— Не надо, мисс, — громко сказал Тобиас. — Это того не стоит.

Она зашипела на него.

— Почему бы тебе не пойти со мной? Мы посадим для тебя сладкую иву у реки, чтобы вода пела тебе, а солнце играло на твоих листьях.

Дриада покачнулась и принялась бормотать себе под нос. Тобиас не питал больших надежд насчет этого существа. От нее исходил запах тлена, она явно не в настроении пускать корни. Ее тусклые глаза были прикованы к хижине, полной спящих мужчин.

— Итак, мисс, — мягко сказал Тобиас. — Мы ведь не хотим, чтобы кто-то пострадал.

— Они, — прошипела дриада.

— Они честные лесорубы, мисс. Я за ними приглядываю. Рубят аккуратно и сажают дерево взамен. Нет ничего постыдного в том, чтобы стать, например, домом, мисс, и это хорошая делянка. Так что ты думаешь о той иве?

— Они меня убили, — простонала дриада, покачиваясь на месте. В ее голосе слышался глубокий рокочущий звук. Тобиас потерял всякую надежду. Она была старше и безумнее, чем он думал. — Они убили меня, и я...

Она заверещала. От этого вопля задрожали бревна хижины.

Тобиас вскинул арбалет. Болт с глухим стуком вонзился в ее тусклый глаз. Дриада снова взвыла, и подлесок зашевелился, прорастая бледными лозами, обвивающими ноги Тобиаса. Что ж, по крайней мере он отвлечет внимание дриады от лесорубов. Впрочем, многие из цепких вьюнов отказывались от своих намерений, едва коснувшись сапог Тобиаса. Это был его лес, и одна вырванная с корнем дриада — даже такая старая и сильная — не могла обратить их друг против друга.

Тобиас вытащил один из ножей, с острым лезвием из гладкой стали, чтобы разрубить несколько особо назойливых стеблей. Дриада все кричала и кричала. Она растрачивала себя в лозы, заставляя их нападать на Тобиаса, теряя последние крохи своей древней силы. Медленно, но неуклонно приближаясь к ней, Тобиас потянулся за веточкой омелы, висевшей у него за поясом. Дриада, спотыкаясь, отступила прямиком в круг с крестом из белых камней, установленный лесорубами. Знак вспыхнул бледным светом, и в этом сиянии Тобиас наконец ее разглядел. Она была румянолицей для осени, а в высохших, словно бумага, волосах все еще виднелись увядшие цветы. Каменный круг стал для нее ловушкой. Бедняжка, подумал Тобиас.

Он всадил в нее еще один болт. От силы удара что-то внутри существа сломалось, и дриада с треском и скрипом упала, прямая и тяжелая, как и все представительницы ее вида.

— Отдыхай, — сказал Тобиас, подойдя к ней. Он положил веточку омелы ей на сердце и вонзил в твердое тело старое кремниевое лезвие.

Дриада закричала в последний раз, то был вой зимнего ветра, стонущего в голых ветвях, и умерла. Тобиас вздохнул. Он обернулся и посмотрел, цела ли хижина.

Из распахнутой двери на него уставилась полдюжина мужчин. Прежде чем Тобиас успел что-то сказать, один из них поднял пистолет и выстрелил.

Руки стрелка дрожали, что, несомненно, спасло Тобиасу жизнь, да и ночь подсобила. Тобиас стиснул зубы, чтобы не закричать, когда пуля вошла в бедро. Время вокруг замедлилось, стало древесным, тяжелым, изумрудным, и он увидел, как человек трясущейся рукой снова пытается прицелиться. Наверное, никого в своей жизни не убивал, подумал Тобиас. Наверное, считает себя героем. В конце концов, что видели эти лесорубы — дикаря, пришедшего по их душу, да чудовищный клубок предсмертных мук дриады.

Медленное зеленое время продолжало стекаться к ногам Тобиаса, и боль от ранения отступила за его границы. Пошатываясь, Тобиас скрылся в деревьях и поковылял к своему дому, быстро, как мог. Папоротник орляк убрался с его дороги и раздвинул листья. Слева, в деревьях, Тобиас заметил стройную фигуру. Златоглазая, как и ее сестры, но стремительная — Тобиас признал в ней Куманику, младшую из дриад его леса, обладательницу премерзкого характера.

— Не трогай их, мисс, — сказал он.

— Ты ранен! — завопила она.

— Они разрубят тебя, если будешь вести себя глупо. — Тобиас начал спотыкаться, но впереди виднелся его дом и старый дуб, оба гораздо ближе к опушке леса, чем обычно. — Бывало и хуже. Пусть люди занимаются своими делами, дорогая.

Она протестующе вскрикнула, но не бросилась мстить глупому юнцу, и на том спасибо. Шатаясь, Тобиас ввалился в дом, и время вернулось в привычную форму. Тобиас увидел, как на пол опустились тени, когда Куманика встала на стражу дома, призывая на помощь терновник и темный остролист, врастая у двери грозным бурьяном. Аккурат в огороде Тобиаса.

Дыра в ноге медленно кровоточила. Морщась от боли, Тобиас промыл ее отваром тысячелистника. Затем он перевязал ногу чистым полотном и не раздеваясь лег на кровать. Перл уселась рядом, молча хлеща хвостом. Тобиас закрыл глаза. Время снова потянулось тягуче и зелено, и боль немного отступила.

