Вернувшись в комнату Делайлы, я вижу записку, прикрепленную к сумке:

Невероятно, сколько ты спала, леди! Надеюсь, ты в порядке. Пришлось бежать на занятия. Если я вернусь, а ты все еще спишь, поедешь в больницу. Срочно позвони или напиши! Вернусь около трех. — D

Осталась на ночь? Что? Неужели уже следующий день? А вчерашний день просто исчез? А может, ничего и вовсе не было?

Я все еще с Питером.

Я не была беременна.

Все хорошо.

Можно было и поверить во все это, если бы не кровотечение, истощение и тошнота. Но случилось то, что должно было случиться. Я там, где и должна быть, здесь — в Нью-Йорке, потому что вчера утром Питер привез меня на прием.

Мой телефон взрывается от тысячи сообщений от Розы, которая интересуется, почему меня нет в школе.

Я должна была рассказать ей. Мне не нужно было делать это в одиночку. Однако, я обещала, что не скажу. У меня урчит в животе, и я вспоминаю, что не ела, ну, как минимум последние двадцать четыре часа. Как я еще жива? Залпом выпиваю стакан воды и выхожу из комнаты Делайлы. Сейчас 13:30. Не могу ждать, пока она вернется. Я должна быть дома в Нью-Джерси и выяснить, куда ушел Питер. Почему он бросил меня в клинике. Почему я вдруг снова совсем одна.

Иду в сторону автовокзала, и, сделав быструю пересадку в метро в верхней части города, прохожу Таймс-сквер, дом на Бродвее, новогодний опускающийся шар и магазин М&M's. М-м-м. М&M's. Можно, первое, что я сегодня съем, будет М&M's? Думаю, нет. Пробираюсь по тротуарам, заполненным туристами, с их камерами и колясками, а также абсолютной неспособностью ходить по прямой. Прикрываю живот, чтобы не получить еще какую-нибудь дополнительную травму, пока плетусь сквозь толпу под мигающими шатрами. Мой отец водил меня в театр на Манхэттене, хотя мы никогда здесь не жили. Он говорил, что все хорошее происходит в центре, и я верила ему на слово. Представляю, что сейчас нахожусь на сцене, а не пытаюсь бороться с толпой и серым городским снегом. Повсюду разноцветные огни — красные, желтые, синие, зрители бросают розы к моим ногам, и я так сильно улыбаюсь, что на глазах выступают слезы. Я кланяюсь и посылаю воздушные поцелуи, кланяюсь и посылаю воздушные поцелуи.

Чтобы купить билет в кассе, использую свою экстренную кредитную карту. Мне еще предстоит выслушать об этом. Клянусь, должно быть, у бабушки с дедушкой все время работает монитор компьютера, а вдруг я что-то куплю. Тогда они смогут спросить меня об этом. Поэтому вчера я платила наличными. На вопрос об этой трате денег мне абсолютно не хочется отвечать. Никогда. По крайней мере им. Пробираюсь в зал ожидания, потому что следующий автобус отправляется через двадцать минут. Парень моего возраста с дредами на голове, стянутыми в конский хвост, и с собакой в рюкзаке играет на аккордеоне. Его голова падает вперед, и он с усилием поднимает ее обратно. Собака немного скулит. Я сижу на жестком пластиковом стуле и пытаюсь отыскать телефон, чтобы позвонить Питеру.

И снова я попадаю на голосовую почту. В образовавшейся пустоте в моем животе закипает гнев.

— Да пошел ты, Питер, — говорю я после сигнала. Затем на секунду замираю. Неужели я это сказала? Значит, мой голос вернулся.

Я дотрагиваюсь до шеи. Да, это так.

И продолжаю:

— Серьезно, хочешь знать, где я? Гребаный автобусный терминал Портового управления. Пытаюсь сесть на автобус домой, потому что ты трус. Где ты? Как ты мог так поступить? Оставить меня одну. Оставить одну... меня.

На слове «меня» я немного задыхаюсь и понимаю, что нужно повесить трубку. Я очень хочу связать воедино каждое гадкое слово и каждую мысль, какие всплывают в моей голове и швырнуть их ему в лицо, но я устала. И с меня хватит.

Позапрошлой ночью, прежде чем уйти от меня, Питер положил деньги на край кровати, будто не мог отдать их мне в руки. Как будто я была микроскопической. Я не знала, пришел ли он на следующее утро.

В автобусе сажусь на заднее сиденье. С тех пор, как все произошло, с Питером стало непросто. И я даже не о том, что забеременела, хотя, конечно, это вам не прогулка по пляжу. Но я имею в виду получившийся секрет. Все было непросто, но он поддерживал меня.

А теперь где он?

Мне вдруг становится страшно, что я слишком поспешно ушла. Может быть, он потерял телефон, а может вышел, и его ограбили или еще что-то в этом роде, а, может, он где-то застрял, пытаясь вернуться домой, и думает, что это я бросила его. Что я наделала? А это сообщение, которое я только что оставила ему? Наверное, он лежит где-нибудь в канаве, и я должна сообщить об этом миссис Сейдж.

Но нет. Знаете, иногда бывает, что ты знаешь? Я знаю — он не в канаве. Я знаю, что он бросил меня в Центре Планирования в Нью-Йорке.

Мы прибываем в Поинт Шелли и останавливаемся напротив магазина «Уолмарт». Я разглядываю стоянку и чувствую, что у меня немного кружится голова. Даже приходится на мгновение закрыть глаза, чтобы восстановить равновесие. Я захожу в «Уолмарт» и сажусь за столик в McDonald's, объединенный с магазином. Лампа дневного освещения режет глаза, и я понимаю, что слишком устала, чтобы добираться до дома пешком. Мне нужен транспорт. Я набираю номер Розы, своей лучшей подруги, и мысленно готовлюсь к торнадо.

