Как-то вечером сидел я весь искусанный за столом, ужинал. Вошёл в комнату хозяин, спрашивает:

- Тебя что, пчёлы покусали?

- Покусали, - говорю. - Только вы не подумайте, что я их дразнил. Я к ульям и близко не подхожу…

Хозяин недоверчиво покачал головой.

- Странно, - говорит. - Они у меня смирные…

А сам, вижу, ко мне присматривается.

- А ты лук любишь? - спрашивает вдруг он. - Вроде луком от тебя пахнет.

Я обрадовался, что меня не ругают за пчёл, и отвечаю:

- Да, очень люблю! Каждый день, наверное, кило зелёного луку съедаю. С солью да с чёрным хлебом. Знаете, как вкусно!

- Вот, брат, за это они тебя и кусают, - рассмеялся хозяин. - Мои пчёлы прямо не переносят запаха лука. Да и вообще пчёлы к разным запахам очень привередливы. Есть такие, что одеколон не любят или керосин, а мои - лук. Придётся тебе воздержаться от лука.

С того дня я за всё лето больше ни одной стрелки лука не съел. Если в супе попадался - всё равно выбрасывал. Боялся, что пчёлы покусают.

А они и верно перестали меня жалить. Однажды я даже рядом с ульями стоял, когда соты из них вынимали, и то пчёлы не тронули меня!

Давид й Катя - пеликаны. Розовые пеликаны. Или баба-птица, как называют пеликана по-научному.

Я познакомился с ними в самолёте, когда ещё не знал, что они Давид и Катя. Впрочем, никто не знал.

В то время не было «Ту-104» и «Ил-18». Были обычные винтовые самолёты «Ил-14» - наши «дугласики», как мы их называли.

Рейс был трудный. То мы никак не вылетали из Москвы, то начались непредвиденные посадки - в Пензе, а потом и в Ростове. И там и там сидели. Но вот ещё одна неожиданная - в Минеральных Водах.

Я не выдержал. Я торопился.

Начальник аэропорта спросил меня:

- На грузовом полетите?

- Полечу, -; сказал я.

- Без удобств?

- Как угодно!

И полетел.

Самолёт был грузовой. Мешки, тюки, ящики. И ни одного сиденья. Ещё две клетки. Большие клетки. В каждой - по бело-розовой птице с огромными желтоватыми клювами.

Пеликаны. Они самые. Не узнать их невозможно!

Уже интересно.

Я прыгал с мешков на ящики и с ящиков на мешки - самолёт здорово болтало. Мы были втроём в кабине самолёта - два пеликана и я. Три лётчика не в счёт - они отдельно от нас.

Я наблюдал за пеликанами.

Один из них побольше. Второй поменьше. Клетки стоят рядом. Тот, что поменьше, всё время волнуется, пытается просунуть клюв через решётку в сторону соседа. А сосед лежит и не обращает никакого внимания на это.

Или его укачало?

Глаза у него ярко-красные. Не помню, должны быть такие глаза у пеликана или не должны быть…

Появляется один из лётчиков. Видит, что я сижу уже возле клеток с пеликанами, спрашивает:

- Интересуетесь?

- А куда вы их везёте? - в ответ спрашиваю я. - И почему вот этот, что поменьше, так волнуется?

- В зоопарк какой или ещё куда! Нам не докладывают. Наше дело доставить, - сказал лётчик. - А насчёт волнения - вы правы. Понимаете ли, при посадке в самолёт их разделили. Я был против этого. Привезли в одной клетке, а разделили на две. Вот пеликанша и волнуется…

«Как их зовут?» - хотел спросить я, но было уже поздно. Самолёт пошёл на посадку: лётчик ушёл в свою кабину.

Я совсем забыл об этом, но недавно оказался впервые в Гагре. Погода была плохая. Даже купаться не хотелось.

- А Давида и Катю не видели? - спросили меня. - Сходите в парк, посмотрите.

В парке, помимо людей, были лебеди и утки, павлины и музыка - пластинки, которые проигрывают так, чтобы все слышали, даже кому не хочется…

Но вот островок. Кругом вода. А на островке - два пеликана. Один побольше. Из-под белых перьев видны розовые, а на груди - почти жёлтые. На голове - хохолок длинный и чуть взъерошенный. Рядом - пеликан поменьше. Всё то же, но без хохолка. Ноги красивые, светло-красные.

