- Теперь самое главное. Сколько, по-твоему, у него могло быть в кармане? Ты знаешь, почему я это спрашиваю?

- Догадываюсь. Вы думаете, что его могли грохнуть из-за бабок? Сколько у него было в тот раз, я точно сказать не могу, но обычно меньше десяти кусков он с собой не носил. А вообще-то шеф мужик осторожный, вряд ли с ним случилось что-то серьезное. Просто погулять решил, тем более дела идут неплохо.

- Что значит - неплохо?

- Ну, товар наш расходится быстро. Мы делаем минимальные накрутки, не больше чем в двадцать - двадцать пять процентов, и поэтому у нас дешевле, чем где бы то ни было. Правда, в Москву из-за этого приходится часто мотаться, но это уже другой вопрос. Не потопаешь - не полопаешь. Вот и теперь, пока его нет, я успел еще раз крутануться. Опять товара на сто пятьдесят тысяч привез. Так и живем. А вы, наверное, зря туда едете, расслабился человек, ну и пусть себе отдыхает.

- Вот и мы отдохнем, правда, Оленька?

- Вы со мной так не шутите, а то я никуда не поеду.

- Что ты, я даже в машине с тобой от разговора воздержусь. Сядешь себе на заднее сиденье и вплоть до Соснового оврага будешь спать.

- А это уж мое дело, буду я спать или нет, поехали.

Морозный хрустальный воздух, прозрачная синь неба да искрящийся снег, стремительно улетающий назад. Что может быть лучше? Если бы не вонючие ядовито-желтые выхлопы машин - могло показаться, что мы вновь возвращаемся в забытые детские сказки, от которых когда-то нам так хотелось убежать и поскорее стать взрослыми. От переполнявшей меня радости я чуть было не запел, но, вовремя вспомнив, кто сидит сзади, я ограничил свои эмоции тем, что врубил танцы Брамса.

- У вас что, нормальной музыки нет? - естественно удивилось младое существо.

- А чем эта ненормальная? Красивая музыка.

- Ну, я вообще!!! - Этим она сказала все. - Сделайте хоть потише, а то мне плохо станет. Я оперы с рождения не люблю.

- А что ж ты любишь, детка?

- Я рок люблю, - доверительно сообщила она. - Металл. А все эти чайковские и моцарты мне по барабану. Туфта.

Спорить с юным уродцем было бессмысленно, и, чтобы не мешать друг другу, я вовсе выключил музыку, демократично позволяя делать каждому свое. Некоторое время мы ехали молча, просто созерцая удивительный этот день. Первой не выдержала Оленька.

- А вас как зовут? - громко и даже с некоторым вызовом спросила она.

- Константин Иванович.

- А сколько вам лет, Константин Иванович?

- Сорок пять, но почему это тебя интересует?

- Да так, а моему отцу было бы сорок семь. Да только он погиб в автокатастрофе. А теперь мы с мамой живем вдвоем.

- Прими мои соболезнования, - почему-то понимая, что девчонка врет, ответил я немного насмешливо.

- А у вас есть дети? - не унималась она.

- Нет, не умудрил Господь, не получилось.

- А у кого не получилось? У вас или у вашей жены?

- У обоих, успокойся, кажется, мы прибыли. Куда теперь?

- Да вы что? Еще далеко. Нужно проехать все село, и только потом покажется дом бабы Лизы, он у нее за сплошным высоким забором.

- И именно там у нее сауна с бассейном, - усмехнулся я. - Странная какая-то баба Лиза. Она что, одна живет или с дедом Егором?

- Нет, деда я там не видела, а вот внучка ее, Лилька, забегала, на меня зыркнула, засмеялась и начала клеиться к шефу. Ну, тут бабка ее и вытурила, шлюху деревенскую. Ни стыда у них, ни совести.

- И не говори, кума, нравы у них куда как испорченные. А что там у нее за баня, почему Виктор Никифорович постоянно туда рвется? Неужели в городе хуже?

- Баня у нее, Константин Иванович, самая обыкновенная, безо всяких там бассейнов или ванн. Душ и тот примитивный. Просто шефу нравится, что она исконная, русская. Мне так там совсем не понравилось, только вы ему этого не говорите, он не любит, когда хотят то, что не нравится ему. И что за удовольствие он в ней находит - не понимаю.

- Русский человек, что ж удивляться...