— Какого черта, Джен! Я думала, ты умерла!

— И тебе привет.

— Серьезно, ты где, черт тебя бери?

— Я, э-э-э-э…

Как бы это ответить? Ведь теперь мое обещание молчать абсолютно недействительно и ничего не значит?

— Джен, ты в порядке? — ее тон немного смягчается.

— Сейчас я, типа, застряла в «Уолмарт». В Норт-Пойнт. Ты можешь приехать и забрать меня?

— Уолмарт?

— Да, «Уолмарт».

— Какого черта ты делаешь в «Уолмарт»?

Слово Walmart становится сюрреалистичным.

— Расскажу тебе позже. Просто я, э-э-э, не очень хорошо себя чувствую и хочу, чтобы ты поторопилась, ладно?

Роза заверяет, что будет здесь примерно через полчаса. Поэтому я решаю, наконец, наполнить свой живот очень здоровой пищей, что передо мной. Я не пошла завтракать в М&M's, но соленый, жирный картофель фри и кока-кола будут просто отличной заменой.

— Это все?

У девушки-кассира между зубами щель, а ее веснушки такие большие, что больше похожи на пятна.

— Привет, Дженезис, — говорит она.

— О, привет, Венди. — я понимаю, что знаю ее.

— Ужасно выглядишь!

— Ух ты, спасибо.

— Да нет, я имею в виду, что выглядишь какой-то больной что ли. Ты в порядке?

— Я заболела.

— Тебя сегодня не было в школе.

— Да неужели.

Она молчит.

— Могу я получить свой заказ?

— О, — говорит она и смотрит вниз. — Извини. Ага. Это будет стоить три доллара и девять центов.

Я бросаю мелочь на прилавок и жду, пока Венди наполнит мой стакан.

— Льда немного, пожалуйста.

Она аккуратно ставит передо мной стакан рядом с картошкой.

— Вот, держи. Выздоравливай.

Я пытаюсь поблагодарить ее. Сказать спасибо Венди, которая работает в Макдональдс. Она всегда была мила со мной. Но до этого просто не доходит.

— Ты сегодня пропустила урок продвинутого письменного английского. Ты должна наметить себе план действий.

План действий? На мой взгляд, здесь и сейчас это звучит слишком нелепо.

— Извини, что?

Ее глаза на секунду расширяются, кажется, что они сейчас выскочат. Я тоже не отвожу взгляд, будто мы негласно играем, кто кого пересмотрит.

— Мисс Джонс хочет провести дополнительную встречу, чтобы обсудить работы, которые мы написали на прошлой неделе. Так сказать, с глазу на глаз. Типа, мы все провалили этот предмет.

Она моргает.

— О, — бормочу я, все еще пялясь на нее. Честно говоря, не могу вспомнить, о какой работе идет речь.

— Да, она сказала, что никто из нас не написал от всего сердца. А мы писали только то, что, как нам казалось, она хотела услышать. Потом она визгливым голосом говорила, что среди нас не оказалось ни одного храброго. Тьфу. Знаешь, она пишет романы? Это так отвратительно. Ты можешь себе представить мисс Джонс, так сказать, делающей это?

У меня за спиной кто-то прочищает горло.

— А сейчас мне надо позаботиться о других клиентах.

Ладно, Венди, уж я то точно не хотела простоять здесь весь день, болтая о твоих теориях о любви или о том, что сегодня пропустила школу. Или вчера. Я выхожу из Макдональдса, подхожу к скамейке у главного входа и сажусь, слушая, как открываются и закрываются двери. Открываются и закрываются. Я медленно пью через соломинку, иногда выпуская ее на миллиметр изо рта и наблюдаю за ее погружением в напиток. Затем царапаю линии на стакане. Я облизываю губы и смотрю, как охранник проверяет чеки на выходе. Стараюсь не думать, честное слово. Как будто, это возможно.

АКТ I

СЦЕНА 2

(Сцена происходит в переполненном коридоре средней школы, между уроками. Студенты проходят, достают учебники из шкафчиков, собираются вместе, болтают, дурачатся и так далее, все это непрерывно происходит вокруг главного действия.

На сцене ДЖЕНЕЗИС, что-то ищет в своем шкафчике. Она все достает и сваливает кучей на пол. Понятно, что она не может найти то, что ищет.

ПИТЕР выходит на сцену справа, проходит мимо нее, останавливается, оглядывается и секунду наблюдает. Пытается жестам привлечь ее внимание, но она поглощена содержимым своего шкафчика.

Молодой человек отворачивается, и в этот момент ДЖЕНЕЗИС находит то, что искала. Она запихивает все обратно в шкафчик и закрывает его, затем поворачивается и с облегчением прислоняется к стене.

Теперь она видит спину уходящего ПИТЕРА. Она делает несколько шагов, чтобы пойти за ним, но останавливается и, передумав, идет в другую сторону.

ПИТЕР еще раз поворачивается и видит, как девушка уходит. Они так и не увидели, что каждый из них обернулся.)

ПИТЕР (Потягиваясь):

— Эх.

(Свет гаснет. Конец сцены).

КОНТРОЛЬ ЗА КРОВОТЕЧЕНИЕМ

Читаю сообщение от Розы, что она ненадолго припарковалась на месте для инвалидов. Я прыгаю на переднее сиденье ее подержанного серебристого Мерседеса, и, пока она задним ходом выезжает с парковки, музыка орет слишком громко, уровня на три выше нормы. Она ничего не говорит, не выведывает, но заметно нервничает. Она любит первой узнавать, что происходит, и очевидно, что я ее подвела.