Глава 7

Репетиция прошла как я и предполагала — не очень организовано. Мы провели мозговой штурм о еще нескольких песнях, которые можно было бы соединить на основе их мелодии или припева, а также о том, как мы могли бы включить Maк в наше шоу. «Наше шоу» звучало так чудно, но это было правдой. Группа предлагала названия вроде Рианна и Элли Голдинг или One Republic и Florence and the Machine. Coldplay и Imagine Dragons. Такер продолжал называть музыкантов, в то время как Беркли их отвергал. Я просто сидела в сторонке и делала заметки в блокноте, чтобы сохранить хоть какой-то порядок.

В конце концов нам пришлось сделать перерыв. Такер с Маркусом ушли заказывать еду, за которую Беркли точно придется платить, ведь остальные не получали столько денег, сколько она. Сара уткнулась носом в книгу, пытаясь сделать домашнее задание, потому что отчаянно хотела сохранить свою успеваемость, чтобы получать стипендию.

Я тоже все время училась... в перерывах между остальными делами, которые у меня теперь появились. Я почти не сомневалась, что у меня будут достаточно хорошие оценки для подачи заявки на грант. Но тихий голосок в глубине моего сознания задавался вопросом, планирует ли парень, в которого я влюблена с детства, делать то же самое.

Беркли схватила меня за рубашку и потащила за собой, вверх по лестнице, в свою огромную спальню. Комната была светло-розовой. Все покрывало какое-то кружево, с которым кушетка Беркли выглядела как салфетка. Фотографии покрывали каждую плоскую поверхность. Это заставило мой желудок сжаться. Я знала — она довольно популярна в определенных кругах, но мне не приходило в голову, что настолько. Это пробудило во мне воспоминания, которые я тут же отбросила в сторону.

Она пересекла комнату и подошла к огромному гардеробу, все время бормоча о том, что она большая поклонница винтажной моды, особенно одежды девяностых. В городе был магазин, который специализировался на таких вещах, и она часто ходила туда, приобретая приличную коллекцию фланелевых и кукольных платьев.

— Когда я поступлю в колледж, вытрясу все дерьмо из этого места, — она посмотрела на меня и повернулась, чтобы протянуть джинсовую юбку, на вид не более четырех дюймов в длину. — Разве она не классная? Внутри нашиты шорты. Моя мама называет ее шорт-юбка.

— Вау, — я рассмеялась и взяла юбку из ее рук, стараясь не заглядывать внутрь, на бирку с размером.

— Только... не пойми неправильно, но наш первый выход в качестве «Несломленных» имеет большое значение.

— С чего бы мне понимать это неправильно? — Я вдруг почувствовала, что мне нужно присесть. Как будто она собиралась сказать, что я недостаточно хороша. Как говорили все остальные в моей жизни. Мои ноги уперлись в ее кровать, и я медленно опустилась на одеяло.

— Не то чтобы я думаю, что у тебя нет стиля. Ты прекрасно одеваешься. Я просто хотела узнать, не хочешь ли ты одолжить что-нибудь на эту ночь. У меня так много одежды и... ну, ты знаешь... стоять на сцене и все такое. У меня есть одежда, которую ты можешь одолжить.

Я выдохнула с такой силой, что за этим последовало очень громкое фырканье.

— О боже, я думала, ты не хочешь, чтобы я пела.

Ее глаза сощурились, и она откинула голову назад, чтобы рассмеяться.

— Нет! Я думаю, ты великолепна. И все остальные тоже так думают, — она уперла руки в бока и склонила голову набок. — Особенно ты знаешь кто.

— Маркус? — я притворилась, что не понимаю.

— Нет.

Я кивнула и откинулась на локти, болтая ногами по ее ковру.

— Сара?

— Теплее, — она подошла и села рядом со мной на кровать. — Вы уже целовались?

Мое сердцебиение ускорилось.

— Нет.

— Это только вопрос времени. Мы все это видим, — она снова подошла к шкафу. — Давай дадим ему повод сделать первый шаг.

Через полчаса у меня была большая сумка Виктория Сикрет, полная того, что Беркли считала приемлемым для сцены, и мы снова ели в месте для репетиций.

— У нас есть только неделя, чтобы все подготовить, — тихо сказал Маркус, глядя на свою бумажную тарелку. — Я боюсь, все обернется катастрофой.

— С такой группой? Никогда, — Такер посмотрел мне в глаза и кивнул. — Мы идем и делаем то, что делаем. А это уже немало.

— А если это не сработает, то мы немедленно начнем прослушивание для барабанщиков, — вмешалась Сара, заставив нас всех рассмеяться над ее прямотой.

— Я думаю, все будет хорошо. Кроме того, у нас осталась только парочка выступлений, которые мы сможем отыграть вместе. В следующем семестре... — голос Беркли затих, когда мы все повернулись и уставились на нее. Она глубоко вздохнула, положила вилку на стол, после чего скрестила руки на груди. — Я получила ранний допуск. Следующий семестр был в значительной степени просто кучей факультативов, потому что я уже закончила все занятия. Та летняя сессия, на которой настояли мои родители, дала мне возможность закончить школу пораньше. Так что так я и сделаю.

— Вот дерьмо, — пробормотала Сара.

Тишина была густой, пока мы все обдумывали тяжесть слов Беркли.

