Миссис Стоун стояла перед ним как вкопанная и часто моргала.

На несколько секунд повисла тишина.

Карри готов было уже праздновать победу и гордиться собой, как вдруг мистер Стоун неожиданно сделал шаг вперед и с размаху залепил ему пощечину. Голова у Карри дернулась, щека вспыхнула от боли, и он тут же накрыл ее ладонью.

— Больше не подходи к нашей дочери, — отчеканил мистер Стоун.

— Ага, щас! — хмыкнул Карри, потирая щеку. — Вы не имеете права указывать ей, как жить. И уж тем более не имеете права приказывать что-то мне.

— Ты сломаешь ей жизнь, — сказала миссис Стоун. — Ты уже делаешь это. Ты только посмотри! Из-за тебя она ввязалась в криминальные разборки, залетела от байкера, попала в больницу!

— Я надеюсь, вы сюда приехали не отчитывать ее? Ей и без того хреново.

— Мы ее предупреждали. Может, будет лучше, если она потеряет ребенка…

— О чем вы вообще говорите? Вы в своем уме? — Карри поморщился. — Это наш ребенок, и я хочу его, ясно?!

Понимая, что если диалог продолжится, то он наломает еще больше дров, чем уже наломал, Карри сплюнул, растоптал недокуренную сигарету носком кроссовка и сел на мотоцикл.

— Всего доброго, — сказал он мистеру и миссис Стоун, прежде чем рев мотора заглушил все остальные звуки. Мистер Стоун пытался что-то ответить, но Карри уже не слышал его голоса. Это уже было неважно. Эти люди были для него потеряны — к его большому сожалению. Теперь он собирался отправиться к «Гиенам» и там на пальцах объяснить Косому, что тот зря поднял руку на его будущую жену, и что такие поступки так просто не забываются.

— Хреново, — подытожила Нэйт, когда Кристен закончила свой рассказ. Миранда промолчала. Сегодня она выглядела не настолько раздавленной, как в предыдущие встречи, но Кристен и Нэйт все равно за нее переживали. — Теперь тебе угрожают не малолетние придурки из тусовки, а самые настоящие криминальные авторитеты.

— Ага, — Кристен кивнула.

— Твой Карри обещал, что защитит тебя, но у него не вышло, — сказала Нэйт. — А если бы тебя убили в том фургоне?

Кристен пожала плечами. За последние два месяца в ней начал вырабатываться тот самый принцип, которого всегда придерживалась Лэсси: «что случилось, то случилось, ни к чему думать, как могло бы быть».

— Я жива. И наш ребенок тоже.

— Неужели ты правда не жалеешь, что ввязалась во все это? — удивилась Нэйт.

— Не знаю, — призналась Кристен. — Если бы тогда, перед поездкой, ты рассказала мне, что все это случится со мной, я бы не поехала ни на какие гонки. Я бы осталась дома, смотрела старые мюзиклы и ела мороженое. Но сейчас… как я могу судить об этом? Сейчас я не могу отказаться от Карри и нашего ребенка, не могу отказаться от Лэсси, да и вообще… это стало моей жизнью, — Кристен развела руками.

— Это я во всем виновата, — неожиданно тихо сказала Миранда. Кристен и Нэйт обернулись к ней.

— О чем это ты? — спросила Кристен.

— Это я хотела поехать на те гонки, — объяснила Миранда. — Только я одна. Когда я обсудила эту идею с Нэйт, она сказала мне: это может быть опасно. Но разве я прислушалась? Нет! Когда в день рождения я сообщила это тебе, ты спросила: серьезно? Ты тоже не хотела туда ехать. Мы поехали по моей вине.

— Тебе досталось больше всех, — вздохнула Нэйт. — Тебе не нужно винить себя в этом.

— Нет, это я виновата, — сказала Миранда севшим голосом.

— Даже если так, — вмешалась Кристен. — Я справлюсь.

— Может быть, — Миранда пожала плечи. — Ты сильная. А я нет. Я не справляюсь. И я очень устала…

— Миранда, послушай… — Кристен протянула ладонь, чтобы прикоснуться к щеке подруги, но та резко отодвинулась и покачала головой:

— Не надо…

— Ладно, как скажешь. Только успокойся, ладно? Пожалуйста…

Она не успела договорить, потому что в дверь раздался стук.

Это были мистер и миссис Стоун.

