Ну, с богом!— и, легонько подтолкнув тележку, он, бережно выкатил ее из зала и свернул на дорожку, которая вела к нашему дому.

— Куда везете?— спросил я, едва поспевая за все набиравшей обороты тележкой.— В контору?

В контору,— подтвердил с усмешкой дядя Сидор Щипахин.— Там эта сиротка у меня лучше родной дочери жить будет. Не дам в обиду.

Так вы домой везете? - К себе домой?

А куда же еще? Не слыхал, что ли — списана эта бандура.

Я с ненавистью поглядел на Борьку. Эх ты! А еще, называется, Главный Тимур! Нашел кому помогать. Теперь Ромка Суровцев с Шакалом у Щипахина играть будут, монеты свои к нему приносить. И ему хорошо, Да и им тоже — в соседний подъезд хоть в домашних тапочках забегать можно.

Улучив момент, я потянул Самохвалова за руку и мы поотстали. Не хватало только помогать дяде Сидору Щипахину поднимать к нему на этаж новую его добычу. Впрочем, вряд ли наше исчезновение могло сильно огорчить его. В подъезде у него был помощник посильнее нас с Борькой. Лифт! Тележка Щипахина входила в лифт с ручкой вместе. Он бы и не заметил нашего отсутствия. Облапошил он нас гениально!

Борька виновато глянул на меня и обронил:

—Кабы я знал...

Кабы!.. Кабы!..— передразнил я. Но видя, как огорчен Борька случившимся, сказал:

Ладно, кончай убиваться. Все равно, выходит, мы победили. «Кран»-то убрать приказали. Слыхал, что в конторе по письму из школы решили? Опасная это и вредная игрушка...

Это Леопард Самсоныч письмо написал!— уверенно заявил Борька.— А все учителя подписались. Как думаешь?..

Точно так же,— кивнул я.— И не думай, что дядя Сидор Щипахин другого мнения. Уж он-то лучше нас с тобой знает, кого ему благодарить за ценную обнову.

Домой мы шли молча, думая об одном: ну почему так получается, что, если делаешь хорошее дело, то кому-то, случайному, от этого особенно хорошо? И — наоборот...

Как говорит Акрам — «Если хорошо обедает рыба, то потом и человеку сытно». И еще — «Волна в борт корабля лупит, а морской болезнью за него матрос отдувается».

С той поры, как мы с Борьбой втайне от своих родителей соединили лазом наши подвалы — будто станции двух линий метро переходом,— возникла потребность и в секретном сигнале. Нужно был придумать, как давать знать друг другу о необходимость срочно спешить «на связь»— в подвал. И придумали.. Папиной электродрелью с толстым и длинным сверлом я пробурил дырочку в тонкой кирпичной стенке балкона. Эту стенку у нас занимали самодельные книжные полки, и дырочку я сделал там, где ее надежно прикрывали мои книги. Такую же полку сделал у себя в этом месте и Борька. Стоило Борьке или мне втолкнуть карандаш в скважину, как книга выдвигалась из стройного ряда и тем самым давала знать, что ты срочно нужен другу. Правда, этот способ имел свои неудобства — нужно было хотя бы дважды в час незаметно поглядывать на полку. Ничего не поделаешь — лучшего способа мы пока не придумали...

Вечером я смотрел любимую свою передачу «Что? Где? Когда?», и вдруг явственно услышал глухой стук на балконе. Выскользнув на балкон, я увидел лежащую на полу книгу. Место, которое она занимала на полке, пустовало. Все ясно: Борька так поддел карандашом книгу, что она и на полке не устояла. Я понял, что срочно нужен Самохвалову, и, подняв крышку люка, спустился по лесенке в подвал. Борька уже поджидал меня там. Глаза его горели нетерпением.

—Ты чего так поздно вызываешь?— прошептал я сердито.— Все дома: у телевизора сидят... Говори скорее — что у тебя.

Борька в ответ развернул газету и показал объявление, обведенное красным фломастером.

—Читай!— показал он.— Я случайно его заметил. Мама велела все прошлогодние газеты и журналы связать, чтобы сдать на книжные абонементы, а тут, гляжу, такое вот объявление. Ты читай, читай. Вот, в «Вечерке»...

Объявление как объявление. Киностудия извещала горожан, что «...для съемок нового фильма срочно требуются предметы быта двадцатых-пятидесятых годов. Вещи будут с благодарностью и за хорошую цену куплены в неограниченном количестве студией в качестве реквизита...».

