Он посмотрел на сестру. Та как раз выходила из воды, мотая головой, чтобы стряхнуть с волос воду, как это обычно делают собаки. Несмотря на небольшой рост, у Мелани были длинные моги. Как и у Кларисс. Издалека она казалась выше, чем на самом деле. Мелани подошла к пирсу. Свой свитер она обвязала вокруг талии. Мелани дрожала.
– Это было чудесно, – сказала она, обнимая брата за плечи.
– Ты помнишь старого садовника, который работал в отеле? Его все звали папаша Бенуа.
– Нет.
– Старик с белой бородой. Он рассказывал нам страшные истории о тех, кто утонул на дамбе Гуа.
– Да, что-то припоминаю… Тип, от которого всегда плохо пахло, да? Камамбером и старым красным, ага? Но еще сильнее – сигаретами «Gitan»!
– Да, верно! – усмехнулся Антуан. – Однажды он привел меня сюда и рассказал о гибели «Святого Филибера».
– И что же случилось с этим несчастным святым Фи-Фи? Ты же говоришь о монахе из Нуармутье, чье имя носит местная деревенская церковь?
– Тот монах умер в седьмом веке, Мел, – с улыбкой сказал Антуан. – Я же говорю о куда более свежих событиях. Обожаю эту историю. Настоящая готика!
– Рассказывай!
– В ней идет речь о судне, носившем имя этого монаха. Это случилось в 1931 году вот в том месте.
Антуан указал на открывавшийся перед ними залив Бурнеф.
– Трагедия! Мини-«Титаник»! Судно направлялось в Сен-Назер. И вот, когда последние пассажиры, устроившие пикник на пляже де Дам, собрали свои вещи, погода переменилась. И когда корабль выходил из залива, разразилась страшная буря. Донная волна ударила в корпус – и судно опрокинулось. Пятьсот пассажиров утонули, среди них было много женщин и детей. Выжить удалось единицам.
– Зачем этот старый маразматик рассказывал тебе такие ужасы? – выдохнула Мелани. – Это ж надо такое выдумать! Ты же был тогда маленьким!
– Ну, он вовсе не был маразматиком. А мне эти рассказы казались ужасно романтичными. Сердце разрывалось, когда я его слушал. На кладбище в Нанте полно могил людей, ставших жертвами крушения «Святого Филибера», и папаша Бенуа говорил, что когда-нибудь свозит меня туда.
– Он этого не сделал! А теперь уже давно сыграл в ящик, и слава Богу.
Они засмеялись и какое-то время вместе любовались водным простором.
– Я многое вспоминаю и почему-то очень волнуюсь. Еще чуть-чуть, и сяду прямо тут и разрыдаюсь.
Антуан тихонько сжал ее руку.
– Я чувствую тоже самое, не волнуйся.
– Ну и хороши же мы! Презабавная парочка нытиков!
Смеясь, они направились назад, к пляжу, где Мелани оставила свои джинсы и сандалии, и уселись на песок.
– Выкурю-ка я сигаретку, – сказал Антуан. – Знаю, тебе не понравится, но…
– Ты можешь делать что хочешь со своими легкими. Но Бога ради, пощади мои. Не обкуривай меня!
Антуан отвернулся. Мелани прижалась спиной к его спине. Дул сильный ветер, и, чтобы услышать друг друга, им приходилось кричать.
– Столько воспоминаний всплывает в памяти…
– О Кларисс?
– Да. Я словно вижу ее здесь. На песке. На ней оранжевый купальник из мягкой и пушистой ткани. Ты помнишь? Дурачась, она гналась за нами, пока мы не забежали в воду. Она научила нас плавать.
– Да, нас обоих. Соланж без конца возмущалась, заявляя, что ты еще слишком маленькая, шестилетним рано плавать.
– У Соланж уже тогда была мания всеми руководить?
– Властная старая дева, она такой и осталась. Ты видишься с ней в Париже?
Мелани покачала головой.
– Нет. И с папой они тоже редко встречаются. Думаю, мосле смерти дедушки у них прохладные отношения. И все из-за денег. С Режин они тоже не нашли общего языка. Соланж очень заботится о Бланш. Она наняла целую бригаду медиков, чтобы ухаживать за ней, следит за порядком в квартире и все такое…
– В детстве она меня любила, – сказал Антуан. – Покупала мне мороженое, водила на долгие прогулки по пляжу и всегда держала за руку. А несколько раз мы с ней выходили в море На швертботе с парнями из яхт-клуба.