И тут заговорил Такер.

— Тогда нам нужно сделать это запоминающимся.

***

Каждый день в течение следующей недели я была будто приклеена к парню. Было ли это в школе или после нее, на переменах мы сосредотачивались на работе или сразу же после занятий были рядом.

Он приходил три раза, чтобы немного попрактиковаться, но в итоге мы всегда оказывались в моей комнате, слушая музыку. Однажды он принес с собой несколько пластинок и портативный проигрыватель. Я лежала на спине, уставившись в потолок, пока он подробно объяснял, почему именно эта песня имеет смысл. На кого она повлияла. И почему, если бы не эта песня, у нас сегодня не было бы определенных групп. Я просто восприняла каждое слово, чувствуя, что, возможно, получаю специальное образование. Его страсть и преданность делу наполняли меня благоговейным трепетом.

— Без Чака Берри, Элвиса, Бадди Холли... не было бы «Битлз». Если бы не было «Битлз», у нас не было бы «Нирваны».

— А без «Нирваны» не было бы никаких Foo Fighters?

Он покачал головой и поставил новую пластинку.

—Умница. Ты научишься. Просто подожди. Я собираюсь сделать из тебя музыкального эксперта.

Два дня спустя он пришел с гитарой, и мы репетировали, пока он бренчал, а я сидела, скрестив ноги перед ним, жалея, что у меня не хватает смелости протянуть руку и дотронуться до него. Поэтому я просто откинулась на руки и наблюдала за его склоненной головой и волосами, скрывающими все, кроме носа. Его голос был настолько гипнотическим, что он вселял в меня чувство спокойствия, которое я не испытывала с тех пор, как мои родители развелись.

А потом, на третий вечер, точнее, в четверг, он спросил, можно ли ему сыграть на пианино, которое простояло нетронутым в моей гостиной столько лет, что и не сосчитать. Мы сидели плечом к плечу, пока он поднимал крышку и просматривал ноты. Он сыграл пару нот и прислушался.

— Его нужно настроить, но звучит неплохо.

— Я понятия не имею, как это сделать, так что...

— Я тебе говорил, что кое-что пишу? — он подтолкнул меня локтем и продолжил играть.

— Нет.

— Ну, так вот. Подумываю собрать все и разослать по нескольким местам. Может быть, получу профессиональную помощь, чтобы понять, достаточно ли хорошо написано. Я уже отдал сборник мистеру Бейтсу.

Казалось странным, что он хочет услышать мнение нашего старого учителя хора.

— Неужели? Это здорово. Я имею в виду, это потрясающе. Это то, чем ты хочешь заниматься, ну знаешь, после окончания школы?

— Это может быть одним из вариантов. Написание музыки для пьес и прочего, — он наклонился, положил мою руку поверх своей и начал играть что-то, чего я никогда раньше не слышала. Мои глаза остановились на сухожилиях в моей руке, на том, как они подпрыгнули от его движений.

— Где ты так хорошо научился играть?

Он не пропустил ни одной ноты.

— Не думаю, что хочу говорить с тобой об этом, Мэл.

Я убрала ладонь и повернулась на скамейке, чтобы посмотреть на его профиль.

— Но почему? Мне действительно любопытно.

Он перестал играть и осторожно положил крышку обратно на клавиши. Его глаза сосредоточились на картине корабля в море, висевшей на стене над нами.

— Я не хочу рассказывать тебе ничего о... моей семье или о чем-то подобном.

— Я не собираюсь тебя осуждать.

— А могла бы, — его глаза метнулись ко мне, прежде чем он снова отвернулся. — И, честно говоря, тебе понадобилось пять лет, чтобы снова взглянуть на меня. Я не хочу все испортить.

— О боже, Такер, — я отодвинулась как можно дальше и скрестила руки на груди, защищаясь. — Не могу поверить, что ты так обо мне думаешь.

— Да ладно тебе. Не говори, что неправда. Ты столько лет притворялась кем-то еще со своими друзьями, а теперь ты — это ты. И настоящая ты мне нравишься. Я не хочу все испортить рассказами о... — он остановился и закрыл глаза. Я видела, как он раздумывает, сможет ли произнести эти слова. Его голос прозвучал тихо, почти неслышно. — Ты действительно хочешь знать? Если да, то я тебе расскажу.

Я кивнула, внезапно почувствовав сильную нервозность.

— Хорошо. Раз уж ты хочешь знать, у меня нарушение обучаемости. Это очень злило меня, когда я был младше. Меня отправили на музыкальную терапию, чтобы посмотреть, сможет ли это обуздать мои эмоции и облегчить обучение в школе.

— Я и понятия не имела.

— Мы не были друзьями.

Впервые напряжение между нами стало неприятным.

— В любом случае. Вот как я научился играть. Позже мы узнали, что у моей сестры паралич. Ей пришлось надеть эти кандалы на ноги, а потом она пошла на терапию. — он остановился и посмотрел на меня, побежденный. — Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет.

Он кивнул и снова уставился на картину, как будто не мог найти силы смотреть мне в лицо.

— Это было слишком тяжело для моих родителей. Мой отец много работает, так что основная тяжесть легла на маму. Однажды она сказала, ей нужно заправить машину, и больше не вернулась, — он замолчал, а я оставалась совершенно неподвижной, не зная, как реагировать на такое серьезное признание.