– Что сегодня вообще делать молодежи в Гойтах, кроме как прятаться от федералов? Не могут же, в самом деле, 18-25-летние парни три года подряд, изо дня в день, сидеть дома, чтобы только все знали, что они не воевали? – спрашиваю я.

– Что нам делать? Помирать, – отвечает Саламбек.

Надеюсь, Саламбек, в силу возраста, так шутит. Ерничает? Иронизирует? Ничего подобного. Молодые тут вообще редко смеются – отвыкли. Вон сколько свежих могил на гойтинском кладбище. Саламбек совершенно серьезен – на его бесстрастном малоподвижном лице гримаса мучительной безысходности, крупные глаза над широкими застывшими скулами смотрят упрямо и с укором.

Большинство выживших к этому моменту людей в Чечне чувствует отчаяние, живет в этом отчаянии – кромешном, как пасмурная беззвездная ночь. Это и есть главный результат методов тотального правового беспредела, примененных к населению в ходе второй чеченской войны. Из села выходить – опасно для жизни – заберут, по селу гулять – опасно для жизни – заберут. Молодых федеральная «метла» вычищает ежесуточно. Урус-Мартан навестить – тем более нельзя, по пути, на дороге, полно блокпостов, и каждый может стать самым последним в жизни – примеров чему тьма.

До войны в Готах жило примерно 40 000 человек. Теперь же – не более 15 000. Все, кто только мог, уехали, спасая детей. А для оставшихся тут нет ничего, кроме известного чеченского набора: набегов федералов, ночных «зачисток», мародерства, утренних обсуждений, кого «взяли» на этот раз и что при этом прихватили, регулярных похорон, да рассказов, кого как пытали из тех, кто выжил, и кого в каком виде возвратили трупом…

Ни библиотеки, ни кинотеатра, хотя здание и сохранилось.

– Когда у вас крутили кино в последний раз?

– Когда я еще был маленьким. До первой войны.

…Измученная мама Имрана Джанбекова – с остатками былой решительности, еще поддерживающими ритм ее опустошенного горем сердца, выплескивает:

– Россия делает нас быдлом. Россия гонит нашу молодежь в объятия тем, кто первым придет и скажет: «Будь с нами». Я даже думаю теперь так: пусть бы «бородатые», ваххабиты, палками били нас за водку. Палка – все равно лучше, чем разрывная пуля. После палки выживают. Больше всего мы теперь хотим знать правила игры. Мы хотим понимать, кто из нас вам не нравится? И по каким признакам? За что нас полагается пытать? За что приказано убивать? Похищать? Сейчас же – ничего не понятно, и уничтожают всех подряд: и того, кто был с ваххабитами, и того, кто был против них. А больше других – «серединных», кто был ни с кем. Как наш Имран.

Ответить нечего. Потому что страна времен Путина – это годы молчания о главном.

Все страны, затевавшие войны, больно спотыкались о проблему так называемых воинских преступлений и военных преступников. Кем все же считать этих людей, посланных страной убивать и превысивших там свои полномочия? Уголовниками или героями? И «спишет» ли война ВСЕ?…

В России тоже есть свой такой «Келли». Зовут его Юрий Буданов. Полковник, командир 160-го танкового полка Министерства обороны, кавалер двух орденов Мужества за первую и вторую чеченские войны, представитель российской военной элиты. По мнению большинства, борец-страдалец, гонимый за «патриотическую веру». Сточки зрения отечественного меньшинства – убийца, мародер, похититель людей, насильник и лживая свинья. Процесс над полковником Будановым потряс страну, став яркой демонстрацией самых дурных сторон всей нашей сегодняшней жизни – вдрызг расколотого по отношению ко второй чеченской войне общества, фантастического цинизма и лживости высшего путинского чиновничества, полной зависимости судебной системы от Кремля. И главное – явного неосоветского ренессанса.

И почему его личность и судьба стали в России символом? Неважно, с каким знаком…

Полковник Буданов оказался на второй чеченской войне в сентябре 99-го года, почти с самого ее начала.

