Я предпринял слабую попытку завести светскую беседу с новой девушкой работающей в «Анкере», а затем схватил полбуханки хлеба, прежде чем исчезнуть вверх по лестнице.

Минуту спустя я вернулся в трактир.

Я был весь в поту от испуга, мое сердце стучало в ушах.

Девушка подняла голову.

- Решил все же выпить? - улыбнулась она.

Я отрицательно покачал головой так быстро, что мои волосы захлестали меня по лицу.

- Я оставлял здесь свою лютню вчера вечером после того, как закончил играть? - спросил я с отчаянием.

Она покачала головой.

- Ты унес ее с собой, как всегда.

Помнишь, я спросила, не нужна ли тебе веревка, чтобы обвязать футляр?

Я бросился обратно вверх по лестнице, быстро, как рыба.

Потом вернулся, менее чем за минуту.

- Ты уверена? - спросил я, тяжело дыша.

- Не могла бы ты заглянуть за барную стойку, просто чтобы убедиться?

Она посмотрела, но лютни там не было.

Как не было ее и в кладовой.

Или на кухне.

Я поднялся по лестнице и открыл дверь моей маленькой комнаты.

Было не так много мест, где футляр лютни мог поместиться в комнате такого размера.

Его не было под кроватью.

Он не опирался на стену рядом с моим небольшим письменным столом.

Его не было за дверью.

Футляр лютни был слишком велик, чтобы поместиться в старый сундук у подножия кровати.

Но я все равно посмотрел.

Его не было в сундуке.

Я снова посмотрел под кроватью, просто чтобы быть уверенным.

Его не было под кроватью.

Потом я выглянул в окно.

Я держал защелку хорошо смазанной, таким образом, я мог опрокинуть его, стоя на крыше снаружи .

Я снова посмотрел за дверью.

Лютни не было за дверью

Потом я сел на кровать.

Если я был утомленным прежде, то теперь я пребывал в совершенно ином состоянии.

Я чувствовал себя так, словно был сделан из мокрой бумаги.

Я чувствовал, что едва мог дышать, как будто кто-то украл мое сердце из груди.

- Сегодня, - весело сказал Элодин, - мы будем говорить о вещах, о которых не говорят.

В частности, мы обсудим, почему некоторые вещи не могут обсуждаться ".

Я вздохнул и отложил свой карандаш.

Каждый день я надеялся, что вот этот урок будет именно тем уроком, на котором Элодин всё таки научит нас чему-ниубдь.

Каждый день я приносил книгу в твердом переплете и одну из моих немногих драгоценных бумажек, готовый воспользоваться моментом ясности.

Каждый день какая-то часть меня надеется, что Элодин рассмеется и признает, что он только проверял нашу решимость своей бесконечной глупостью.

И каждый день я был разочарован.

"Большинство важных вещей, нельзя высказать прямо", сказал Элодин.

"Их нельзя сделать ясными.

Их можно только подразумевать" Он взглянул на свою горстку студентов в пустом лекционном зале.

"Назовите что-нибудь, что не может быть объяснено". Он указал на Уреша.

"Ну вперёд"

Уреш задумался.

"Юмор.

Если вы объясните шутку, то она уже не шутка."

Элодин кивнул, потом указал на Фентона.

"Именование?" Спросил Фентон.

- Это легкий ответ, Ре'лар, - сказал Элодин с оттенком упрека.

"Но ты правильно понял тему моей лекции, так что мы позволим этому проскользнуть." Он указал на меня.

"Нет ничего, что нельзя было бы объяснить", твердо сказал я.

"Если что-то можно понять, то это можно объяснить.

Человек может и не дать хорошего объяснения.

Но это только означает, что это трудно, а не то, что это невозможно. "

Элодин поднял палец.

"Не трудно или невозможно.

Это просто бессмысленно.

О некоторых вещах можно только догадываться." Он дал мне приводящую в ярость улыбку.