А глаза! Удивительно знакомые глаза! Ярко-красные! И у маленького пеликана, и у большого. Где-то я их видел?..

Рядом были люди. Из их слов я понял, что большой пеликан - Давид, а маленький - Катя.

Пеликаны вошли в воду. И поплыли горделиво рядом с утками и лебедями, не обращая на них внимания.

Давид плыл впереди. Катя за ним.

Теперь я вспомнил их. Точно вспомнил. Это те пеликаны, которые летели со мной в самолёте.

Катя начала нырять на дно маленького пруда. Она захлёбывала в свой огромный клюв что-то и догоняла Давида. Потом опять захлёбывала и опять догоняла.

Давид вёл себя слишком гордо. Он даже не замечал, что Катя плывёт за ним и призывно просит:

«Крыр-вы! Крыр-вы!..»

Но вот Давид остановился, и Катя догнала его. Её мешок под клювом был наполнен рыбой.

Давид открыл свой клюв. Спокойно открыл, словно только и ждал этого случая.

Катя осторожно сунула свой клюв в клюв Давида. И долго кормила его.

- Почему Катя кормит Давида? - спросил я потом у женщины, которая опекает птиц в Гагринском парке.

- Так у него зубы болели! - сказала мне женщина. - Ну, не зубы, а это, как у них, пеликанов, тонкие валики. Был в больнице на операции. После того сам не ест. А Катя его кормит…

В Могадишо - это столица африканской страны Сомали - мы попали не в лучшее время года: весна, а в Африке это период ливневых дождей.

Было жарко. Было страшно душно. Было очень влажно. Ливни хлестали один за другим. И ещё беда - я забыл взять из Москвы сапожную щётку и гуталин.

А по такой погоде чистить ботинки каждый час просто необходимо. Там - встреча с сомалийцами, и опять - встреча. С грязными, забрызганными жёлтой глинистой водой ботинками на встречу не пойдёшь…

У дверей нашей гостиницы всегда крутились чистильщики ботинок. Мальчишки шести - восьми лет. И не только чистильщики. Стоит тебе выйти из гостиницы, какой-то мальчуган открывает тебе дверь. Ему надо заплатить за эту услугу. А тут следующий останавливает для тебя так- си и открывает дверцы - опять заплати. И ещё - и юные нищие, и опять чистильщики…

Раз в два-три дня почистишь ботинки, а потом воздерживаешься: увы, денег не так много…

Вот тут и начинается рассказ.

Я заметил из окна гостиницы ослика. Не такого, как у нас на Кавказе или в Средней Азии. Длинные тяжёлые уши, небольшая грива и тонкий с кисточкой хвост. Не ослик, а почти лошадка. Шерсть рыже-серая, чуть облезлая по бокам. На спине вместо седла два маленьких ящика с какими-то надписями. С одной стороны - английской, с другой - французской.

Я видел, как мальчишки-чистильщики да и остальные их друзья, кто зарабатывает мелочь у гостиницы, гоняли бедного осла, а он, упрямый, не уходил. Отбрыкивался от них, семенил в сторону, словно играя, и вновь возвращался назад.

Иногда кто-то из живущих в гостинице мужчин, выйдя на улицу, приветливо махал ослику и вместе с ним уходил куда-то влево, за угол.

Странный ослик!

Почему он крутится всё время у гостиницы? Почему его гоняют мальчишки? И что у него за надписи по бокам: английская и французская? И куда он уводит мужчин?

Я вышел из гостиницы. Ослик был тут как тут. Он подбежал ко мне, нагнул голову, посмотрел и, как мне показалось, даже понюхал мои ботинки, и куда-то повёл меня.

Мы свернули влево, и через десять метров я увидел чистильщика. Ослик подвёл меня к нему и радостно замахал головой.

А чистильщик, пожилой сомалиец, был очень доволен: он вскочил навстречу мне со щётками в руках, моментально схватил меня за ноги и начал работать. И говорил, говорил, говорил при этом на всех языках, которые он как-то знал…

Я кивал головой: «Что ж, чистить так чистить!»