Лондон
То утро, когда Колетт позвонила из Экса, выдалось холодным. Ее звонок неумышленно разрушил все планы Стивена и выгнал его из квартиры, в тщетной надежде избавиться от гневных воспоминаний. Конечно же, она не хотела причинить ему боль, но каждую годовщину извещала о пособии, которое они получили от правительства Ее Величества, и о «неоценимой услуге», которую его родители оказали нации, прежде чем их разнесла к чертям какая-то, так и неназванная, террористическая организация.
О чем она никогда не упоминала, и о чем Стивен думал больше всего в этот день, так это о молчании, которое то же самое правительство хранило по поводу инцидента. Не было ни мемориальной службы, ни громких речей. Все, что он получил за это время — бесполезный лист бумаги с полным набором банальных фраз об их заслугах. И еще, они помогли бабушке в срочном порядке вывезти его из страны, чтобы было кому позаботиться о нем и разделить его горе.
Реальность же заключалась в том, что тогдашнему премьеру-министру не очень-то хотелось видеть милого двенадцатилетнего мальчика, проливающего горючие слезы на первых полосах «Таймс». Это бы плохо отразилось не только на бизнесе, но и, наверняка, на всех тайных нефтяных сделках, которые они пытались заключить в свете продолжающейся войны.
Чем занимались его родители, почему они стали мишенями, время и место их гибели, все еще оставалось для него тайной, даже спустя двадцать пять лет и, вероятно, останется ею навсегда. И все же, Колетт по-прежнему звонила на каждую годовщину, как будто, несмотря на ее заявления об обратном, она так и не смогла смириться с тем, что причина гибели ее единственного ребенка так и не будет озвучена. Несчастье, которое она чувствовала себя обязанной разделить с ним.
В тот вечер, выйдя наконец-то из паба, по тому, как сгустились сумерки, Стивен понял, что пробыл там слишком долго. Он не был пьян, по крайней мере, не настолько, как предполагал, но уходил в одиночестве.
И, по правде говоря, он вообще не ожидал, что вернется в квартиру с кем-то. Годовщина смерти его родителей, привычный звонок Колетт, подчеркивающий эту дату, и проблемы с текущей рукописью делали его более несчастным, чем обычно, и он не мог думать ни о чем, кроме чашки хорошего кофе и своей подушке. Может быть, та книга, которую он купил пару месяцев назад, но так и не нашел на нее времени, успокоит нервы, прежде чем погрузит его в сон?
Дело в том, что все эти однотипные сценарии с едва знакомыми парнями «на один раз», которых он таскал домой, его давно уже утомили. Он прекрасно понимал, что становится слишком старым для сомнительных интрижек. Ему также довольно легко было признать, что хихикающие юные «гомики» в пабах, которые он часто посещал, ничем не отличались от отчаянно нуждающегося «старого пердуна», над которым он посмеивался лет пятнадцать назад. Так что да, если поиск стабильности и серьезных отношений означает искру отчаяния, он признавал себя виновным по всем статьям. Он сам превращался в отчаявшегося «старого пердуна», и для любого одинокого гея это было достаточным основанием, чтобы жизнь казалась грустной.
Как раз в тот момент, когда он собирался сойти с тротуара, перед ним остановилось такси. Когда дверь распахнулась, он отступил назад и остановился, наблюдая, как связка воздушных шаров выплыла из машины и повисла в вечернем небе.
«Классная задница!», подумал он, пока пассажир, наклонившись, оплачивал проезд и выбирался задом. Выйдя из такси, парень положил руку на крышу автомобиля, чтобы не упасть, а затем машина снова тронулась с места. Несколько секунд они с легкой улыбкой, оценивающе смотрели друг на друга, а потом Стивен решил, что не готов к очередному разочарованию и повернулся, чтобы пойти дальше по улице, по направлению к дому.
— Куда это ты собрался? — спросил Дастин, и протяжный говор уроженца американского юга сразу же выдал его.
«Солдат?» — подумал Стивен, не оборачиваясь. Стрижка на самом деле была достаточно короткой. Но Стивен и раньше приводил домой военных-янки, и все происходило очень быстро, типа: «надо уходить, пока никто не узнал», или попадался какой-нибудь псих, который хотел связать его и отшлепать. В этот день он не был расположен ни к тому, ни к другому.
— Иду домой, приятель, — бросил Стивен через плечо.
— А можно мне с тобой? — спросил в ответ Дастин.
Стивен почувствовал, что тягучий выговор янки чем-то зацепил его, остановившись, обернулся и внимательно посмотрел на него. Дастин стоял, криво улыбаясь, нет, скорее ухмыляясь, покачиваясь взад-вперед, как марионетка, а воздушные шары, словно заменив опору такси удерживали его вертикально. Он был ниже Стивена на добрых три дюйма (прим.пер.: 1 дюйм = 2,54 см) и весил легче по меньшей мере на два стоуна (прим. пер.: 1 стоун = 6,35 кг), а может быть, и на три. У него были красивые, хоть и короткие, рыжеватые волосы и кристально голубые глаза, немного отяжелевшие от выпитого. С веснушками и чуть менее обветренным лицом его легко можно было принять за подростка. Но, навскидку, Стивен дал бы ему чуть за двадцать. Хотя Дастину, видимо, было достаточно лет, чтобы ему не отказали в покупке спиртного, поэтому Стивен воздержался так сразу подтвердить этот факт.