"Кстати, твой ответ должен был быть 'музыка' ".

"Музыка объясняет сама себя",ответил я.

"Это и дорога и карта, которая показывает эту самую дорогу.

Одновременно и то, и другое вместе. "

"Но можешь ли ты объяснить, как музыка работает?" спросил Элодин.

“Конечно,” ответил я.

Хотя и не был уверен, что смогу.

"Можешь ли ты объяснить, как музыка работает без использования самой музыки?"

Это привело меня в ступор.

Пока я пытался придумать ответ, Элодин повернулся к Феле.

"Любовь?" спросила она.

Элодин поднял бровь как будто слегка шокированный этим, затем одобрительно кивнул головой.

"Подождите немного", сказал я.

"Мы не закончели.

Я не знаю, смогу ли я объяснить музыку, не используя её, но это не имеет отношения к делу.

Это не объяснение, это перевод. "

Лицо Элодина загорелось.

"Вот именно!" Сказал он.

"Перевод.

Все явные знания это переведённые знания, и все переводы несовершенны."

"Таким образом, все явное знание несовершенно?" Задал я вопрос.

"Скажите магистру Брандеру, что геометрия субъективна.

Я бы с удовольствием полюбовался на начавшуюся дискуссию".

"Не все знания," допустил Элодин.

"Но большинство."

"Докажите", сказал я.

"Вы не можете доказать несуществующее." прозаически добавил Уреш.

Его голос звучал раздраженно.

"Это ошибочная логика".

Я стиснул зубы.

Это была ошибочная логика.

Я бы никогда не сделал эту ошибку, если бы я смог лучше отдохнуть.

"Продемонстрируйте тогда," сказал я.

"Хорошо, хорошо". Элодин подошел к месту , где сидела Фела.

"Мы воспользуемся примером Фелы." Он взял ее за руку и потянул за собой, жестом приглашая меня следовать с ними.

Я с неохотой встал на ноги, а Элодин расположил нас так, чтобы мы стояли друг против друга, и в профиль всему классу.

"Здесь у нас есть двое прекрасных молодых людей", сказал он.

"Их глаза встречаются через всю комнату."

Элодин толкнул моё плечо, и я сделал полшага вперёд.

"Он говорит привет.

Она говорит привет.

Она улыбается.

Он беспокойно переступет с ноги на ногу. "Я перестал делать это, после чего было слабое журчание смеха от других.

"В воздухе летает нечто эфемерное", произнёс Элодин, вставая за Фелу.

Он положил свои руки ей на плечи, наклонившись к ее уху.

"Она любит его изгибы," - сказал он мягко.

"Она интересуется формой его рта.

Ей любопытно, может ли он быть тем единственным, может ли она открыть ему тайны своего сердца." Фела посмотрела вниз, щеки ее горели.

Элодин обошел нас вокруг и встал позади меня.

"Квоут смотрит на нее, и в первый раз он понимает, какой именно импульс заставляет мужчину рисовать картины.

Лепить скульптуры.

Петь песни."

Он снова обошёл нас, в конечном счете встав между нами, подобно священнику собирающемуся провести обряд бракосочетания.

"Между ними существует что-то тонкое и деликатное.

Они оба могут чувствовать это.

Как неподвижность в воздухе.

Слабое, как мороз"

Он посмотрел мне прямо в лицо.

Его тёмные глаза были серьёзными.

"Теперь.

Что ты будешь делать?"

Я посмотрел на него, совершенно потеряный.

Если и была одна вещь о которой я знал меньше, чем об именовании, то это об ухаживании за женщинами.

"Для этой ситуации есть три пути," сказал Элодин классу.

Он поднял один палец.

"Первое.

Наши молодые влюблённые могут попытаться выразить то, что они чувствуют.

Они могут попытаться сыграть наполовину расслышанную песню, что поют их сердца".

Элодин сделал паузу для эффекта.