- Я его, кстати, ни разу не опробовал! Надо было этим рэкетирам доморощенным дать газу понюхать, а то туда же:

- Ты барыга! Ты нам по жизни должен! Зашли долю малую! - передразнил Марков зло. - Просто выпить на халяву захотелось! - К нам подошла ободранная автовокзальная кошка, и уселась в пяти метрах, опасливо, но в то же время, нагло, глядя на Сашку. Чем-то ее взгляд напомнил Шурику взгляды бандитов.

- О! На ней и испытаем оружие! - Марков мгновенно прицелился, и трижды выстрелил в кошку. Раздался звук детских пистонов, в воздухе слегка запахло серой.

Кошка недоуменно посмотрела на нас с Шурой, и стала умываться.

Глава четвертая.

Наши поезда самые поездатые поезда в мире!

Ты только пойми, мастер - кремастер, я никому, кроме тебя этих баек не рассказывал, это тайна! Ну, да ты его друг, сам всё понимаешь! - Я еще немного поболтал с Колей Веденеевым, стараясь понять:

- Что он от меня скрывает? - Но он старательно заговаривал мне зубы, и я, в конце концов, уехал. Нужно было еще съездить к Людмиле, жене Думкина, и поговорить с ней. От Людмилы я вернулся ни с чем. Ничего, кроме слез и воспоминаний, не связанных с убийством, услышать не удалось. Да еще я забыл спросить, почему Артур Семенович остался на даче один? Придется еще раз ехать. Поскольку время еще позволяло, я решил заехать к Сидору, и вместе с ним скататься на место преступления. Сильное впечатление! Потом расскажу. Что-то Сидор там умные глаза делал и бледнел не к месту. Вроде трупа уже не наблюдалось.

В Питер я решил ехать на поезде. Машину не брать. На своих колесах, конечно, удобнее, но не хотелось быть привязанным к ней в незнакомом большом городе. А также всё время опасаться гаишников. Предстояло много встреч и разговоров. Вряд ли они будут проходить в сухой недружественной обстановке. Водку употреблять придется однозначно! А менты почему-то не любят, когда водку пьет кто-то, кроме них самих. Поэтому я взял билет в плацкартный вагон, на верхнюю полку. В купейном слишком душно. И поехал домой укладываться. Из-за моего опрометчивого обещания Свете, мне предстояла дальняя дорога. Можно было даже не гадать на картах.

Собираюсь я всегда быстро. Постоянные поездки на охоту к этому приучили. Документы, оружие, патроны. Немного еды, кофе, коньяк. Бритвенные принадлежности, зубная щетка. Это на охоту. Сейчас оружие и патроны приходилось исключить, а жаль. Я только положил в карман многофункциональный швейцарский нож. Вдруг штопор или ножницы понадобятся.

В одиннадцать p.m. я был уже в вагоне. Половина мест была не занята. Но пассажиры попались дружные. Еще поезд не отошел, а многие уже принялись выпивать и закусывать, знакомясь с попутчиками. После отправления этим благородным делом занялось всё население вагона. Стало жарко. Не стоило нарушать традиции, и я выставил на стол бутылку коньяка и бутерброды. Напротив сидела симпатичная девушка лет двадцати, полупритворно зевая. Сама предложила знакомиться. Сказала, что работает медсестрой в детской больнице. Я представился бизнесменом. Выпили по рюмочке за знакомство, и Марина разговорилась:

- Сегодня полночи с напарницей не спали, всё дети кричали. Напоступало малышни до года. Пока им пустышки к щекам лейкопластырем не приклеили всем, они не успокоились! - После этой фразы я потерял к девчонке всякий интерес. Почти грубо пожелал ей спокойной ночи, и полез на свою полку спать, оставив на столе недопитый коньяк. Но что-то не спалось. Всё не выходили из головы жестокие слова глупой Марины. И самое ужасное, что она не понимала своей неполноценности, бесчувственности. Вот таких нужно было бы убивать по логике жизни, а не Артура Семеновича.

Под монотонный стук колес я все-таки уснул. И, слава Богу, на этот раз мне ничего не снилось. Даже Марина с жабьим сердцем. Утром вагон превратился в большую общую гримерную на колесах. Вчерашние артисты мужского пола вяло почесывали под майкой грудь, и другие нужные органы под штанами. С натугой поднимались, чтобы выйти покурить, или купить пива. Некоторые торопились в задрипанный туалет, специально созданный для очищения желудка после вчерашней пьянки. Запах и вид сортира не предполагал других действий в нем, кроме рвоты.