– Робер и Бланш никогда не купались. Всегда сидели в этом кафе.
– Они были слишком старыми.
– Антуан! – возмутилась Мелани. – Это было чуть больше тридцати лет назад. Им было по шестьдесят.
Он присвистнул.
– А ты права. Они были моложе, чем папа сейчас. Но вели себя, как старики. И всего боялись. И то им нехорошо, и это неладно. Придиры.
– Бланш и сейчас такая, – сказала Мелани. – Визит к ней – занятие не из приятных, скажу я тебе.
– Я тоже редко у нее бываю, – признался Антуан. – В последний раз пробыл там совсем недолго. Она была в дурном настроении и жаловалась на все подряд. Это невыносимо. И квартира такая темная и огромная…
– Туда никогда не заглядывает солнце, – сказала Мелани. – Неудачное место на авеню Жоржа Манделя. А Одетта? Все так же шаркает ногами, обутыми в старые тапки для полировки паркета. И, как всегда, приказывает помалкивать.
Антуан рассмеялся.
– Сын Гаспар – ее точная копия. Я радуюсь при мысли, что он живет вместе с ними и присматривает за домом. А заодно руководит медсестрами, нанятыми Соланж, и успокаивает раздражительную Бланш.
– А ведь Бланш была очень ласковой старушкой, правда? Странно, что она стала тираном.
– Наверное, ты прав. Она была ласковой, но при условии, что ты делал все, как ей хотелось. А мы были очень послушными детьми.
– Что ты имеешь в виду?
– Что мы были неправдоподобно тихими, вежливыми, всегда покорными внуками. Никогда не буянили и не капризничали.
– Нас так воспитали.
– Да, ты прав, – сказала Мелани. Она повернулась к брату, вынула у него из пальцев до половины выкуренную сигарету и, не обращая внимания на протесты, закопала ее в песок. – Нас так воспитали.
– К чему ты ведешь?
Она прищурила глаза.
– Я пытаюсь вспомнить, ладила ли Кларисс с Робером и Бланш. Одобряла ли она требовательность, с которой к нам относились другие родственники? Ты об этом что-нибудь помнишь?
– Ты говоришь о воспоминаниях?
– Да. Какие отношения были у Кларисс с дедом и бабкой?
– Я не помню, – признался Антуан.
Сестра посмотрела на него и улыбнулась.
– Не бери в голову. Однажды ты вспомнишь. Если воспоминания возвращаются ко мне, с тобой тоже это случится.
Сегодня вечером я целую вечность ждала тебя на эстакаде. Стало прохладнее, и я предпочла вернуться в гостиницу, думая о том, что на этот раз тебе не удалось ускользнуть. Я сказала, что хочу прогуляться немного после ужина, и теперь спрашиваю себя, поверили ли они моим словам: она смотрит на меня так, словно знает, хотя я уверена в том, что о нас никто не догадывается. Да и как они могли бы догадаться? Как можно что-то заподозрить? Они видят во мне только застенчивую женщину и любящую мать, которая проводит все свое время в компании очаровательного сына и прелестной дочери. Когда же они смотрят на тебя.… Ах, любой, кто тебя увидит, скажет, что ты – воплощение желания. Кто может перед тобой устоять? Разве был у меня шанс устоять перед тобой? Ты это знаешь, правда? С первой секунды, когда твои глаза встретились с моими на пляже прошлым летом, я поняла, что принадлежу тебе. Ты – дьявол во плоти.
Сегодня в небе была радуга. А теперь наступила ночь и небо укрыла темнота. Я скучаю по тебе.…
Глава 5
Они завтракали поздно, в «Café Noir», в Нуармутье-ан-л'Иль. Заведение было переполнено шумными посетителями. Очевидно, местные жители любили здесь бывать. Антуан заказал сардины, жаренные на гриле, и бокал мюскаде, а Мелани выбрала «боннот» – блюдо из мелкого молодого картофеля местного сорта, поджаренного на сале с чесноком. Жара усиливалась, но дул свежий ветер. С террасы «Café Noir» открывался вид на небольшой порт и узкий канал, протянувшийся вдоль старых соляных складов и заполненный ржавыми рыбацкими лодками и прогулочными яхтами.
– Мы нечасто здесь бывали, – сказала Мелани с набитым ртом.