Признание Сиропова было для меня открытием! Я и сам не раз видел в газете заметки, подписанные — С.Олегов. Поди догадайся, что это тоже О.Сиропов! Интересно, а зачем ему это?— думал я.

Потом Лена вручила Сиропову цветы из школьной теплицы и под овации зала О.Сиропов (он же — С.Олегов) сошел со сцены, оставив меня наедине с новой проблемой: что такое «очень интересная, проблемная заметка»? Положение облегчалось, правда, тем, что О. Сиропов сам подсказал примерную тему. Но о чем можно написать в рубрику «Можно ли об этом молчать?» Наверное, о том, о чем надо шептать или кричать?

Оставалось самое главное — придумать повод заорать.

Но как говорит Акрам — «Радар в море все увидит. Кроме самого себя...»

От чего люди теряют покой?

Наверное, каждый на этот вопрос даст свой ответ. Но все равно, когда ответов наберется целый ворох, наугад запустив в него руку, среди прочих ответов обязательно вытянешь и такие: «От хорошей книги», «От желания исправить четверку на пятерку», «От сына — двоечника», «От бессонницы», «От скандального соседа», «От записок, которые сын приносит домой от учительницы...». Этот джентльменский набор вполне справедливых и понятных ответов можно продолжать бесконечно.

Но нам ни за что не приходило в голову, что можно потерять покой из-за Кати Суровцевой. Точнее, из-за ее майки, сумки, шапочки и кроссовок.

...Когда однажды наша Кэт пришла на физкультуру, мы просто ахнули. Все на ней говорило о том, что у нас в классе появился, по меньшей мере, член олимпийской сборной страны. Ведущие спортивные фирмы планеты одели Катю Суровцеву в изысканные образцы своих достижений. Стыдно было бы в таких умопомрачительных кроссовках прыгнуть в высоту меньше, чем хотя бы на два метра, а в длину — так на все восемь! Кроссовки казались застывшей на старте ракетой-носителем, которая — только включи зажигание — мигом вынесет Катю Суровцеву на орбиту планки с любой фантастической отметкой. Но предметом безоговорочного нашего восхищения и полной утраты покоя была все-таки ее голубая майка с орущей на всю спину и на всю грудь надписью по-английски: «Я — чемпион!»

Оставалось ждать мировых рекордов. Правда, радость ожидания неминуемого рекорда омрачалась сомнением — входит ли рядовой школьный урок физкультуры в перечень соревнований, которые международные спортивные федерации принимают всерьез и верят в установленные на нем достижения? Если нет — плакали ее рекорды! Хоть в прыжке потолок пробей и вылети на крышу спортзала — все равно рекорд не зачтут. А про дыру в крыше эксперты скажут: может, на спортзал метеорит упал.

Но зря мы заранее сердито косились на федерации. Потому что не успел появиться в зале физрук, как Катя подала ему записку, в которой врач детской поликлиники уведомлял школу об острой необходимости избавить тов. Суровцеву Екатерину Динэровну от физических нагрузок. Физрук прочел и развел руками:

— Справка есть, печать имеется. Слово врача — закон для пациента. Ты свободна.

По нашим рядам прошел глухой ропот. И было от чего возмущаться. Это что же получается? Вырядиться в «Адидас» можно, а заниматься физкультурой — нельзя? Хорош пациент!

Катя сидела на «козле» и болтала ногами, а мы послушно выполняли команды физрука и скоро порядком взмокли. Но он не давал нам покоя, придумывая все новые каверзы. Когда до конца урока осталось минут десять, он наконец милостиво разрешил нам поиграть в наш любимый околофутбольный «парагвай», а сам ушел куда-то. Мальчишки против девчонок! Уж тут-то Суровцева оживилась. Спрыгнув с «козла», она заявила:

—Я тоже буду играть. Без меня девчонки проиграют.

—Вот еще!— презрительно поджала губы Марта Борисова — мэр класса и капитан девичьей сборной.— Сиди уж лучше на своем «козле» и за справку держись. Как упражнения выполнять — так ей, видишь ли, врач не разрешает, а как «парагвай» — так первая. Хитренькая какая!

