- Что ж кистень-то не достал? - спросил Людота, выслушав рассказ Романа о происшедшем.

- Не успел, - ответил Роман. - Да и не больно я им владею.

- Научу, - пообещал Людота.

Поутру двух связанных разбойников и убиенного повезли на санях в город. Потом пришел Алешка Шалыга, показал из-под приложенных капустных листов здоровенную шишку и сообщил, что те трое - люди богатого купца, гостя киевского. В Курске родни у них нет, кто подослал, не сказали - ошиблись, мол. Купец предложил за своих людей заплатить немалый откуп и обещал немедля убраться с ними из Курска. Людота и Алешкин отец возражать не стали - кому охота тяжбу разводить.

К полудню вернулся Людота. Увесистый кошель серебра разделил на три части: себе, Шалыгам, и на нужды слободы.

- А Нелюб захворал тяжко, - засмеялся Людота, пряча деньги в кованный сундук. - Дома лежит, того и гляди, Богу душу отдаст со страху.

Опасения Нелюба - если это он подослал убийц - были понятны: Людота, а стало быть, и Роман - люди княжьи, и закон в этом случае был особо строг.

- На деньги эти, как в силу войдешь да жениться задумаешь, мы тебе избу поставим дубовую, с горницей и дымоходом.

"Этого только не хватало", - с тревогой подумал Роман.

- Так что в будущем году приглядывай себе девку - постатнее да порукодельнее.

Но до положенного Людотой срока много грозных событий сотрясут землю - не до свадьбы будет:

Роману стоило труда выяснить, в какой именно год он попал. Никто из вопрошаемых им ближних слободичей этого не знал, а многие просто не понимали, о чем их спрашивают. Этих людей мало что связывало с летоисчислением: трудовой стаж все равно никто не учтет, пенсии от князя или боярина не дождешься, а возраст никого не интересовал - главное, как человек выглядит, силен ли он телом и разумом.

Спросить же "который ныне год" у попа в церкви - уж тот-то должен знать - долго не было случая. Когда же Роман выяснил, что от сотворения мира шел 6529 год, оказалось, он не знает, как перевести это летоисчисление в привычное. Но и эту задачу Роман решил, узнав из того же источника год крещения Руси в старом летоисчислении и помня, что было это в году 988 от рождества Христова. Текущий год оказался годом 1183 - меньше полутора лет оставалось до событий, описанных в "Слове о полку Игореве". Если верить "Слову" и летописям - мало кому из воинов-курян доведется вернуться из этого похода.

"...Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы", - помнилась Роману фраза из "Слова". Остальной текст в голове не удержался, но историческую фабулу предстоящих событий Роман помнил хорошо - он даже писал реферат на эту тему.

Редкий год обходился здесь без войн и походов. Военный сезон открывался, как только сходил снег, и длился до осенней распутицы. Следующей весной (1184-го года) Новгород-северский князь Игорь Святославич, старший брат курского князя Всеволода, возглавит совместный поход нескольких южнорусских князей на половцев. Князя Игоря устраивала только громкая победа, а таковой не случится, и тогда он решит поставить на карту удачи все, организовав с подручными ему князьями самостоятельный дальний рейд в Степь весной 1185 года. Через год и четыре месяца (если считать с января 1184 года) Игорь, его брат Всеволод, сын и племянник выметут в своих землях все годное к рати мужское население и бросят его со своими дружинами в полуденную сторону:

Роман часто думал о том, что из всех людей, которые его окружают, он - пришелец неизвестно откуда - наиболее защищен. Ведь если ему суждено будет завершить свою жизнь здесь - погибнуть ли в бою, или умереть через десятилетия в окружении детей и внуков - то лет через восемьсот он неизбежно родится снова. Родится, чтобы через шестнадцать лет его опять занесло в двенадцатый век. Петля времени, из которой не вырвешься. То есть, по сути, он бессмертен - может быть, только он один во всей вселенной.

"Чур меня от мыслей этих бредовых - что-то да придумается", - успокаивал себя Роман.

Но время шло и ничего не менялось:

За неделю до Масленицы, утром, когда Роман "растягивался" на заснеженном дворе, кто-то постучал в ворота. Это был Срезень* верхом на рослом вороном жеребце. Все та же волчья куртка без рукавов поверх рубахи из цатры*. Холодные серые глаза чуть насмешливо смотрели на отрока.

Роман вежливо поклонился гостю, как старшему годами и чином.

- По-здорову ли поживаешь, молодец? - поприветствовал Романа воин и, не дожидаясь ответа, продолжил: - А дома ли Людота? Покличь-ка.

Людота вышел в накинутом на плечи зипуне, отворил ворота, впуская гостя и придержал коня, пока Срезень не спрыгнул на землю. Только после этого кузнец и воин почтительно поклонились друг другу - как равные - и осведомились о здоровье друг друга. Подав повод Роману, воинский старшина вошел в избу, пропущенный Людотой вперед, как положено при встрече желанного гостя:

Со двора Роману было слышно, как гость негромко поздоровался с хозяйкой, старясь не разбудить спящих ребятишек, вежливо отказался от угощения и заторопился уходить. Ритуал проявления почтения к хозяевам и к дому был соблюден. Наверняка в избе воинский старшина сначала поклонился на печь, потом перекрестился на иконы.

Скоро хозяин с гостем вернулись во двор, и пошли к кузне, позвав Романа. Срезень приехал на погляд заказанного им меча, в котором оставалось лишь отполировать широкое, метровой длины лезвие.

Старшина примерился к оружию, выйдя из кузни - там было тесновато для широкого размаха. Подбоченясь, он повертел мечом над головой - рассеченный сталью воздух натужно шуршал. "Как вертолет, - подумал Роман, - попробуй, подойди". Срезень перекинул меч в левую руку, потом обратно, уравновесил его на ребре ладони, определяя центр тяжести, проверил на гибкость.

Наконец, старшина одобрительно кивнул и, судя по довольной физиономии кузнеца, дождаться более высокой оценки от этого человека было трудно.

Не выпуская оружия, Срезень взглядом остановился на Романе и вдруг меч из его рук полетел в сторону отрока. Посланный острием вперед меч сделал в воздухе полоборота и завершил бы свой полет, ударившись рукояткой в грудь Романа. Можно было или увернуться от него, или поймать. Роман поймал.

- А ну, покажи, что умеешь, - велел старшина.

Роман, понимая, что делать этого не следовало, произвел с мечом несколько упражнений в восточном стиле, что втайне делал и раньше. Кузнец аж крякнул от изумления.

- Тебя кто научил? - по-прежнему невозмутимо спросил Срезень.

Роман чуть было не ответил: "В кино видел".

- Смутно помню, - сказал он. - Кажется, полоняник из дальних земель.

Допытываться о большем Срезень не стал, видно об истории Романа он был наслышан. Садясь в седло, сказал Людоте: