Слушай, милый мой дружок,

Просьбу подпольную:

Дай тихонечко списать

У тебя контрольную.

На горе стоит козел,

Грудь привольно дышит.

Моя подружка сочинение

С десятью ошибками пишет.

Подружка моя,

Нету мне покоя.

Снова двойку получила —

Ну что это за такое!

Сиропов достал из шкафа пухлую папку, на которой фломастером было выведено: «Полное собрание частушек Рудольфа Крякина». В папку он положил и новые стихи.

— Только стихи пишет?— спросил я.

—Только...— вздохнул Сиропов.— Но мне и их хватает. Вот — складываю.

Мне стало жаль Сиропова. Несправедливо все-таки. У человека масса дел, в голове — операция. А ему приходится какую-то галиматью по телефону принимать. Неужели нельзя отказаться? Видимо, поняв, почему мы с недоумением смотрим на него, Сиропов вздохнул:

Вы не думайте, Игреки, что мне нравится вся эта музыка. Но тут, братцы-кролики, тонкая штука получилась. В кооператив я вступил, взнос паевой отдал. Все как положено. А мамаша Крякина как глянула в мои документы — так сразу и прилипла:

Ах, вы в газете работаете! Отлично! У меня сыночек, Рудик, поэт настоящий. Вы уж его поддержите, проконсультируйте. У нас всем ужасно нравится, как он пишет. И дедушке, и обоим бабушкам... Ну а сама я думаю, будет из него второй Шекспир!— Так прямо и сказала!

А Шекспир писал частушки?— полюбопытствовал Самохвалов.

Нет, конечно,— сказал Сиропов.— Шекспир Крякину — не конкурент. Да его мамаша сто Шекспиров за пояс заткнет,— горестно вздохнул Сиропов.— Она ведь и есть председатель моего кооператива. Вот ведь, братцы-кролики, какая получилась штука. Влип и капитально. От котлована до крыши.

—А дом хоть растет?— полюбопытствовал я.

Сиропов махнул рукой:

—Растет... Да только куда медленнее, чем эта вот папка,— и он с силой метнул «Полное собрание...» обратно в шкаф.— Каждый день она час у меня отнимает. Ужасно писучий у нее Шекспир растет. Ладно бы — так диктовала. А то ведь — по буквам, чтобы, не дай бог, не перепутал я чего... Просто одурел уже от ее Пульхерий, Исидоров, Серафимов и Маргарит. Да она, если по-честному, мне за вредность флягу молока каждую неделю должна ставить! И эти его частушки — собираю! Вдруг мамаша придет сюда с ревизией...

Звонок Крякиной испортил настроение Сиропову, и он предложил нам с Борькой:

—Хотите со мной в типографию? Я свой материал посмотреть хочу — его уже давно набрали. Всю кухню газетную узнаете.

В типографию? Еще бы! И мы поехали на лифте вниз, в таинственный мир газетной кухни...

Типография встретила нас духотой, металлическим клекотом, сразу же заложившим наши уши. Сиропов подвел нас к широкому столу, на котором мы увидели газету — но не бумажную, а железную, и притом очень толстую — со спичечный коробок. Такую газету читать — всем классом в руках не удержишь. Вдоль железной газеты сновал человек в черном фартуке. Рядышком сидела худощавая женщина в очках, отражавших неоновый свет типографских ламп. Зайчики от ее очков запрыгали по лицу Сиропова и он на миг зажмурился. Очки сработали как лазер...

«Дежурненькая!»— догадался я.

—Олег Васильевич,— сухо сказала она.— Я бы просила вас обратить внимание на заголовок вашего досыла. Боюсь, шефу он не понравится... Дядь Вася,— обернулась она к человеку в фартуке.— Тисните Сиропову его досыл.

Дядя Вася вскинул ладонь — дескать, сейчас сделаем,— положил лист бумаги на металлическую газету, где все читалось наоборот, прокатал лист скалкой и подал Сиропову оттиск. Сиропов просиял и углубился в чтение. Я глянул через его плечо и сразу же увидел огромный заголовок. Заметка о том, как щуплая и застенчивая Замирка Артыкова спасла корову Кису из огня, называлась так — «Не перевелись еще богатыри на земле!» Сиропов недовольно хмыкнул:

—А чем плох заголовок? Вам не нравится? А по-моему, это находка. Сразу настраивает читателя на былинный лад.

—Решайте сами,— сухо ответила дежурная.