- Нет, один раз я там побывала и больше ни в жисть. Жара, смолой какой-то воняет. Дерево раскалилось так, что не дотронуться. Ему-то что, а каково мне пришлось? Он меня под самым потолком на этих горячих досках раскорячил и кайфует, а я на спине под ним еложу. Думала, там и кончусь. Вылетела из этой парной как ошпаренная, сама себя не помню, а в передней Лилька, шлюха чертова, уже дожидается с квасом и полотенцами. Нагло так мне между ног смотрит. Спрашивает, хорошо ли меня оттоптал мой петушок? Я ее даже ударить хотела, да передумала - сил не было. Плюхнулась на диван в чем мать родила и почти литр кваса выпила. А потом, минут через двадцать, шеф вышел. Стол в передней уже накрыт. Бабка с Лилькой обслуживают. Грибочки-огурчики носят. Пироги, говорят, попозже будут. Выпил он этого вонючего самогона и мне велел. Что тут делать - выпила, потом еще и еще, ну а потом он меня прямо при них трахнул. Да мне-то уже все равно было, все как в тумане... Смотрю, бабка с пирогами мечется и разные глупые слова говорит: "Так ее, Витенька, так ее, голубушку! Не жалей, не смотри, что худенькая, она еще троих таких выдюжит, наддай, Витюша, наддай ей, козе длиннорогой! Мужик ты или не мужик?" Прямо не бабка, а секс-консультант. Часа три мы так кувыркались. А наутро-то я как проснулась, как вспомнила все, хоть волком вой то ли со стыда, то ли оттого, что меня так унизили. В общем, потом я на него неделю смотреть не могла. Константин Иванович, вы, наверное, человек умный, скажите, почему он так со мной обошелся?

- Сама, выходит, так себя поставила.

- Да что вы, никогда не думала, чтобы так-то вот...

- Значит, по-другому думала, а начальник твой удумал в барина поиграть, вроде графа Алексея Николаевича Толстого... Что-то долго мы едем, Оленька. Деревню-то насквозь промахнули.

- Так уже приехали, сейчас, за следующим поворотом, и будет ее дом. Только я заходить туда не хочу, противно, особенно теперь, когда опять все вспомнила.

Добротный, рубленый дом открылся неожиданно и сразу. Первое, что бросалось в глаза, так это его высоченный трехметровый забор, набранный из крепкого теса. Задней частью этот скит примыкал к чахлому лесочку, а остальные три его стороны выходили в чистое, белое теперь поле. Невольно вспомнилась песня Высоцкого "Что за дом такой...". От основной дороги он отстоял метров на сто, но, несмотря на вчерашний снегопад, сверток, ведущий к одинокому строению, был тщательно вычищен бульдозером. Уважаемое, видно, лицо эта самая баба Лиза. И, судя по свежим следам протектора, кто-то сегодня уже успел ее посетить.

- Оленька, вы прошлый раз где машину-то ставили?

- Виктор Никифорович сначала договорился с ней, а потом загнал вовнутрь.

- Ну вот и отлично, мы сделаем так же. Ты сиди и двери никому не открывай.

Подкатив вплотную к крепким березовым воротам, стянутым для прочности полосовым железом, я остановился, но выходить не спешил, с садистским удовольствием слушая, как исходит злобой и силой невидимый мне барбос. Только минут через пять в воротах приоткрылась маленькая дверца, и из нее показалось сварливое старушечье личико, завернутое в серый пуховый платок. Оценив обстановку и решив, что, кроме нас, ей никто более не угрожает, она осмелела и кинулась в атаку:

- Чего кобеля дразните, делать вам боле нечего, скаженные, чего приехали-то?

- Извините, баба Лиза, - выходя из машины, повинился я. - Просто не знали, как к вам лучше достучаться.

- Подошли бы к воротам, тогда мне из оконца видно. Чего надо-то?

- Дык в баньке хотим попариться, оттого и приехали.

- Это в какой такой баньке? Ступай-ка ты, мил человек, отсюдова подобру-поздорову, пока я на тебя Шайтана не спустила.

- Баба Лиза, неужто не пустишь? А я с такой голубкой к тебе приехал. Черт знает откуда перся, очень хотелось самогоночки твоей отведать да пирожка с капусткой откушать.

Напирая на бабку плечом, я старался заглянуть во двор, но пока мне это не удавалось. Отступая, она успела накинуть на дверцу цепочку и теперь, находясь в относительной безопасности, повела себя более уверенно и даже вызывающе.