Женщины красились и причесывались, заглядывая в амбразуры зеркалец. Марина тоже наносила боевой раскрас себе на лицо. Пустая бутылка из-под коньяка стояла под столом. Никаких признаков передозировки у девушки не наблюдалось. Видимо, сказывались тренировки. Не доходил больничный спирт до бедных детских попок. Весь выпивался персоналом. Меня раньше всегда смешили сцены с некоторыми нашими медсестричками в ресторане. Какой-нибудь неопытный мужик подсаживался к ним, в надежде подпоить с продолжением. Девушка легко соглашалась. Обычная в таких случаях концовка: клиент, истративший все деньги на коньяк для девушки, лежит мордой в салат. А дама холодным трезвым взглядом оглядывает зал. Размышляя, не все ли перепились еще на Руси богатыри - добры молодцы. Может с кем-нибудь можно продолжить гулянку. Ночные спиртовые тренировки на дежурствах - великая вещь! Марина нехотя кивнула мне, натянула куртку и пошла к выходу. Поезд приближался к перрону. К сожалению, меня никто не ожидал там, ни с оркестром, ни с букетами цветов. Я даже не позвонил Сане Маркову. Собирался сделать сюрприз. Время 6 a.m. Подъеду к его дому как раз вовремя. Застану тепленьким в постели.

Город встретил дождем и туманом. Привет, Питер. Как там твоё метро? Еще не затопило его невской водой? Не унесло Балтийским ветром в открытое море ресторан "Кронверк"?

Сейчас я всё проверю! Люблю я тебя почему-то, господин Санкт-Петербург. Или товарищ Ленинград.

Глава пятая.

Марков. Место клизмы изменить нельзя.

По Колиным подробным ориентирам (он, оказывается, бывал у Сашки часто), я легко нашел дом Маркова. Свечка - шестнадцатиэтажка, с железными дверями подъезда, и разболтанным кодовым замком, легко открывшимся лезвием ножа. Код подъезда Веденеев указать забыл.

Сашка открыл дверь мгновенно, не глядя в глазок. Жил он один. Непростительная беспечность в наше время. Но в первую секунду я ни с кем не встретился глазами. Опустив взгляд на полметра вниз, я увидел Маркова, передвигавшегося на коленях. Сразу мелькнула мысль, что ему поездом отрезало ноги. Но потом я понял, что его голени и стопы сложены на бёдрах и животе в позе лотоса. В это время Шурик как раз делал разминку. Был в старом, застиранном до ветхости белом кимоно, подпоясанный белым поясом. Понтов Саня не выносил даже наедине с собой. Хотя, если бы он, в соответствии с японской методикой, не стирал свой пояс, тот стал бы уже черным за годы тренировок. Обрадовался он страшно.

Сели завтракать. Марков соорудил "гранд" яичницу с ветчиной, сыром, луком и помидорами. Мы с аппетитом набросились на еду.

- А помнишь? - Заговорил с набитым ртом Сашка. - Как я первый год еще с тобой в одном отделении работал? Тогда еще не разделили травматологию и нейрохирургию, и десять мужиков теснились в одной ординаторской. А после эпидемии сальмонеллеза, поразившей почти всех больных (инфекцию занесли повара), Думкин издал приказ:

- Контроль над качеством больничной еды возложить на травматологическое отделение.

- И нас заставляли три раза в день "снимать пробу" с больничной пищи, за час до кормления больных. С кухни в обед приносили пять больничных порций. Все доктора смеялись и называли нас грибными человеками. Раньше шел какой-то фильм, где грибами сначала кормили мексиканца. А если он не умирал, их ели приличные люди. Но нам эти насмешки были по барабану. Мы хотели жрать, и возмущались, почему порций всего пять! Поэтому старались испортить друг другу аппетит. Тогда оставшимся мужикам, с крепкими желудками, достанется больше. Каких только гадостей мы не рассказывали друг другу перед обедом вместо пожелания приятного аппетита. Я даже стихотворение придумал:

Как приятно у трупа клыкастого

Перегрызть сухожилия ног!

Вынуть глаз, голубой-голубой,