— Пожалуй, мы пойдем, — решила Нэйт и на прощание крепко поцеловала Кристен в щеку. Миранда послушно поплелась за ней, и Кристен проводила подруг тревожным взглядом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, мам, — Кристен кивнула. После недавнего разговора ей было ужасно неуютно находиться рядом с родителями, но она, конечно, не могла их выгнать.

— Мы принесли тебе фрукты и мармелад, который ты любишь.

— Спасибо, — Кристен слабо улыбнулась.

— Мы говорили с доктором, она сказала, все будет хорошо. Расскажешь нам, что случилось?

— Зачем? — Кристен напряглась. — Чтобы у вас снова появился повод упрекать меня и Карри? Я люблю его, мне хорошо с ним, я не собираюсь никуда от него уходить. Поэтому неважно, что случилось…

— Мы его видели.

— Что?

— Видели твоего Карри. А еще отец вызвал полицию…

— Какую полицию? — испугалась Кристен.

— Отдел по борьбе с организованной преступностью.

— Зачем?! — Кристен с ужасом села на постели.

— Потому что клуб твоего Карри явно относится к организованной преступности, и твоего обидчика, кто бы это ни был, нужно наказать.

— Ооо… — застонала Кристен, хватаясь руками за голову и принимаясь тереть лоб ладонями. — Вам не надо в это лезть, понимаете? Это опасно! Это очень опасно! Как только придут люди из полиции, я немедленно отошлю их обратно, ясно? Скажу, что вы ошиблись. Что я упала с лестницы… или с мотоцикла… не знаю. Нельзя вмешивать сюда полицию. Тем более отдел по борьбе с организованной преступностью.

Миссис Стоун промолчала и принялась выкладывать на прикроватный столик фрукты: яблоки, груши, персики, мандарины. Также в ее сумке оказались мармелад, йогурты, сыр и даже сервелат того сорта, который особенно любила Кристен. Было сразу видно: мама очень старалась. Хотела загладить вину, поняла Кристен. Но в итоге налажала еще сильнее.

Отец тем временем устроился в кресле напротив кровати.

— Вы правда видели Карри? — обратилась к нему Кристен.

Мистер Стоун почесал бровь и вздохнул:

— Да.

— Вы о чем-то с ним говорили?

— Твой Карри назвал меня стервой, а твоего отца — старым сморчком, — вмешалась мама, и у Кристен округлились глаза:

— Что-о?!

— Кристен, — мама села на край постели и погладила ее по плечу. — Милая, неужели ты сама не видишь, что этот мужчина — самый ненадежный человек из всех возможных?

Кристен одернула руку и заткнула уши ладонями:

— Довольно! Я не хочу вас слышать! Убирайтесь!

Ее крик оказался достаточно громким, чтобы уже через несколько секунд в палате появилась медсестра.

— Уведите их! Пожалуйста! Я хочу остаться одна! — взволнованно попросила Кристен, и медсестра тут же закивала:

— Мистер Стоун, миссис Стоун, вашей дочери нужно отдыхать… Пожалуйста, побудьте пока в коридоре. Или съездите домой. Если что-нибудь изменится, мы вам позвоним…

Оставшись одна, Кристен тут же схватилась за телефон. Карри не возвращался слишком долго. Она набрала его номер и приложила мобильный к уху.

Раздались длинные гудки.

Карри не брал трубку.

Вот уже два месяца она ничего не могла с собой поделать.

Это пожирало ее изнутри, разъедало по кусочкам, травило своим ядом.

Она помнила все: свое радостное возбуждение, предшествовавшее поездке на гонки, свой пьяный угар, когда в голове гулял волнами ветер и мысли путались и липли друг к другу, точно перепачканные клеем, свою физическую боль, когда ее насиловали — снова, и снова, и снова… И она помнила свой стыд, когда утром вернулась домой и не могла ни слова сказать ни матери, ни тем более Кевину.

Конечно, она смогла себя отмыть. Физически. Часа два она стояла под душем и раздирала свое тело мочалкой — до боли, до крови. Потом принимала ванну. А вечером — еще раз, по-новой. Но эту мерзость было невозможно смыть: она как будто сидела где-то внутри, под кожей. Стоило закрыть глаза — и воспоминания оживали. Полный пьяных мужиков бар, пропахший пивом и потом, громкая музыка, насмешливый гогот, жадные руки, шарящие по ее телу… А потом — зыбкое ощущение защищенности, теплый плед, горячий кофе, сонливость и — снова обман. Холодное утро, автомобильная стоянка, склонившаяся над ней девушка: