И вдруг Мелани вскрикнула:

– Я помню! – Она провела рукой по лобовому стеклу. – Помню все это!

Действительно ли она рада или притворяется? Антуан ощутил укол беспокойства. Их автомобиль по усыпанной гравием и обсаженной земляничными деревьями и мимозами аллее как раз подъезжал к отелю. Скрипнули шины, и они остановились у входа. «Здесь ничего не изменилось», – подумалось Антуану, когда он с хлопком закрыл дверь. Тот же плющ карабкался вверх по фасаду здания. Та же темно-зеленая дверь. Холл. Синий палас на полу. Справа – лестница. Ничего не изменилось, разве что кажется несколько меньше, чем когда-то.

Они направились к окну, выходившему в сад. Штокрозы, гранатовые деревья, эвкалипты и олеандры… Каким все здесь кажется знакомым! Неужели такое возможно? Даже аромат, встретивший их у входа, Антуан сохранил в памяти: пахло влагой, воском, лавандой, чистым бельем и вкусной пищей. Именно так пахнет в старых, закаленных годами приморских домах. Антуан хотел было поделиться с сестрой своими переживаниями, но не успел: молодая пышнотелая женщина позвала их к стойке регистратора. Комнаты 22 и 26. Второй этаж.

Поднимаясь к себе, они заглянули в столовую. Ее явно перекрасили – ни Антуан, ни Мелани не помнили, чтобы стены были такого агрессивного розового цвета. Но это была единственная очевидная перемена. Фотографии в технике сепии дамбы Гуа, акварельные рисунки замка в Нуармутье, изображения солеварен и ежегодной регаты. Все те же ротанговые кресла, те же столы под накрахмаленными белыми скатертями.

Мелани пробормотала:

– Мы спускались по этой лестнице на ужин. Тебе приглаживали волосы одеколоном, и ты был в блейзере и желтой рубашке «Lacoste»…

Антуан со смехом кивнул и указал на самый большой стол, стоявший в центре комнаты.

– Мы всегда сидели там. Это был наш стол. На тебе было платье с бело-розовыми оборками из бутика на авеню Виктора Гюго. А в волосах – ленточка в тон.

Как же он был горд, спускаясь по покрытой синим ковром лестнице, одетый в блейзер и причесанный, совсем как взрослый мужчина! Сидя за столиком, их дед с нежностью наблюдал, как они подходят. Робер пил виски со льдом, Бланш – мартини. Соланж, отставив мизинец, потягивала шампанское. Все взгляды были обращены к этим чудным детям, таким нарядным и аккуратно причесанным, с загорелыми румяными щечками. Достойные наследники Реев – семьи благополучной во всех отношениях, уважаемой и состоятельной. Семьи, которая сидит за лучшим столом. Бланш всегда оставляла щедрые чаевые, ее сумочка фирмы «Hermes» казалась неиссякаемым источником крупных купюр. Столик Реев являлся объектом неизменной заботы персонала. Стакан Робера всегда был полон. Бланш была гипертоником и поэтому требовала, чтобы в ее пище не было соли. Морской язык с масляным коричневым соусом и лимоном, подаваемый Соланж, должен был быть безупречным: самая маленькая косточка оборачивалась крупным скандалом.

Помнят ли здесь о Реях? Помнит ли кто-нибудь почтенных деда и бабку, заботливую дочь, преуспевающего сына, который приезжал только на выходные, и примерных детей?

И конечно, великолепную невестку.

Внезапно она предстала перед глазами Антуана – их мать в своем черном платье с открытым лифом. Все еще влажные темные волосы уложены в шиньон, на стройных ногах балетки из замши. На носу россыпь веснушек. В ушах жемчужные серьги… Все смотрели на нее, покоренные легкостью и грацией танцовщицы, которые унаследовала от матери Мелани. Антуан увидел ее так ясно, что это причинило ему боль.

– Что с тобой? – спросила Мелани. – У тебя странный вид.

– Все в порядке, – ответил он. – Идем на пляж!

Спустя несколько мгновений они уже шли к пляжу де Дам, расположенному в нескольких минутах ходьбы от отеля. Это они тоже помнили – радость, которую им доставляла дорога на пляж, и то, как огорчала медлительность взрослых. Сегодня на дороге было полно джоггеров, велосипедистов, семей с собаками на поводках, детьми и колясками. Антуан указал пальцем на большую виллу с красными ставнями, которую Робер и Бланш чуть было не купили во время одного из визитов в Нуармутье. Перед домом стоял мини-автобус «ауди». Сорокалетний мужчина и двое подростков вынимали из багажника пакеты с продуктами.

