и ты вступаешь в Осоавиахим,

и начинаешь бредить о боге.

***

Ещё торчит вульгарное Ничё,

рожает ночь Державинские звезды,

и если б время не придумали ещё,

часы б отсчитывали бездны.

Но вот из тверди вытекла вода,

под яблони копают ямки в саде,

и чувство только в гадких мыслях гада,

но поднял руку Микеланджела Адам.

***

За дымом, за домом

скалится кусок ясеня,

я се, ясен я.

***

Та женщина – мерцающая чаша,

а не стакан мой грязный, неумытый,

могла бы быть царицей Савской,

а не моей невольницей-женой,

растение вселенской ночи звёздной,

а не бездарный миг земного дня.

***

Грязные общественные туалеты,

неудачная рыбалка,

бесполезные поиски нужного места –

это мои постоянные сны –

они говорили мне, повторяясь:

это реальность твоего мира,

это неправильный выбор пути,

это творческое недомогание.

И это длилось всю жизнь,

до тех пор, пока один толстый журнал

не напечатал мои стихи.

Туалеты убрали,

треска стала ловиться,

и я уже ничего не искал.

Но толстый журнал больше

не хотел печатать моих стихов.

Из Северянина

1. Белое в бокале

Жизнь поддержите бокалом белого за ужином,

прошвырнитесь на метро, пенсионер, оно на шару Вам,

Ведите девушку за бёдра в мире перегруженном,

ах, да! перечитайте на ночь Жарикова.

2. Футуроскандализм

В ночном кафе играют Фета,

кордебалета им мало словно.

С чьего стола стащить сигарету?

Кому бы бросить на стол слово?

3. Эгофурор

Королева и столяр в кровати,

ох, не надо, ой, не затевайте…

Столяриха билась, как форель,

и кричала: «Где электродрель?!»

4. Рондола

Я хочу в неё по пояс, весь

запоэтиться и петь песнь.

И нырнул, но в лилии был лепет –

это пел уже о небе там лебедь.

5. Эгофутур

Собрались в кучу кони, дни, подростки,

трещит от напрягона стадион.

Вы ждёте, что поэт пророк он,

и я вам ссу в глаза с моих подмостков.

6. Футур бессмертный

Вы думали, что пропаду, облезу,

но от Державина до Жарикова в ряд

все, как живые, с вами говорят,

и я вам шлю через гроба поэзу!

7. Мельк

Трубку выкурил, шубу пропил,

сер, как сера, пел, как перепел,

звёзды поел, небо попил,

и остался только пепел.

8. Фуга непонимания

Мы дети неба, люди мира,

мы звёзды, надписи в сортире,

овечки «ве», коровы «му»,

и никогда я не пойму.

9. Солома и фарфор

Здесь солома, там камыш,

так и косит глазом, ишь!

Там фарфор и страсть изъята.

Здесь тоска в глазах каждой хаты.

10. Сентимент

Вечер второй и снова,

обещай мне, обещай!

жду напрасно полный час

на скамейке липовой, сосновой.

11. Неизбыв

Помнишь, Муза, куст сирени?

Память – моя ранка.

Запах, ночь, я на коленях,

сад, мыза Ивановка.

12. Природомания

Вот село: здесь взрослеет пиит,

разливается мыслью река.

И телега скрыпит,

и читает стихи пеликан.

13. Гробовое

Страна моя, в тебе я слышу рост

и дивных песен и корост.

И в унисон мой молниевый мозг

в моём гробу мильйонокрасных роз!

14. Всё то же

Над нами звёзд сияют лики,

под звёздами – молящий взгляд.

Всё те же знаки, те же липы,

как век вперёд, как век назад.

15. Я

Мой стих озвёзден и зазывен,

мой – вызывающий прикид.

Я – Северянин. Это – имя,

в веках громокипящий хит!

16. Эгоплач

На Гатчину приеду я и плачу

на улице, когда иду на дачу.

О чём, читатель, плачу горячо?

О многом, о безногом, ни о чём.

***

Ползут наверх, как звёзды, цены,

пошёл, как в нерест, белый пух.

Крестом отмахивается церква

от воробьёв, ворон и мух.

Такая вот сейчас картинка:

в моём из яблонь-лип саду –

из Бельгии – играет скрипка,

отряхиваю с носка пылинку,

иду.

***

Это есть и в тебе –

божье.

Другое надо создать в себе –

человечье.

Чтобы найти первое –

божье.

***

Так всегда бывает в эпилоге:

говорят обыкновенным слогом,

любят пиво, кашу и жену,

умывают руки перед богом,

по морю, по воздуху и пёхом

возвращаются в свою страну.

***

Труба играет, и встают

покалеченные поколения,

разбивают убитый уют,

оживляют клетки из тления,

люди, граждане и старухи

бога, сына, святого духа

осудить и прогнать по этапу

человеческой грусти, глухо,

тихо с облака капает.

***

И через дорогу за тын перейти

Нельзя…

Борис Пастернак

Падаю на спину, в суть суеты

мурашиной и никого, кроме лета,

и свет со скоростью пустоты,

и жизнь со скоростью света,

и бесконечен открытый срам

в бездне цветущего храма,

и знается верно – умру вчера,

и, кажется, что умер завтра,

мгновения катятся навсегда,

и торжествует тление,

и в каждой печёнке живая вода,

и в каждой почке – вселенная.

И время за солнцем уходит за тын,

и раньше утра петух

расскажет, что космос – наверное ты,

но космос печален и глух.

***

Ах, До Жуан, наш государственный горилл,

кто смел измерить низменное чувство?

Никто не слышал, как ты слёзы лил,

никто не видел, как ты водку пил

на задниках высокого искусства.

***

Обляпавшая за день всю страну,

от поля до сельхозконторы,

тебе прощается, не знающей культуры.

Чего же ты стоишь и плачешь, му?

***

Уйдёт в банальную историю

серьёзной жизни мишура.

И только вечная игра,

и только ближе, чем вчера,

ночного неба крематорий.

***

Роняют годы, исчезает друг,

и смотрит женщина в глаза мне честно.

Теперь мне снится Данта Алигьери круг,

и мне подмаргивает юная Франческа.

Роняют годы, и теперь мне снят

сны будущего тень и тон.

На каждом фонаре мне видится висяк,

и в каждом встречном чудится Дантон.

***

Господи,

прости тех,

кто хочет меня простить.

Сквозь

Этому свету ровно столько,

сколько песку в глазах

старой слепой звезды.

Собираю губами пыль земли,

как ветер траву

в разных местах сезона.

Голос

сквозь Вселенную:

–Ты не брешешь?

Тогда выше и выше,

до головы Вселенной,

которая шагает не по дороге.

***

На проезжей части дороги

ласточка пытается оторвать

клюв от асфальта.

***

Засни по солнцу, встань рассвета позже

и отпусти песочные часы.

Открой глаза в безумие простынь

и трогай то, что на тебя похоже.

Как дышит грудь –

то сверх, а то пустая.

А ты торопишься, и как-нибудь

себя листая.

Чего ж ты смотришь мерзким ликом,

оскалив зубы, на того

по крови брата твоего,

поднявшегося улыбкой ?