Я прочитал первую строку заметки. Она гласила: «Мы сидим с Замирой в рабочем кабинете начальника пожарной охраны поселка, и Артыкова смущенно припоминает подробности недавнего пожара».

Так, значит, вы были в Катта-Караване!— обрадовался я,— Ну, как там?..

С чего ты взял?— усмехнулся Сиропов.— Говорил же тебе — мы по телефону беседовали.

Я растерялся:

—Но тут написано — «Мы сидим...»

—Вот чудак!— Сиропов положил оттиск на стол.— Неужели не понятно? Это же художественный вымысел. Не было, но могло быть. Замира была ведь у начальника пожарной охраны. Он ей часы именные вручил. Так почему там не могло оказаться меня?! Элементарных вещей не знаешь. Зато гляди как здорово получилось! Раз я есть в заметке, значит налицо эффект присутствия. Это так называется. Эх ты, салага! Мотай на ус, пока я жив!..

Назавтра было воскресенье и мне вдруг пришло в голову — а не слетать ли с утра в Катта-Караван? Подумаешь — полчасика автобусом. Можно и газету отвезти. Ну, не газету, конечно, а хотя бы такой оттиск. Вот ребята обрадуются.

Замысел съездить в Катта-Караван возник у меня уже давно — сразу как Катю Суровцеву увидел. Я подумал так: скоро Восьмое марта и можно великолепно проучить Суровцеву. Как? А очень просто. Подарить ей обломки той самой книжки «Остров сокровищ», которую она отвергла еще в прошлом году, учась с Андреем Никитенко. У него-то, наверное, она сохранилась. Не выбросил ведь, хоть она и поизносилась порядком... Но для этого нужно было съездить к Андрею в поселок. Теперь появился повод сделать это завтра же.

Олег Васильевич,— взмолился я. — Подарите, пожалуйста, один такой оттиск. Я завтра в Катта-Караван еду, вот им заодно и отвезу. А то когда еще газета придет... Пусть обрадуются.

Дядю Васю попроси,— сказал Сиропов.— Пусть тиснет.

Но тут возмутилась дежурная:

—В чем дело, мальчики? Из типографии ничего нельзя выносить. Никаких таких оттисков. Получите газету — вот и читайте. А брать нельзя,— и она положила в шкафчик все белые листы, лежавшие до того на столе.

Но тут замигала лампочка, призывно зазвонил телефон и дежурная, послушав, сказала Сиропову:

Патрон послали с подписанными разворотами. Пойду получу,— и поднялась из-за стола.

Олег Васильевич,— жарко зашептал я.— Ну, разрешите, пожалуйста.

Сиропов развел руками:

Сами видали — дежурная не велит оттиски на бумаге выносить.

А если не на бумаге?— загорелся я. Мне в голову пришла блестящая идея — как и с Суровцевой спесь сбить, и катта-караванцев удивить. Не говоря ни слова, я стянул с себя свитер и ткнул пальцем в свою белую футболку, на которой не было никаких украшений.

—Вот сюда можно?— спросил я.

На футболку?— опешил Сиропов.— Каким образом?

А точно таким же?— успокоил его я.— Лягу на эти железки — вот все на футболке и отпечатается.

Сила!— восхитился Самохвалов и стал ощупывать себя, решая, что бы и ему прислонить к верстальному станку.

В глазах Сиропова исчез испуг, мелькнула хитринка и он засмеялся:

—Чудеса! Никогда не печатался на футболках! Эти самые «Адидасы» тоже ведь на своих майках газетные статьи печатают.

Заговорщицки подмигнув мне, он заторопил:

—Ложись скорее, сейчас дежурная вернется — живо твою майку конфискует.

Я не дал долго себя уговаривать и навалился грудью на станок.

Скалкой... Скалкой меня прокатайте!..— попросил я.— А то еще не получится.

Получится,— засмеялся Сиропов и несколько раз с силой надавил на спину ладонями — как прессом. Я поднялся и первое, что увидел — отвисшую челюсть Самохвалова. Борька потрясенно выдохнул:

—Гениально! Суровцева удушится от зависти.

Во всю майку четко отпечатались и статья и заголовок — «Не перевелись еще богатыри на земле!»

—Пошли отсюда скорее,— шепнул я Борьке.— А то сейчас дежурная вернется.

Но тут заволновался верстальщик дядя Вася.

—Вы, ребята, погодь!— строго сказал он и обернулся к Сиропову:

—Олег, а нумер — подписанный в печать?