– Почему они все же отказались от покупки? – спросила Мелани.

– Думаю, после смерти Кларисс никто из нашей семьи не приезжал сюда, – ответил Антуан.

– И я спрашиваю себя: почему? – проговорила Мелани.

Антуан снова поднял руку, но на этот раз он указывал на дорогу.

– А вот там была бакалейная лавка, в которой Бланш покупала нам конфеты. Создается впечатление, что эта лавка просто исчезла…

В конце пути показался пляж, и их лица посветлели. Эмоции накатывали, как волны. Мелани указала на длинный деревянный пирс, в то время как Антуан повернулся, глядя на нестройную линию пляжных кабинок.

– В нашей пахло каучуком, деревом и солью, – сказала со смехом Мелани.

И вдруг воскликнула:

– О Тонио, посмотри! Башня Плантье! Какой она теперь кажется крохотной!

Услышав восторженные нотки в ее голосе, Антуан улыбнулся. Да, его сестра была совершенно права: возвышающаяся над верхушками сосен башня, которой он любовался в детстве, словно бы сжалась, уменьшилась в размерах. «Так бывает со всеми вещами, когда мы взрослеем, дурак ты эдакий, – сказал он себе. – Да, мой милый, ты уже давно не молод…» Ему вдруг до боли захотелось вернуться в детство, снова стать мальчиком, который строил замки из песка, бегал по эстакаде, загоняя в ступни занозы, и дергал мать за руку, желая получить еще одно мороженое с клубникой. Однако Антуан не мог не признать очевидного: он уже не ребенок, а зрелый мужчина, который одинок и которому жизнь перестала приносить радость. Жена его бросила, работу он терпеть не может, а его обожаемые малыши превратились в вечно нахмуренных подростков.

Чей-то крик вывел его из задумчивости. Мелани, переодевшись в миниатюрный бикини, бросилась в море. Опешив, Антуан смотрел на нее. Ее радость была яркой и искренней. Волосы струились по спине.

– Иди сюда, недотёпа! – кричала она. – Это божественно!

Слово «божественно» Мелани произносила так же, как Бланш – растягивая первый слог. В последний раз он видел сестру в купальнике много лет назад. Она сохранила прекрасную фигуру, тело было худощавым и подтянутым. О нем такого точно не скажешь… Лишний вес Антуан набрал в первый год, последовавший за разводом. Долгие одинокие вечерние бдения перед компьютером или за просмотром DVD-дисков оставили на нем свой отпечаток. Не было больше домашней пищи Астрид, содержащей нужное количество белков, витаминов и клетчатки. Теперь Антуан питался замороженными продуктами, часто покупал готовую еду. В ней было слишком много калорий, но зато ее легко разогреть в микроволновке.

Да, с рационом в его первый год одиночества были серьезные проблемы. Рельефные мышцы пресса уступили место типичному «пивному» животику, такому же, какой был у его отца и деда. Сесть на диету? Такой подвиг был ему не по силам. Антуану и так приходилось заставлять себя вставать утром и идти на работу, которая имела свойство накапливаться. Тяжело снова жить одному после восемнадцати лет, проведенных в статусе мужа и отца семейства. А еще тяжелее – пытаться убедить окружающих и прежде всего самого себя в том, что ты счастлив.

Подумав о том, что сейчас взгляду Мелани предстанет его дряблый живот, Антуан вздрогнул.

– Я забыл плавки в отеле! – крикнул он сестре.

– Трус!

Он направился к эстакаде и какое-то время стоял там, глядя на море. Людей на пляже становилось все больше. Семьи, пенсионеры, брюзжащие подростки… Прошло время, но ничего не изменилось. Антуан улыбнулся, и его глаза наполнились слезами. Злясь на себя, он вытер их тыльной стороной ладони.

Множество кораблей сновало по неспокойному морю. Он подошел к краю шаткого пирса и обернулся, чтобы взглянуть в сторону пляжа. Он успел забыть, как красив этот остров. Антуан сделал глубокий вдох, жадно глотая морской воздух.