Ну и что?— равнодушно бросил я.— И за этим ты звал меня ночью? Чтобы прочесть прошлогоднее объявление?

—Ты ничего не понял!— жарко зашептал Борька.— Это тебе ясно, что объявление старое. Потому что оно в газете... А если его вырезать?

Вырезать?— спросил я, все еще не понимая, куда клонит Борька.

—Ну да!— ликовал Самохвалов.— Вырезать и приклеить! Догадываешься, куда?..

— Такие вопросы ты бы лучше клубу знатоков задавал,— сказал я.— Больно хитроумные.

— Ну так слушай, если туго соображаешь,— горячо шептал Борька.— Давай повесим его на дверь в подъезде дяди Сидора Щипахина! Представляешь, что будет?

Тут уж нужно было быть айсбергом, чтобы не растаять, и царевной-несмеяной — чтобы не расхохотаться.

—Ну, как идея?!— Борька и не скрывал ликования.— Годится? Будет знать, как игровые автоматы домой свозить.— Борька понизил голос и рассказал:

А знаешь, что он еще учудил?

Ну?

Видал песок в песочнице?

— Еще бы. Это же ваш песок. Только куда он исчез — непонятно. Не собаки же его съели!

Песок, как и ванну, привезли для Самохваловых из ЖЭКа, но, поскольку тетя Инна решила отложить ремонт до тепла, песок и остался дожидаться весны в просторной детской песочнице. Лежал он там себе преспокойно. Но две недели назад заметили мы, что куча в песочнице пошла на убыль. И вот теперь Борька узнал, в чем тут дело.

—Бабуся со второго этажа — та, что все время на балконе у окна сидит,— заметила... Щипахин песок носит, Щипахин!— доказывал Борька.

Куда носит?

Бабуся говорит — в свой подъезд.

К себе, значит... Может, у него тоже ремонт?— предположил я.

Может. Но при чем тут наш песок? И почему его надо забирать ночью? Так с чужим добром только Жар-птица поступала. Да и та — в сказке.

Нашел, с кем сравнить Жар-птицу!— не выдержал я.— Где ты видал Жар-птицу, чтобы она на мусорках рухлядью промышляла?..

Утром мы незаметно приделали вырезку из газеты у подъезда дяди Сидора Щипахина. Во дворе стоял теннисный стол, и мы принялись играть, незаметно наблюдая за подъездом. В свой традиционный ежедневный подворный обход с тележкой дядя Сидор Щипахин отправлялся не позднее девяти часов утра — это мы знали хорошо. Он и на этот раз не изменил строго заведенному правилу. Выкатив тележку из лифта, Щипахин остановился у нашего объявления — мы постарались поместить его так, чтобы оно не могло остаться незамеченным. Заметку дядя Сидор Щипахин читал долго, а может, просто перечитывал несколько раз. Наконец он достал из кармана платок и вытер вспотевший от волнения лоб.

Гляди, как разволновался,— шепнул Борька, делая вид, что готовится сделать подачу. Я оглянулся. Дядя Сидор Щипахин развернул тележку, вкатил ее обратно в лифт, и помчался наверх.

Видал?!— Борька не скрывал радости.— Клюнула рыбка. Ой, Володька, что сейчас бу-удет!

Не прошло и минуты, как дядя Сидор Щипахин вновь выскочил из подъезда. Волосы его были всклокочены, движения суетливы и смешны. Он не шел, а прямо-таки бежал.

Не успели мы обменяться и десятью подачами, как вдруг в наш двор, грозно рыча и изрыгая густые клубы дыма, вкатил огромный КамАЗ и стал уверенно подбираться к подъезду. Приглядевшись, мы увидели на сиденье рядом с водителем дядю Сидора Щипахина. Все ясно! Он, и вправду, поверил объявлению и, спеша опередить всех, помчался на дорогу ловить технику!.. У подъезда дядя Сидор спрыгнул с высокой подножки и, оглядевшись, замахал нам руками. Мы подошли. Дядя Сидор, тяжело дыша, взволнованно взмолился:

Тут... Ребятки... Такое дело... Помочь надо.. Погрузить всякую мелочовку... А я вам за это на автомате дам поиграть. Двадцать туров. Бесплатно. Вы же его вчера сами видели — отлично работает.