Майка «Я — чемпион!» стояла с перекошенным от гнева лицом, уперев руки в бока. Кэт, конечно же, полагала, что девчонки будут счастливы до небес, если в их скромные ряды милостиво вольется такое импортное великолепие. Но капитан Марта была непреклонна.

— Сиди на «козле»,— упрямо повторила она.— Как-нибудь справимся сами.

Покрасневшая от смущения и обиды, Суровцева выкрикнула:

—Завидуете! Вы просто все мне завидуете!

Борька Самохвалов присвистнул:

—Хо-хо! Это чему же? Справке, что ли?

—И справке тоже!— выпалила Кэт.— А главное — вот этому...— И, тыча и охлопывая себя, она выкрикнула:— Майке... Кроссовкам... Сумке... Все вы... Все завидуете!

Сбившись в кучку, девочки оживленно перешептывались, поглядывая на Суровцеву.

—Подумаешь — кроссовки!— протянул Самохвалов.— Эка невидаль...

—Вот и невидаль!— запальчиво подтвердила Суровцева.— У тебя-то таких нет! Ни у кого из вас нет. А мне папа привез. Из-за границы. Такие у нас пока не продают.

—Вместе со справкой привез?— хохотнула Марта, и Суровцева, посчитав ниже своего достоинства отвечать тем, кто обут в кеды из магазина «Спорттовары», горделиво вынесла из спортзала свою — слов нет, красивую — сумку «Адидас».

—Видали — чучело?— вздохнул Самохвалов после долгого молчания, щекоча стальную ногу «козла» носком кед.— Поняли, зачем она так вырядилась? Специально — всех подразнить, покоя лишить. Чтобы завидовали: «Ах, какая сумочка!», «Ах, какие кроссовки!», «Какая супермайчонка!«, «Надпись какаянькая!.. »

«Козел», на котором только что восседала Кэт, щекотки не боялся — стоял смирно.

—Подумаешь — надпись!— скривила губы Марта.— «Я — чемпион!» Будто не могли придумать что-нибудь получше.

Самохвалов поддержал:

—Они этих маек миллион штук выпустили, вот теперь каждый из владельцев ходит по земле и орет своей майкой на всю улицу: глядите, я — чемпион!.. Да на всех этих чемпионов и рекордов не напасешься.

—Сам-то ты кому угрожаешь?— засмеялся я.

—Никому не угрожаю...— растерялся Борька.— С чего ты взял?

—А вот с этого!— и я ткнул пальцем в майку Самохвалова, на которой разевал пасть мультипликационный волк. Из этого клыкастого жерла клубком выкатывался знаменитый клич - «Ну, погоди!»

Самохвалов усмехнулся:

—Это не я, это волк. А я — смирный.

—Вот и Кэт — не чемпион. Так...— я неопределенно махнул рукой.— Ходячая майка. И добавил:

— Как говорит Акрам — «На экскаватор хоть гектар парусов навешай — все равно не поплывет».

В раздевалке Самохвалов деловито спросил меня:

—К Сиропову в редакцию когда пойдем? Завтра?

—Почему завтра? Разве ты уже заготовил заметку? Ты же сам слышал: пропуск в газету — заметка. И не простая, а какая-то там особая...

—Проблемная!— с готовностью подсказал Борька.— Он так говорил.

—Вот-вот!

—Ну и накатаем давай. Разве не пора наконец с Суровцевой разобраться?

—Ты хочешь пожаловаться на ее кроссовки и майку?— усмехнулся я.— Ничего не выйдет. Во-первых, не напечатают. А если и напечатают, она все равно станет говорить, что завидуем.

—А если не называть ее фамилии?

—Это как же?

—А так... Вообще... Написать про хвастунов. Про тех, которые чужие заслуги себе засчитывают. Ведь откуда у Кати все эти шмотки? Сам слышал — батя ей подарил. Вот она, получается, у бати славу украла.

—Скажешь тоже — славу,— передразнил я Борьку.— Велика слава — сама себя чемпионкой обозвала.

—Вот давай и напишем про то, что нельзя майки с надписями носить, если они к тебе никак не подходят.

—Разве только майки?— спросил я.— Видал куртку у Ромки Суровцева — у брата Катькиного.— У него там тоже по-английски написано. Не пробовал прочесть?