:Зимний день короток.
- Старики бают*, - усмехнулся Людота, отрываясь от работы, - первый кузнец во времена изначальные выковал оружие для бога Перуна, и тем оружием бог победил змея Велеса. В награду за помощь всем кузнецам дано больше, чем прочим людям.
Вышли во двор - после кузнечного смрада задышалось легко.
- Опричь* того бают, - продолжил мастер, - что все кузнецы, померев, обязательно в рай попадают. Потому что и там работы кузнечной много.
Протоптанной дорожкой прошли через заснеженное репище - кузня стояла в самом его конце над обрывом. На столбах надежной изгороди - от зверя дикого и человека лихого - красовались коровьи и лошадиные черепа: по дедовской традиции они оберегали от нечисти всякой, что страшнее любого татя*.
- А уж кто кузнец, а кто нет - там решат, - Людота показал рукой на темнеющее небо. - Так что, Ромша, становись кузнецом настоящим - не пожалеешь.
Подошли к избе.
- Мать! - крикнул Людота со двора. - Кузнецы злые и голодные пришли.
- Поможем беде вашей, батюшка, - отозвалась Марфа из-за приоткрытой двери.
Пахнуло жилым избяным духом, - таким же, как в доме прадеда, в деревне Бегоще, что под Рыльском, куда Романа возили маленьким. Дочки-близняшки со смехом повисли с двух сторон на отце. Звякнула щеколда калитки и румяный с мороза Никишка ввалился в избу вместе с ледункой*, на которой весь день катался с горы.
- Снег-то стряхни в сенях, - прикрикнула на него Марфа.
Людота прочитал вслух короткую молитву, которую все повторили за ним. Степенно перекрестившись на иконы, расположились за столом. Даже девчонки-хохотушки притихли - с малолетства приучены, что стол - Божья ладонь, а гневить Бога нельзя.
Хозяин от круглого ароматного хлеба отрезал каждому по куску: три больших и три маленьких. Ужинали пшенной кашей, поочередно запуская ложки в горячий чугунок. Вкусно, с маслицем коровьим - пост уже позади. Запили ягодным киселем.
- Еще хотим киселька, - дружно попросили сестренки.
Отужинав, Роман переоделся в свежую рубаху и стал натягивать сапоги.
- Далеко ли собрался? - забеспокоилась хозяйка. - Ночь на дворе.
- Алешка Шалыга* на посиделки звал, - отметил Роман.
- Знаю я твоего Алешку - опять с кем ни-то в драку полезет, хоть и хилый, а тебя втягивать будет, - ворчала Марфа.
- Пусть идет, - усмехнулся Людота. - А намнут бока - только на пользу.
Людота вышел за Романом в сени и вполголоса продолжил:
- Ты на рожон*-то не лезь. Нелюб обиду долго не забудет. Неровен час - лихих людей подошлет.
И сняв с гвоздя, кузнец сунул Роману за отворот полушубка увесистый кистень*.
- Так-то вернее.
Две белокурые головенки сестер выглянули из избы в сени:
- А баснь* обещался рассказать, Ромша. Про Красную Шапочку, про Колобка, да про снежную королеву.
Роман часто баловал девчонок сказками из своего времени.
- А про лесовика мохнатого не рассказать? - Людота увлек дочек за собой в хату:
После поединка в детинце Роман стал местной знаменитостью - кулачную сноровку здесь ценили. Да и соперник его Нелюб всем уже изрядно надоел своей наглостью и спесью. За заслуги отца, всеми уважаемого воина, погибшего в битве в прошлом году, Нелюба взяли в детские*. Обучали воинскому ремеслу, готовили в дружинники. Но к учебе он был не охоч - видно, и здесь на наглость полагался.
- Теперь Срезень житья ему не даст, загоняет уроками воинскими, - радовался Алешка Шалыга, много натерпевшийся от кулаков Нелюба. - А то и вовсе из детских изринет.
Срезень - тот самый, что отобрал у Нелюба нож и воинский пояс - был старшиной курской дружины. Он отвечал перед князем за ее боевое состояние: за подбор новых гридней*, обучение и воспитание молодежи, соблюдение воинских традиций и за много чего другого.
- Не воевода, а старшина, - объяснял Людота. - Воевода в ратное время верховодит, а старшина воинский каждый день.
Тот, кто "кормит с конца копья", - Роман вспомнил фразу из "Слова о полку Игореве".
- Уж он-то много чего рассказать бы мог, - продолжал Людота. - Да вот на словеса больно скуп:
...Возвращались с посиделок поздно - завтра воскресенье и можно поспать подольше. Всех девок по домам развели в целости и сохранности и теперь шли вдвоем с Алешкой, весело пересмеиваясь, вспоминая разное из минувшего вечера. Снег морозно поскрипывал под ногами, нарушая ночную тишину. Худого ниоткуда не ждали, потому-то, наверное, и не почуяли чужих шагов.
Алешка запнулся на полуслове, охнул негромко, и когда Роман обернулся, то увидел, что его товарищ падает, схватившись за голову, а над ним самим уже занесен то ли топор, то ли дубинка - в темноте не разберешь. От удара Роман увернулся, еще не понимая толком, что происходит - тело соображало быстрее разума. Но в следующее мгновение стало ясно, что дело нешуточное.
Наносивший удар вложил в него всю силу, намериваясь завершить дело сразу. Промаха не ожидал, а потому тяжелая дубина увлекла своего владельца - он неловко присел, помешав другим, подбегавшим по протоптанной тропинке с занесенным оружием. У двоих дубины, у одного топор. На помощь слободичей надеяться не понадеешься - не успеют.
"Ну да ладно, поглядим еще", - подумал Роман и ударил сам. Недаром он последние месяцы усиленно поддерживал форму. Нога в добротно подкованном сапоге - подковки сам ковал - впечаталась в обросшую всклокоченной бородищей рожу ближайшего лихого*. Жалобно скуля и выплевывая выбитые зубы, он на четвереньках уполз в сторону, обильно черня снег кровью. Другого Роман сбил подсечкой, оседлал и до хруста заломил руку - тот заорал благим матом. Но был еще один, оружие которого уже занесено. Роман откатился в сторону, и вовремя - разом оборвав вопли, обух топора, предназначенный для головы Романа, пришелся мужику по загривку.
Третий лихой бросил топор и как заяц, запрыгал по сугробам. Потревоженная слобода просыпалась, отовсюду слышались крики, кто-то бежал с оглоблей в руках.
Роман поспешил к Алешке. Тот сидел, обхватив руками голову и непонимающе озирался. Как потом решили, спасла Шалыгу высокая медвежья шапка на мягкой стеганой подкладке.
Один из лихих, которому досталось топором, так и не поднялся. Остальных скрутили, рьяно угощая пинками и зуботычинами. Прибежавшие на помощь слобожане - босые, в одних рубахах - разгорячившись, решили тут же разбойников и кончить, чтобы другим неповадно было. Но Людота самовольничать не дал - распорядился лихих до утра запереть и сторожить. Суд - дело княжье.
:Марфа, как положено по поверью, велела Роману заглянуть в печь, помазала ему лоб тестом из квашни - рядом со смертью был.