Его полк был брошен в самые тяжелые бои: при штурме Грозного, за село Комсомольское, в Аргунском ущелье. При жесточайшей осаде селения Дуба-Юрт (устье Аргунского ущелья) Буданов потерял многих своих офицеров, и, когда в феврале 2000 года полк был передислоцирован «на отдых» – на окраину села Танги-Чу Урус-Мартановского района, командира, тяжело переживавшего эти потери, отправили домой, к семье в Забайкалье, в отпуск. Однако там он долго не продержался – жена нашла его очень внутренне изменившимся, невыносимым и даже опасным. В один «прекрасный» день, например, он чуть не выкинул с балкона своего старшего сына, посчитав, что тот виноват в кровоточащей ссадине на ручке его маленькой дочки, и только повиснувшая сзади на полковнике жена предотвратила это детоубийство… Прервав отпуск, Буданов вернулся в Чечню, сказав удивленным сослуживцам, что дома у него «нелады».

26 марта 2000 года (день выборов Путина президентом) было и днем рождения любимой дочери полковника, ей исполнялось два годика, и командир пригласил офицеров это дело отметить. К вечеру все были изрядно пьяны, потянуло на «подвиги». Сначала решили пострелять по Танги-Чу на поражение из тяжелых орудий, но дежурный по полку офицер – командир разведроты старший лейтенант Роман Багреев – отказался выполнить преступный приказ. За что был сначала жестоко избит – Будановым, который, повалив старшего лейтенанта, колотил его по лицу ногами в сапогах, и будановским начальником штаба подполковником Иваном Федоровым, а потом, по приказу Буданова, посажен со связанными руками и ногами в яму, вырытую на территории полка для арестованных чеченцев, сверху посыпан известкой, после чего Федоров еще и помочился на Багрее-ва, и укусил его за правую бровь…

К полуночи Буданов решил ехать в Танги-Чу. Потом, на следствии, он станет рассказывать, что отправился туда, «ради проверки имевшейся у него информации о возможном нахождении лиц, участвующих в незаконных вооруженных формированиях», и весьма цинично приплетет историю о своем верном друге майоре Размахни-не, якобы убитом «снайпершей», фотография которой хранилась у него в нагрудном кармане, и это была Эльза Кунгаева из Танги-Чу. Вот ее-то он и поехал «брать», чтобы в дальнейшем «передать правоохранительным органам»… Но фотографии той так никто и не увидел – ни следователи, ни потом на суде. Нет ее в деле.

Так зачем же понесло пьяного Буданова ночью в село? «За бабой». Как это попросту называется. И он взял БМП – боевую машину пехоты № 391. И ординарцев – солдат Григорьева, Егорова и Ли-ен-шоу. Вчетвером они подъехали прямиком к дому Кунгаевых; накануне днем информатор Буданова – человек, занимавшийся похищением людей за выкуп (сейчас осужден за это), – показал его полковнику как тот дом, где живет красивая девушка. Солдаты схватили 18-летнюю Эльзу, старшую дочь Кунгаевых, и завернули ее на глазах четырех младших братьев и сестер в одеяло, взятое тут же. Она кричала, но ее погрузили в десантный отсек БМП и – в полк. Там «одеяло» сгрузили – длинные волосы Эльзы волочились по земле – и отнесли в КУНГ (кузов унифицированный грузовой) Буданова – помещение, где жил полковник, – и положили на пол. Буданов приказал охранять КУНГ до особого его распоряжения… Из окошек соседних палаток на все смотрели и другие солдаты. Вот что потом, на следствии, скажет один из них, Виктор Кольцов: «Ночью 26.03.2000 заступил в караул. Когда сменился и зашел в свою палатку, увидел истопника на-ч.штаба Макаршанова. Тот сказал, что „командир опять привез бабу“. Значит, не впервой?

…Но дальше произошла казнь. Вот ее описание сухим слогом военных прокуроров, писавших текст обвинительного заключения: «Девушка начала кричать, кусаться, вырываться… Буданов стал избивать Кунгаеву, нанося ей множественные удары кулаками и ногами по лицу и различным частям тела… Затащив ее в дальний угол КУНГа, повалил на топчан и начал душить правой рукой за кадык. Она оказывала сопротивление и в результате этой борьбы он порвал на ней верхнюю одежду. Эти умышленные действия Буданова повлекли перелом правого