Это, реально, самое худшее, что могло случиться. Мои щеки горят от стыда.

― Что делаешь? ― окликает Димитрий. ― Убиваешь зверюшек?

― Очень смешно, ― бормочу я, отряхивая руки. Даже знать не хочу, насколько грязной буду к утру.

Возвращаюсь к Димитрию и вползаю обратно в его объятия. Он легко принимает меня, не колеблясь, когда я снова кладу голову ему на грудь. Я стараюсь устроиться поудобнее, но вряд ли это получится из-за боли, охватывающей низ живота и отдающей вниз по ногам. У меня бывают сильные боли, вечно с ними мучилась. Я постанываю и отодвигаюсь.

― Так плохо, да? ― спрашивает Димитрий.

― Да. Ничего, в конце концов, это пройдет.

Он поворачивает меня на бок и скользит рукой вниз, берясь за подол платья.

― Эй, ты что делаешь? ― вскрикиваю я, отстраняясь от него.

― Тепло поможет, ― шепчет он, засунув руку под платье и находя мягкое местечко между моими бедрами. Слава Богу, достаточно высоко от моих женских прелестей. Но ему удается найти именно то место, где болит. Он прижимает руку чуть сильнее, и тепло ладони, кажется, помогает.

― Чем дольше будет здесь моя рука, тем лучше.

― Спасибо, ― шепчу я.

― Теперь попробуй уснуть.

Я чувствую, как опускаются веки, и знаю, что сон то самое, на чем действительно должна сконцентрироваться. Я устала, и он тоже. Я закрываю глаза, глубоко дышу, вдыхая его теплый, мужественный запах. Я осознаю, что мое тело быстро обмякает, и когда тепло его руки, наконец, проникает внутрь и облегчает боль, засыпаю.

― Спокойной ночи, Блэр, ― чудится мне шепот Димитрия, прежде чем мир погружается во тьму.

~ * ГЛАВА 15 * ~

Джесс

После того как мы, наконец, засыпаем, утро наступает очень быстро. Я просыпаюсь, потому что от света жжет веки, ощущение, что лежу прямо на солнцепеке. Я стону и потягиваюсь. Димитрий обнимает меня, его крепкое тело прижимается ко мне. Лежать с ним даже жарко, но как только я выпутываюсь из его рук, тепло ускользает, и я чувствую прохладный ветерок снаружи.

Встаю на колени, глядя на Димитрия.

Он лежит наполовину на боку. Его темные волосы взъерошены, и из густых прядей торчат сучки. У него вымазана кожа, и выглядит он, будто провел два раунда с грязной лужей. Но при этом настолько совершенным, что тяжело дышать. Мне удается взять себя в руки достаточно, чтобы выровнять дыхание. Я сосредотачиваюсь на свежем утреннем бризе.

Ухожу к ручью и опускаюсь на колени, кожу жжет, когда мелкие камушки впиваются в колени. Пытаюсь устроиться поудобнее и стону, но складываю ладони ковшиком и опускаю в воду. Умыв лицо, переключаюсь на руки и пытаюсь отмыть грязь, прилипшую за ночь.

― Ты сошла с ума.

Обернувшись, вижу Димитрия, рассматривающего меня. Он стоит без рубашки, запустив руку в волосы и дергая густые пряди, пытаясь привести их в порядок.

― Это хороший способ проснуться, ― говорю я, снова брызгая в лицо.

― Так холодно же зверски.

― О, да.

Он опускается на колени рядом со мной и макает в воду рубашку. Отжав ее, прижимает к лицу, вздрагивает и издает испуганный звук, а затем поворачивается ко мне с широко раскрытыми глазами.

― Повторю еще раз: ты сумасшедшая.

Я пожимаю плечами и встаю.

― Сумасшедшая и голодная. Готов идти?

Он кивает и перекидывает рубашку через плечо. Я смотрю на его лодыжку: она уже не такая распухшая, кажется, он может наступать на нее, это хорошо.

― Как нога?

Он смотрит на нее и снова пожимает плечами.

― Кровотечение остановилось, и лодыжка намного лучше.

― Хорошо. Костыль нужен? ― спрашиваю я, кивая туда, где он его оставил.

― Да, не повредит.

Он подбирает сук, и мы возвращаемся в лагерь.

***

― Ты пипец как напугал нас! ― бормочет Люк, толкая Димитрия в плечо.

― Ну, извини. Мы не хотели рисковать, разгуливая ночью. К тому же лодыжка болела как незнамо что.

Я коротко улыбаюсь всем, а затем направляюсь к кораблю. Когда мы вернулись, они обхлопали Дими, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. На мгновение, всего на секунду, эта команда напомнила мне Хендрикса и его пиратов. Сердце защемило от желания узнать, что с ними все в порядке, но это невозможно. Мне просто нужно продержаться, пока планы не станут яснее.

Лишь одно я знаю точно.

Я не смогу убить Дими.

Пусть я думала, что это единственный способ спасти Хендрикса, но теперь я узнала Димитрия немного больше. И я понимаю, что просто не смогу. В душе Димитрий вовсе не плохой. Черт, да он не плох и не только в душе. Он просто ищет способ успокоиться. Я не могу судить его за это. Я сама была в таком же положении. Даже если ненадолго, но я все же понимала его.

― Эй, Джесс.

Я оборачиваюсь на голос Дими. Он смотрит мне прямо в глаза, и я вижу его искреннюю благодарность.

― Спасибо тебе.

Я слабо улыбаюсь ему и киваю, а потом отворачиваюсь и продолжаю свой путь к кораблю.