Но Габриэлла покачала головой и сказала:
– Флакон мне передал кто-то из летчиков. Сказал, что обнаружил его в туалете и решил передать мне – вдруг это я его оставила. Высокий человек в форме. Я его до этого уже встречала, но никакого полного, лысого Саймона не было.
– Значит, Саймон и не пытался с тобой объясниться?
– Нет, – покачала головой Габриэлла. – Я видела много высоких, полных и лысых пассажиров, но они ко мне не подходили.
– Ну как же, такой добродушный человек с мягким взглядом, – подсказал я. – Он ходит в жутком и старом зеленом вельветовом пиджаке, и в лацкан у него понатыканы булавки. У него привычка их всюду подбирать.
Но Габриэлла снова покачала головой:
– Такого не видела.
Саймон обещал передать флакон и мое послание Габриэлле, но не выполнил обещания и бесследно исчез. Мне не хотелось особенно приставать к Ярдману, чтобы выяснить, куда все-таки делся Саймон, – слишком активные поиски могли бы привести к обнаружению аферы с премией за импорт, а я смутно подозревал, что именно из-за этого Саймон и решил не возвращаться. Но даже если он принял такое решение под влиянием эмоций, он все равно выполнил бы данное мне обещание и увидел Габриэллу. Но, может, искусственно оживленная дружба не простирается так далеко?
– Что с тобой? – тревожно спросила меня Габриэлла. Я пояснил причину моих мрачных дум.
– Ты за него переживаешь?
– Он достаточно взрослый человек и сам понимает, что к чему, – отозвался я, но тут на меня нахлынуло воспоминание о том, что Питерс и Баллард тоже не вернулись – именно из Милана.
– Завтра утром ты поедешь назад в Милан и отыщешь его, – сказала Габриэлла.
– Но я же не говорю по-итальянски.
– Тебе, разумеется, не обойтись без переводчика. А переводчиком у тебя буду я.
– Лучшего переводчика и быть не может, – рассмеялся я.
Беззаботно болтая, мы дошли до отеля.
– Ну как таблетки? – спросил я.
– Отлично. Я дала их жене булочника. Обычно она работает нормально, но стоит ей забеременеть, и ее начинает тошнить от одного вида теста. Булочник очень сердится, потому что ему приходится нанимать помощника. Он плохой католик, – рассмеялась Габриэлла. – Он выпекает для меня огромный кремовый торт, когда я приношу таблетки.
В отеле никто не проявлял к нам ни малейшего интереса. Я прошел прямо в халате к ее номеру и постучал. Она открыла мне тоже в халате и, впустив, заперла за мной дверь.
– Если бы моя сестра увидела нас, с ней случился бы припадок.
– Если хочешь, я могу уйти.
– Неужели сможешь? – спросила Габриэлла, обнимая меня.
– Мне это будет нелегко...
– Я не требую твоего ухода.
Я поцеловал ее и сказал:
– Боюсь, теперь это и вовсе невозможно.
– Я согласна, – сказала Габриэлла и радостно вздохнула. – Раз так, давай получать от общения удовольствие.
За этим дело не стало.
Утром мы поехали обратно в Милан. Мы сидели в вагоне и украдкой держались за руки, словно этот контакт мог удержать воспоминания ночи.
Я и не представлял, как приятно держать за руку девушку. Я словно включился в электрическую цепь – теплую, приятную и все же находящуюся под высоким напряжением.
Мы были вместе, и это радовало. В остальном нас ожидали разочарования. Мы так и не напали на след Саймона.
– Не мог же он раствориться, – сердито буркнул я, когда мы вышли на холод из очередной больницы. И здесь нас тоже ожидала неудача, хотя местный персонал потратил немало времени, чтобы проверить, не поступал ли к ним кто-то соответствующий нашим описаниям за последние десять дней.
– Где же еще нам его искать? – грустно спросила меня Габриэлла. В ее голосе и осанке чувствовалась усталость. Она весь день держалась молодцом – постоянно переводила мои вопросы и полученные на них отрицательные ответы. Она держалась спокойно и по-деловому, и не ее вина, что мы так ничего и не узнали. Мы побывали в полиции, в государственных учреждениях, в похоронных бюро. Мы обзвонили все миланские отели – он не останавливался ни в одном.
– Может, порасспросить таксистов в аэропорту? – наконец предложил я Габриэлле.
– Но их так много. Кто запомнит человека, прилетевшего уже много дней назад?
– У него не было багажа, – в очередной раз повторил я стандартную фразу. – Он и сам не подозревал, что отправится в Милан. Он не мог спланировать это заранее. У него нет итальянских денег, он не говорит по-итальянски. Куда он направился? Что предпринял?
Габриэлла удрученно покачала головой. Ответа не было.
Мы сели на трамвай и поехали на вокзал. До поезда было еще полчаса, и мы стали расспрашивать тамошних служащих о Саймоне. Безрезультатно.
Уже в полночь мы пришли во вчерашний ресторанчик поужинать и только там сумели позабыть усталость и горечь неудач. Мы не нашли Саймона, но эти совместные поиски лишь укрепили наши с Габриэллой отношения.
Когда мы возвращались в отель, она тяжело опиралась на мою руку. У нее совсем не было сил.
– Как я тебя утомил, – тревожно заметил я, но Габриэлла только улыбнулась.
– Ты и не подозреваешь, какая от тебя исходит энергия.
– Энергия? – удивленно переспросил я.
– Ну да.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Внешне ты не производишь впечатление энергичного человека. Ты спокойный и действуешь плавно, словно хорошо отлаженная машина. Без лишних усилий. Без судорожных рывков. Без сбоев. А внутри что-то вроде генератора. Он постоянно рождает энергию. Я весь день от тебя заряжалась.
– Это тебе кажется, – рассмеялся я.
– Нет, нет, я говорю правду.
Я покачал головой. Во мне никаких генераторов не было. Я был самый обычный, не совсем удачливый человек, и то, что ей казалось хорошо функционирующей машиной, было лишь аккуратностью.
Габриэлла уже засыпала, когда я пришел к ней в номер. Я запер за собой дверь и забрался к ней в постель. Она сделала усилие, чтобы стряхнуть сон.
– Спи спокойно, – сказал я, легонько целуя ее. – Утро вечера мудренее.
Она довольно улыбнулась и свернулась калачиком в моих объятиях. Я лежал, баюкал ее, гладил ее теплое, мягкое тело. Голова Габриэллы покоилась у меня на груди, волосы лезли в рот, и меня вдруг охватило острое до боли желание защитить ее от всего плохого и разделить с ней все, что у меня было. Да, Генри Грей, с удивлением думал я, оказывается, ты всерьез двинулся неизведанными путями любви.