- Что тут не понять?! Говорю открытым текстом: если вы что-нибудь своруете, где вас искать и как вас искать без паспорта?

- У нас не воруют.

- Хорошо, пускай не воруют, хоть я и не верю в это. Без этого не бывает. Ну, хорошо, пусть не воруют. Это ваши личные дела - я в них не мешаюсь. Ну, а если премию надо кому-нибудь за хорошую работу дать? Как тогда? Кому ее выписывать?

- У нас нет премий. Лучшая награда для работающего - достижение намеченной цели.

В самом начале разговора, заметив рентгеновский взгляд пришельца, направленный на ящик стола, Никодим Осипович пройдошистым нутром своим почуял, что его карта бита. Однако отказаться полностью от возможности покуражиться над пришельцем, который все-таки был посетителем, не мог.

Но притомил его пришелец неожиданными словами своими, и решил председатель подвести черту.

- Не будем влезать в дебри. Короче: фамилию надо. Вот вы - пришелец. Пусть фамилия ваша будет Пришельцев. Имя, отчество, скажем, Иван Иванович. Лады?

- Хорошо,- согласился пришелец, и паспортные данные тут же чудесным образом изменились.

- Сейчас вы пойдете в паспортный стол. Начальнику я позвоню, и вам штампонут прописку. Жить будете пока по Второй Ореховке, двадцать пять. Несколько месяцев назад там померла баба Тодоска. Наследников нет, дом пустует. Вот и заселяйтесь. Живите покуда.

- Спасибо.

Они обменялись рукопожатиями, и председатель чуть не вскрикнул от неожиданности. Рука необычного посетителя была горячей. Не настолько, чтобы обжечься, но... "Градусов пятьдесят будет. А то и все шестьдесят,- решил про себя Иванов.- Интересно, где они водятся, такие горячие. У них там, наверное, и отопительный сезон можно начинать на месяц-другой позже".

- Прилетели-то вы откуда?

- Из созвездия Гончих Псов.

- Ас какого именно, если не секрет?

- Что с какого?

- С Пса какого?

- С третьего, если считать с края, - без улыбки пояснил Пришелец и направился к двери.

-- Когда будете улетать, не забудьте выписаться!- суетливо крикнул ему вдогонку председатель, почувствовав, что только что сморозил какую-то отменную глупость, делая судорожную попытку вернуть преимущество.

3

Двор казался Мальчику огромным. Это был целый мир. Загадочный. Прекрасный. Наполненный не меньше, чем тропический лес, жизнью бесчисленных своих обитателей: насекомых, животных, птиц.

За домом, в углу, образуемом двумя ветхими заборами, сходящимися клином, в зарослях сливняка, водились мелкие зеленоватые пичужки желанная, но нечастая добыча кота Василия. В другом конце двора, за сараем, на верхушке подсыхающей акации, устроили гнездо суетливые и шумные сороки.

Дом стоял на холме, южный склон которого порос колючей дерезой. В зарослях дерезы жил забавный остроносый еж Федя. Он охотно пил молоко из блюдечка, но неизменно отказывался от яблок, по мнению всех людей, любимейшего деликатеса ежей. А вот лягушек Федя ел. Мальчик это видел сам. Лягушку было жалко, и это надолго пошатнуло симпатию мальчика к своему колючему любимцу.

Тетка Тася жила в мире со всеми обитателями двора. Исключение составляли сороки. "Злодюги в черно-белом варианте",- в сердцах обзывала она их, не без основания подозревая хитрых птиц в похищении цыплят. Сороки будто знали о теткиной неприязни к себе и, заметив издали фигуру хозяйки, возмущенно машущую руками, торопливо взлетали на верхушку высокой телеантенны.

- Ничего,- задыхаясь от быстрой ходьбы угрожала тетка птицам,- вы еще попляшете у меня!

- Разве сороки умеют плясать? - с интересом расспрашивал тетку пятилетний карапуз.

- У меня попляшут,- говорила, улыбаясь, отходчивая тетка Тася и шла пересчитывать цыплят.

Часть основания холма, на котором стоял теткин дом, поросла акацией. Склон верхушки холма был покрыт густой жесткой травой. Мальчик любил пробираться туда через дыру в заборе и, сидя на прогретом солнцем склоне, неотрывно смотрел вдаль. Далеко-далеко, еще дальше того места, где сливались речушки Заверть и Ужица, небо сходилось с зубчатой каймой леса. Было жутко представлять это загадочное место. Одно время Мальчика преследовала мысль, что за горизонтом нет ничего - только жуткая бездонная пропасть, в которую с ревом низвергаются потоки речной воды, с грохотом обваливается туда земля, и страшно скрипят сосны, выворачивая из земли растопыренные корни.

Потом он понял, что на самом деле никакой пропасти нет. Баржи, груженные углем, плыли вниз по реке и через несколько дней возвращались с грузом песка или гравия, благополучно миновав рубеж, воздвигнутый фантазией Мальчика. Да и тетка Тася в ответ на его взволнованный вопрос сказала с забавно-глубокомысленным выражением:

- Горизонт - это, птица ты моя, линия воображаемая, как и многое в нашей жизни.

Вскоре Мальчика стало занимать иное. Его заинтересовали сороки. Сидя на холме, он тихонько, чтобы никто, кроме сорок, не услыхал, напевал:

- Ой, сорока-белобока, научи меня летать!

Сороки качались на верхушках акаций почти вровень с мальчиком и с интересом рассматривали странного человека.

А ребенок снова и снова тихонько пел песенку, повторяя ее как заклинание. Он знал уже, что дети летать не могут. Ну а вдруг?! Есть вещи, которые случаются часто, а есть - которые редко. И, наверное, бывают такие вещи, которые случаются так редко, что взрослые считают их невозможными.

Мальчик внимательно присматривался к движениям сорочьих крыльев и махал руками, пытаясь поточнее подражать движениям птиц.

При этом он опасливо оглядывался. Каждую минуту мог раздаться насмешливый теткин голос:

- Смотрите, люди добрые! И не стыдно тебе, здоровило такое? Новую забаву себе нашел. Не лучше тебе цыплятам пшена сыпануть и водичку поменять?

А еще Мальчик любил наблюдать за муравьями, вырывшими норку у тропинки, ведущей к калитке. Муравьи были маленькие, черненькие, суетливые. Мальчика удивляла и умиляла настойчивость и трудолюбие этих крошек. Каждое утро он насыпал из щербатой сахарницы в ладошку сахара и относил к муравейнику. Несколько раз в день Мальчик прибегал к норке, чтобы посмотреть, не уменьшилась ли кучка?

Все вокруг питало детскую любознательность, все окружающее вызывало в нем живейший интерес. Даже самая обычная тень от фонарного столба, стоящего на огороде, занимала воображение ребенка. Его поражало, как, словно живое, со скоростью улитки ползет это длиннотелое черное существо по огороду, как изламывается, попадая на стену сарая, как укорачивается к полудню и как снова удлиняется к вечеру.