Маргарет появилась в Роули Лодж совсем недавно, заняв место похожего на мышь старого Робинсона, который в семьдесят лет с большой неохотой отправился на пенсию. Старый Робинсон любил посплетничать в рабочее время и, когда я был маленьким, подолгу рассказывал мне о тех временах, когда Карл II лично принимал участие в скачках, сделав Ньюмаркет второй столицей Англии, так что послам приходилось приезжать туда на прием; и о том, как принц-регент навсегда покинул город из-за расследования, которое началось по делу его жеребца Побега, и отказался вернуться, когда Жокей-клуб извинялся и умолял его о возвращении; и о том, как в 1905 году король Эдуард VII имел крупные неприятности в полиции за превышение скорости по дороге в Лондон: на прямой – до сорока миль в час.

Маргарет работала куда аккуратнее и в два раза быстрее, чем старый Робинсон, и уже через шесть дней я понял, почему отец считает ее незаменимой. Она не требовала к себе особого подхода, а это качество он ценил превыше всего. Ничто не утомляло его больше, чем люди, постоянно навязывающие свои чувства; его ужасно раздражали даже разговоры о погоде, которыми принято начинать светские беседы. Так что они с Маргарет сразу нашли общий язык и прекрасно уживались.

Я плюхнулся в конторское вертящееся кресло отца и попросил ее вскрыть конверты. Мой отец никому этого не доверял, был у него такой пунктик. Она никак не прореагировала, ни словом, ни жестом, и сразу взялась задело. Изумительно.

Зазвонил телефон. Маргарет подошла.

– Мистер Бредон? О да. Он будет очень рад. Передаю трубку. – Она пододвинула ко мне аппарат – Джон Бредон.

– Спасибо.

Еще вчера я был бы на седьмом небе от счастья. Три дня провел я в мучительных поисках человека, который согласился бы освободиться от текущих дел и незамедлительно приехать в Роули Лодж тренером на время болезни моего отца, и наконец мои друзья порекомендовали мне обратиться к Джону Бредону, который совсем недавно ушел по возрасту с тренерской работы, обладал большим опытом и пользовался всеобщим уважением.

Он попросил время на обдумывание и обещал позвонить, как только примет окончательное решение.

Сейчас он сообщил, что будет счастлив воспользоваться моим предложением. Я поблагодарил и стал неловко извиняться:

– Я все обдумал и решил сам остаться...

Медленно кладя трубку, я поймал изумленный взгляд Маргарет. Я ничего не стал объяснять. Она ни о чем не спросила. После короткой паузы она принялась вскрывать оставшиеся письма.

Вновь зазвонил телефон. На сей раз, с непроницаемым лицом, Маргарет осведомилась, не угодно ли мне ответить мистеру Расселу Арлетти.

Я молча протянул руку.

– Нейл? – гаркнул знакомый голос. – Куда ты запропастился? Я еще вчера сообщил фирме “Грей и Кокс”, что ты должен приехать. Они там с ума сходят. Сколько времени у тебя займет дорога?

"Грей и Кокс” в Хаддерсфилде с нетерпением ждали, что “Арлетти Инкорпорейтед” поможет им разобраться, почему их когда-то процветающая фирма оказалась на грани краха. А главный советник “Арлетти Инкорпорейтед” тем временем сидел в конторе Ньюмаркетских конюшен, проклиная все на свете.

– Передай им, что я не смогу приехать.

– Что?

– Рассел.., послушай, тебе сейчас придется обойтись без меня. Мне необходимо остаться здесь.

– Ради всего святого, зачем?

– Больше некому.

– Ты говорил, что подыщешь замену от силы за неделю.

– Не вышло. Нет подходящей кандидатуры. Я не могу помогать “Грею и Коксу” за счет Роули Лодж. Сюда все-таки вложено шесть миллионов. Хочешь не хочешь, а я должен остаться.

– Но, черт возьми, Нейл...

– Извини, так получилось.

– “Грей и Кокс” будут в ярости.

– Поезжай туда сам. Ситуация самая обычная. Планируя выпуск товаров, занижают цены. Потом выясняется, что производство обходится дороже, и образуется дефицит. Плохое финансирование.

Он вздохнул.

– У меня нет твоего таланта выискивать первопричину. Других – сколько угодно. – Он задумался. – Придется просить Джеймса, когда он вернется из Шорхэма. Но ты точно не сможешь?

– Не рассчитывай на меня месяца три.

– Нейл!

– А еще лучше, пока не кончатся скачки в дерби...

– Не может перелом так долго срастаться, – возразил он.

– Этот – может. Раздробленные кости вышли наружу, и врачи долгое время предполагали, что ногу вообще придется ампутировать.

– А, черт!

– Я тебе позвоню, – сказал я, – дай только освободиться.

Когда нас разъединили, я долгое время сидел, уставившись в пространство, потом медленно положил трубку.

Маргарет слушала наш разговор с бесстрастным лицом, опустив глаза долу. Она никак не отреагировала на мое вранье.

"Не в последний раз”, – подумал я.