Он должен был спросить себя, действительно ли хочет притащить еще одного пьяного к себе в квартиру. Неважно, насколько сексуален этот янки, Стивен проходил через подобное столько раз, что даже его сочувствующие соседи напрямик и очень деловито предлагали свести его с кем-то в более здравом уме.
— А для чего эти шары? — спросил Стивен.
Дастин поднял глаза, словно удивился, увидев их, и раскрыл ладонь. Они оба смотрели, как шары уплывают прочь, прежде чем он снова повернулся к Стивену.
— Я.... не могу вспомнить.
Его ответ был легким и беззаботным, и Стивен рассмеялся, и кивком головы, пригласил его следовать за собой. «Какого черта», — подумал он. — «Чпокнусь с ним раз или два».
Стивен наблюдал за ним краем глаза, пока они шли к квартире, и чувствовал необычную близость его тела. Это было странно, потому что у большинства американских парней преувеличенное чувство личного пространства, которое они ревностно охраняли вплоть до того момента, когда переступали порог спальни. На него не раз внезапно набрасывались сзади; поэтому, возвращаясь домой с янки, он был готов и старался не входить в двери первым. Стивен предполагал, что это происходит из-за примитивных взглядов американцев на секс и постоянной оглядки на общественное мнение. Но однажды, проводя исследования для проекта клиента, он задался вопросом, а не происходит ли это из-за обширности территории их страны?
Но этот парень отличался от любого американца, которого он встречал раньше; он телепался рядом со Стивеном, будто призывая притянуть его поближе; как будто он нуждался в чем-то большем, чем то, как они случайно сталкивались плечами из-за его пьяной походки.
— Так как же тебя зовут? — спросил Стивен.
— Дастин. Дастин Эрл.
"Необычно", подумал Стивен, но ему понравилось. Нравилось, как имя перекатывалось у него на языке, и все образы, которые оно вызывало в его сознании.
— Военный? — спросил он.
Дастин бросил на него подозрительный взгляд.
— Был, теперь я в отставке, — осторожно ответил он.
«Вышвырнули вон?» — удивился Стивен.
— Стрижка выдает тебя, — сказал Стивен, наблюдая, как опасения Дастина немного отступают. — Большинство янки сразу же возвращаются в Штаты, — сказал он, немного завуалировав свое любопытство.
Дастин пожал плечами.
— Сейчас я коллекционирую поезда. Ну, во всяком случае, делаю это для моего брата.
— Коллекционируешь поезда? — удивился Стивен.
— Хобби такое — железная дорога, — объяснил Дастин. — Мой младший брат очень любит поезда. Я подумал, что могу потратить немного времени, катаясь по Европе и фотографируя локомотивы и номера их двигателей.
— Это очень великодушно с твоей стороны. Ты... тоже увлекаешься подобным хобби? — спросил Стивен.
— Нет, — Дастин ответил твердо и без дальнейших объяснений. — А чем ты занимаешься? Я имею в виду, чем зарабатываешь на жизнь, — спросил он Стивена.
— Я писатель.
Дастин чуть запнулся на полушаге.
— «Жить по Оруэллу»? (прим.пер.: Джордж Оруэлл — британский писатель и публицист. Автор романа-антиутопии «1984», в котором Оруэлл изобразил возможное будущее мировое общество как тоталитарный иерахический строй, основанный на изощренном физическом и духовном порабощении, пронизанный всеобщим страхом, ненавистью и доносительством)
Стивен бросил на него быстрый оценивающий взгляд. Это был не совсем заурядный парень.
— Нет, я писатель-призрак, — ответил он. — Мне повезло. Не надо зарабатывать на жизнь мытьем посуды. Хотя это всегда казалось мне немного романтичным. (прим.пер.: писатель-призрак — человек, который пишет книги за других (от имени других) или участвует в написании книг, хотя его участие не афишируется)
— Может быть, я что-нибудь твое читал? — спросил Дастин.
Это казалось маловероятным, но он не хотел выглядеть высокомерным болваном.
— Я связан довольно жесткими контрактами о неразглашении информации, в основном это нон-фикшн (прим.ред.: произведения нехудожественной, прикладной литературы. Основаны не на вымысле, а на фактах). Но я также работал с несколькими известными писателями-фантастами, — объяснил Стивен.
— Но ты не можешь их назвать.
— Нет, извини, — ответил Стивен.
— Ты никогда не думал о том, чтобы опубликовать свою собственную работу? — спросил Дастин.
Это было предположение, которое мог бы сделать любой другой, но Стивен не желал подобной доли. Он был вполне доволен тем, что делал, и единственной персональной работой был его личный дневник, который никогда не будет опубликован. Он украдкой бросил быстрый взгляд на Дастина и ему показалось, что заметил в глазах Дастина растущую нервозность или это просто выпивка добавляла тревожности его лицу.