– А что с ней? – спросил я Алису, но она либо и сама не знала, либо не пожелала мне сказать. Я плохо знал Луизу, почувствовал, что в каком-то смысле ее общество все равно лучше общества Анджелы Филлихой, и потому согласился ее навестить.

Поскольку путь после скачек предстоял долгий, я решил приехать в Йоркшир в пятницу вечером и спокойно провести там субботнее утро. Поэтому я выехал на север после ленча и по обычаю решил завернуть в Фенланд.

Тотчас же меня за рукав ухватил Том Уэллс.

– Ну, Гарри, на ловца и зверь бежит. Ты-то мне и нужен. Как насчет небольшого полета завтра? Двух тренеров и жокея из Ньюмаркета в Уэзерби, а?

– Извини, Том, – рассмеялся я, – не могу. Я заехал, чтобы отменить свой полет в воскресенье. Нужно навестить больную сестру, а она живет в Шотландии. Я как раз туда еду.

– Черт! – выругался он. – А ты не можешь отменить поездку?

– Боюсь, что нет.

– Можешь слетать в воскресенье на самолете, а? Бесплатно!

– Правда, не могу, – рассмеялся я.

– Что ж, придется отказать тренерам, очень жаль.

– Мне тоже. Нехорошо получается.

– Да уж, хорошего мало. Пойдем выпьем кофе.

Мы с час просидели в кафе, попили кофе, поговорили о самолетах, а потом я продолжил свой путь в Уэзерби, размышляя, что моя жизнь стала походить на цирковой номер: отныне мне придется изворачиваться, чтобы совмещать скачки, полеты, поездки с лошадьми и Габриэллу.

В Уэзерби проблески солнца сочетались с сильным ветром, но скаковая дорожка оказалась на удивление неплохой после недавнего снега. Кобыла Текери вполне соответствовала его описанию: мощная, гнедая, решительно никому не желающая уступать. Первые два барьера она взяла довольно осторожно, поскольку долго не выступала, но затем к ней быстро вернулась уверенность. Я давно не получал такого удовольствия от скачки. У барьеров кобыла обходилась без моей помощи, и лишь когда она не совсем точно рассчитывала дистанцию для прыжка, мне приходилось ее поправлять – и это не вызывало у нее никакого протеста. Когда она вышла на финишную прямую, сил в ней было не меньше, чем на старте. Без особых понуканий она начала обходить четырех лошадей, шедших перед нами. Последний барьер она преодолела удачно, хотя чуть клюнула носом при приземлении, но затем, не сбиваясь с хорошего галопа, устремилась вдогонку за лидером. Мы обогнали его у самого финишного столба, испытав пьянящее чувство красивой победы.

– Неплохо! – сказал отец Джулиана. – Очень даже неплохо! – И он вручил мне заклеенный конверт, который без тени суеверия заготовил заранее.

Поскольку мне предстояло еще преодолеть триста пятьдесят миль, я вскоре после скачки уехал. Северные дороги были пустынными, и я довольно быстро оказался в Шотландии.

Моя сестра Луиза жила в огромном аристократическом особняке возле Элгина – дом был такой же большой, как и наш, и так же плохо отапливался. В свое время она порадовала родителей, удачно выйдя замуж, но лишь после женитьбы обнаружила, что муж удивительно скуп. Учитывая ее нынешние расходы, ей было бы куда уютнее в коттедже на две семьи в Пекеме. Когда я был маленьким, она дарила мне на Рождество эврименовские издания классики. Теперь подарки прекратились. Но, даже учитывая все это, когда я утром навестил ее, – а приехал я вечером, когда она уже легла спать, – было ясно, что кое-что от прежней Луизы уцелело. Мы смотрели друг на друга, как незнакомцы. Мы не виделись семь лет, и она выглядела гораздо старше своих сорока трех. Но глаза ее были ясными, а улыбка радостной.

– Генри, братец... Как я рада...

Я поверил – и тоже обрадовался. Внезапно визит перестал быть тяжкой обузой. Я провел с ней весь день. Рассматривал старые фотографии, играл в китайские шашки, которым она в свое время меня научила, и слушал ее рассказы о троих сыновьях, сейчас находившихся в школе-интернате, и о том, какая была плохая тетеревиная охота этой зимой, и о том, как ей хотелось бы побывать в Лондоне после десятилетнего перерыва. Она просила меня о маленьких услугах, поясняя, что дорогой Джеймс будет недоволен, если она снова обратится к нему, а у служанок и так хлопот полон рот. Я приносил разные предметы, упаковал посылку, убрал комнату, наполнил горячей водой грелку и нашел пропавшую зубную пасту. После этого она попросила меня, раз уж я так любезен, разобрать ее аптечку.

В аптечке лекарств хватило бы на самую настоящую аптеку. Сестра с удовлетворением отметила, что половина лекарств ей уже ни к чему. Она разобрала коробочки и флакончики на две кучки и попросила меня одну отправить в мусорную корзину. Послушно взяв пригоршню коробочек, на одной из них я заметил надпись: «Коновид» с пояснением, для чего эти таблетки предназначены. Я не сразу сообразил, что это, но, поняв, выудил коробочку из корзины и заглянул внутрь. Там в фольге были еще таблетки. Я разорвал квадратик и посмотрел на розовую пилюлю.

– Тебе они больше не нужны? – спросил я у Луизы.

– Конечно, нет. После операции они мне ни к чему.

– Ясно. А можно я их возьму?

– А тебе-то они для чего?

– Не будь наивной, Луиза...

– У тебя завелась подружка! – рассмеялась Луиза. – Ну тогда, конечно, бери их на здоровье. У меня где-то есть полная коробка. Может, в верхнем ящике... Да и в ванной должны быть еще таблетки...

Я набрал таблеток и наполнил ими доверху большой коричневый флакон примерно тех же размеров, что тогда привез Патрик. На флаконе был ярлык с указанием, как использовать пенициллиновую микстуру при детских ангинах. Луиза с интересом смотрела, как я тщательно вымыл флакон, высушил его перед электрическим камином, а потом наполнил таблетками и, прежде чем завинтить крышку, заткнул ватой.

– Женишься? – спросила она. Точь-в-точь как Алиса.

– Не знаю. – Я поставил на место приведенный в порядок ящик с лекарствами и добавил: – Только не говори маме.

* * *

Наконец настала среда. Я приехал в Гатвик за час до прибытия первой лошади. Даже появление Билли и Альфа не испортило мне настроения. Мы погрузили лошадей без осложнений и быстрее обычного, тем более что два конезавода прислали своих конюхов, и те на сей раз были рады нам помочь.