Пуля застряла в бедре, а Тобиас не был врачом, как и все остальные обитатели его леса. Чему быть — тому не миновать. Выживет или нет. Если выживет, то поправится, а если умрет, то в тени старого дуба. Может, настало время. Лето приходило и уходило, и так было четыреста раз на его веку.

Тобиас закрыл глаза и постарался заснуть.

* * *

— Финч! Финч! Где вы? Финч!

Крик доносился откуда-то снаружи. Тобиас тихо застонал, когда время ускорилось, позволяя слышать человека. Рана на бедре ныла, но не той тупой пульсирующей болью, что предваряет выздоровление. Кто же его потревожил? Черт, кому вообще известно его имя на этом белом свете?

Только одному человеку — и лето уже прошло. Тобиас закрыл глаза.

— Мистер Финч! — донесся крик и серия ругательств, когда человек зацепился полами пальто за колючий куст. — Каким образом...

Лицо Куманики появилось в шатком окне, по-кошачьи поблескивая глазами-солнцами через толстое стекло. Сквозь заросли остролиста и терновника Тобиас мельком увидел каштановые кудри и серое пальто. Разумеется, это был Сильвер. Разумеется, Сильвер знал его имя.

— Эй? — кричал незваный гость. — Ау?

Парень не найдет хижину, если лес не позволит, хоть сто лет ищи — упрется носом в дверь и не заметит ее. Куманика моргнула, как бы спрашивая: «Может, столкнуть его в яму?»

— Нет, — пробормотал Тобиас и поморщился, когда нога ответила болью на попытку пошевелиться. — Нет, впусти его.

— Где... О-о! — послышалось за дверью, и тут же Сильвер в нее постучал. На сей раз он не стал дожидаться приглашения, и даже к лучшему: Тобиас не был уверен, что у него хватит сил произнести хоть слово.

— Должно быть, я заплутал, — услышал Тобиас, когда Сильвер вошел в дом, а затем каким-то образом очутился прямо у кровати. Парень двигался нечеловечески быстро, или Тобиасу было хуже, чем он думал. — В Халлертоне болтали о том, как подстрелили Нелюдима. — Сильвер посмотрел на него сверху. — Так что я решил проверить... О боже!

Он заметил пятно крови, натекшей с бедра Тобиаса.

— Господи, — прошептал Сильвер и протянул руку, словно хотел прикоснуться к мужчине. Ладонь зависла над больной ногой, потом над плечом, у лба, но никуда так и не опустилась. — Вы лежите уже три дня? Что, если бы... Господи, помоги, неужели вы собирались истечь кровью в полном одиночестве посреди леса? Вам так ненавистно общество людей?

Тобиас молчал, потому что говорить было очень трудно. Время не могло замедлиться, когда рядом человек. Лес не мог вырвать Тобиаса из этого мгновения. Куманика по-прежнему настороженно наблюдала в окно. Тобиас знал, что будь это в ее силах, она ворвалась бы внутрь, чтобы угрожающе прижаться к плечу Сильвера и вновь замочить его пальто слезами.

— Я этого не допущу! — воскликнул Сильвер. — Вы мой арендатор. Я заплачу за доктора. Вам нужен врач. И переехать. Это место не годится для раненого. Господи! О чем думали эти воинственные идиоты?! Они приняли вас за вора?

Казалось, он и не ждет ответа, за что Тобиас был признателен.

— Мы сейчас же перевезем вас в мой дом, — заявил Сильвер, на этот раз его рука коснулась плеча Тобиаса и на мгновение крепко сжала. — В течение часа, как только я все организую.

* * *

Очнувшись, Тобиас обнаружил себя в кровати, мягкой, как мох, и прохладной, как свежая вода. Боль в ноге пульсировала ровной, исцеляющей силой, а не тлела, как прежде, жаром гниения и смерти. Он сразу понял, что скоро поправится.

Из открытого окна дул легкий ветерок, принося в комнату запах свежескошенной травы, и с краю на перинах в самой непринужденной позе, вытянув лапы, лежала Перл. Тобиас попытался сесть, но не смог. Он повернул голову и почувствовал странную и озадачивающую тяжесть, но затем пришло осознание: его волосы вымыли и заплели. Очевидно, кто-то нашел Тобиаса оскорбительно неопрятным. Впрочем, его неряшливое нутро не вычистить никаким мылом — на постельном белье уже появились грязноватые разводы.

Тобиас не узнал комнату, куда его положили, но в этом нет ничего удивительного, ведь с тех пор, как он наведывался в поместье, дом сменил пару десятков хозяев и пережил по крайней мере два пожара. Комната была незатейлива в той простоте, что таит в себе мощь: кирпич и штукатурка, высокие потолки, массивная мебель. На маленьком столике у кровати Тобиас приметил кувшин. Ему хотелось пить, но дотянуться до воды он не мог. Что ж, в конечном счете кто-нибудь зайдет его навестить. Не бывало такого, чтобы человека клали в этакую кровать да в такой-то комнате, а потом просто про него забывали.

— А, мистер Финч, — улыбнулся Сильвер, входя в комнату. — Рад, что вам уже лучше.

Тобиас молча на него уставился.

— Воды?

Когда Тобиас кивнул, Сильвер подошел и сел на краешек кровати, затем налил немного воды в чашку и поднес ко рту больного, придерживая, пока тот напьется. Тобиас чувствовал себя беспомощным как младенец. Отчасти в этом была виновата рана, в остальном же сказывалась удаленность от леса. Тобиас чувствовал лишь его отголосок где-то на границе садов поместья.