"На наш взгляд, "Гамлет" - главное создание Шекспира. Ни один образ, созданный поэтами, не тревожит и не волнует нас до такой степени", - сказал Виктор Гюго, и вся история театра подтвердила его слова.

А между тем смысл этой пьесы ясен отнюдь не с первого взгляда. Напротив, ее порой называют "загадочной".

Главные споры всегда вызывал характер самого героя. Почему, узнав о том, кто убийца отца, Гамлет медлит со мщением? Сильный он человек или слабый? Наигрывает ли он свое безумие или в самом деле временами теряет ощущение реальности?

Современные шекспироведы в целом пришли к согласию по этим вопросам. Отсрочки со мщением легко объяснить теми обстоятельствами, в которые поставлен принц Датский - ведь мир шекспировских пьес так же сложен и богат неожиданностями, как и мир реальностей. Слабым человеком Гамлета не назовешь - давайте вспомним, сколько воли проявляет он в моменты, требующие от него решительных действий. И вместе с тем задача, стоящая перед ним, слишком сложна даже для него - человека такого значительного. А может быть, именно в силу его значительности. Лаэрт, простая душа, узнав, что Гамлет убил его отца, живет отныне одной лишь мыслью - отмстить ему. Для Гамлета, человека философского склада, все заметно сложнее. То, что он узнал от призрака, заставляет его задуматься о мировом зле, а легко ли покарать мировое зло?! Поэтому он и в самом деле порою оказывается на грани безумия, хотя, с другой стороны, прекрасно использует его симптомы для того, чтобы сбить с толку своих врагов.

Гамлет - из "вечных образов" мировой литературы. По словам И.С.Тургенева, "...в нем воплощено начало отрицания, то самое начало, которое другой великий поэт, отделив его от всего чисто человеческого, представил нам в образе Мефистофеля. Гамлет тот же Мефистофель, но Мефистофель, заключенный в живой круг человеческой природы; оттого его отрицание не есть зло - оно само направлено против зла... Скептицизм Гамлета, не веря в современное, так сказать, осуществление истины, непримиримо враждует с ложью и тем самым становится одним из главных поборников той истины, в которую не может вполне поверить". Но вместе с тем, замечает Тургенев, Гамлету трудно быть борцом. Он - фигура трагическая, ибо "для дела нужна воля, для дела нужна мысль; но мысль и воля разъединились".

Были и другие, весьма непохожие на тургеневские, и притом - столь же глубокие объяснения трагической природы Гамлета. Откуда такое несовпадение взглядов? Только ли дело в том, что их высказывали очень разные люди? Нет, еще и в том, что их высказывали люди, жившие в разное время. Всякая эпоха (порою даже всякое десятилетие) открывала в "Гамлете" свое. И в этом - не слабость этой трагедии, а сила. Великая ее притягательная сила.

Очень хорошо сказал в своей книге о Шекспире, написанной в конце прошлого века, знаменитый датский критик Георг Брандес:

"Всякому знакомы те прекрасно написанные книги, форма которых безукоризненна, идея ясна, действующие лица очерчены уверенными штрихами. Мы читаем их с удовольствием, но по прочтении откладываем в сторону. В них ничего не стоит между строк; между их отдельными частями не открывается взору бездна; в них нет того таинственного сумрака, в котором так привольно мечтать. И есть другие книги, где основная мысль поддается различным толкованиям и относительно которых можно спорить, но их значение не столько в том, что они прямо говорят вам, сколько в том, что они заставляют вас предчувствовать или угадывать, в том, о чем они вас самих побуждают думать".

А "Гамлет" побуждает думать об очень многом. Это пьеса о чести и о бесчестии, о правде и лжи, о жизни и смерти - о всем самом главном. И это пьеса о том, как трудно было выстоять человеку, увидевшему правду жизни.

Но откуда такая трагическая глубина мысли у самого Шекспира - человека, начинавшего свое творчество на гребне великого национального подъема и создавшего в первый период своего творчества столько веселых, оптимистичных, полных веры в человеческую доброту комедий?

Шекспир был человеком Возрождения, а эта эпоха шла к концу. Она была временем великих надежд, но далеко не все они оправдались, и чем лучезарнее вначале виделось будущее, тем горше оказалось разочарование. Освободив людей от гнета средневековья, Возрождение вызвало к жизни великих гениев. Но, вопреки общим ожиданиям, - и великих злодеев, целиком преданных своим интересам, недоступных жалости и добру. В эту эпоху открылись не только высоты человеческого духа, но и глубины человеческого падения. И чем ближе век приближался к концу, тем больше иссякала надежда.

Возрождение породило много человеческих трагедий. Это было одним из симптомов его конца. Но оно сумело осознать их, запечатлеть в замечательных произведениях искусства, донести их до последующих поколений, обогатив тем самым духовный опыт человечества. И в этом его величие.

Сейчас мы знаем, какой огромный вклад в историю мировой культуры внесли драматурги XVI века - самого плодотворного века Возрождения. Но в следующий - XVII век - могло показаться, что они работали напрасно. В Испании необыкновенно усилилась католическая реакция, и театр, созданный предшествующей эпохой, понемногу сходил на нет. В Англии, напротив, победили пуритане, совершившие буржуазную революцию, но это тоже никак не пошло театру на пользу - его, как уже говорилось, просто уничтожили.

Была только одна страна, где театр в этот период преуспел, - Франция. До этого она не блистала успехами в области театральной культуры. Но в XVII веке именно французы противостояли всеобщему упадку театра.

В XVII веке во Франции возникает великий театр классицизма, театр Корнеля, Расина, Мольера, которому в следующем веке предстояло перерасти рамки своей страны и оказать влияние на весь мировой театральный процесс.

Сами же французы XVII века делали, как им казалось, "все заново". Шекспира они не знали. К испанским драматургам относились с изрядной долей презрения. Мольер, правда, многое заимствовал у итальянской комедии масок, и у испанцев, и у своих французских предшественников - ярмарочных комедиантов, но трагики испытывали уважение только к античному театру. У него они (и Мольер тоже) черпали многие сюжеты, учились строить пьесу. У греков действие трагедии и комедии происходило в течение одного дня и разворачивалось на одном месте. Отсюда Аристотель, который в своей "Поэтике" обобщил опыт древнегреческого театра, вывел требование единства места и времени. Кроме того, он обратил внимание на то, что любое художественное произведение упорядочивает жизненные события, приводит их в легко уловимую связь. Из этого он вывел единство действия. Позднейшие теоретики применили это требование Аристотеля прежде всего к драме: она ведь ограничена во времени, а потому, для удобства восприятия, должна быть особенно четко построена и не перегружена событиями.