Глава 2

Экс-ан-Прованс

(прим.пер.: город и коммуна на юго-востоке Франции в регионе Прованс)

Стивен все еще лежал в кровати, наблюдая, как солнце медленно выползает из-за горизонта, когда услышал, как хлопнула парадная дверь. Это Колетт, она почти каждое утро приносила ему корзинку с продуктами. Он так и продолжал лежать, уставившись в потолок, пока она не появилась в дверях его спальни.

— Mon pauvre petit souris (прим.пер.: с французского - Мой бедный мышонок) — поприветствовала она его, мягко склонив голову. — Ты выглядишь так, словно наступил конец света.

— Oui, Mémé, (прим.пер.: с французского - Да, бабушка) — нерешительно ответил он. Он любил ее, но был уже достаточно взрослым, чтобы к нему обращались "бедная маленькая мышка" - как она его называла с трех лет.

— Поднимайся, завтрак уже готов. Разве ты не чувствуешь свежесть утра? Не трать свой день, пялясь на эти трещины, — сказала она, проследив за его взглядом. Затем развернулась и ушла обратно на кухню. В ее тоне было что-то новое, словно она думала о чем-то более важном, чем аромат утренней свежести. Но, стоит признать, несмотря на свое нынешнее настроение, Экс радовал его именно этим, этот запах, который кружил голову. Солнце, вставая каждое утро, выжигало травы в полях вокруг коттеджа, пробуждая ароматы свежести. Во время сбора урожая они становились еще более насыщенными и стойкими. Это была одна из причин, по которой он вернулся сюда. Хотя это не было возвращением, скорее бегством. Он втайне надеялся, что здесь, в его детском убежище, воспоминания о Дастине перестанут его терзать. Но, как только он прибыл сюда, понял, что совершил большую ошибку. Вместо того, чтобы забыть Дастина, он видел его на каждом углу. Как же ему хотелось показать Дастину тот Экс, который он знал. Экс, в котором туристы задерживались лишь на несколько секунд, — щелчок фотоаппарата — и они двигались дальше.

За завтраком из бриошей, инжирного варенья и ломтиков свежей дыни, они с Колетт обсуждали загадку любви без принятия. Колетт, французская гранд дама, не могла понять его взглядов и не принимала английский склад его ума.

— Любовь крадет у тебя все, Mémé, и оставляет тебя ни с чем, — попытался объяснить он.

— Ты англичанин. Je n'aurais jamais permis à ta mère de télever en Angleterre. (прим.пер.: с французского - Я бы никогда не позволила твоей матери растить тебя в Англии). Все такое … désagréable (прим.пер.: с французского - невежественное). И глупАе.

Он взглянул на нее, и хотел было возразить, но не стал и просто пожал плечами. Он впервые приехал в Экс, когда ему было двенадцать лет, сразу после смерти родителей. И Колетт за все эти годы ни разу не упомянула о своей старой обиде на его мать, за то, что та предпочла англичанина в качестве мужа и Англию, чтобы растить там ребенка. Но, по мере того как, он становился старше, и лучше справлялся с обстоятельствами смерти родителей, она все чаще и чаще выражала свое недовольство.

— Английское проклятие, — объяснял он ей. — Мы уделяем нашему недовольству так много времени, забывая про единственное, что по-настоящему имеет значение, то, что длится вечно.

— Неужели любить настолько тяжело для тебя? — упрекнула его Колетт.

— Oui, Mémé. (прим.пер.: с французского - Да, бабушка ) Для мужчин, между мужчинами, да.

Она закрыла глаза и вздохнула.

— L'amour a une emprise sur la mort que la mort même ne peut ébranler. (прим.пер.: с французского - Любовь имеет власть над смертью, которую сама смерть не может поколебать.)

Он с любопытством посмотрел, ожидая пояснений.

Колетт закатила глаза.

— Даже смерть не может остановить истинную любовь, Стивен, даже смерть. Это не то, что можно объяснить. Это, как аксиома. Вы оба живы и все же оба страдаете. Почему?

Стивен покачал головой, ему нечего было сказать. Если бы он знал ответ, то не оказался бы в Эксе. Он устал и его раздирала боль; и, да… он должен был признать, что испытывал гнев. Но ответов у него не было.

Она схватила его за руку, как делала это в детстве, и раскрыла ладонь так, чтобы она была видна им обоим. Ей больше не нужно было произносить эти слова; он уже достаточно усвоил этот урок, когда Pépé (прим.пер.: с французского - дедушка) был еще жив.

Его дед, умерший за год до его родителей, обычно судил о человеке не только по его рукопожатию, но и по самой руке. Pépé верил, что даже самая хрупкая рука обладает силой созидать мир, и даже самая крепкая всегда таит в себе опасность быть разбитой вдребезги из-за своего сложного строения.

Pépé часто говорил о том, что рука человека может рассказать вам не только о его силе, но также о его слабости. Она (рука) могла бы привести вас во внутренний мир человека, туда, где все его демоны были заперты в клетке. Он также утверждал, что у каждого человека есть два лица. Одно вы можете видеть сердцем, другое вы чувствуете душой, и оба будут запечатлены в контурах его руки.

— Я не знаю, что делать, Mémé. Я, на самом деле, не знаю, — сказал ей Стивен. — Я люблю его, и я знаю, что он тоже любит меня, но это так... но для него это не то же самое. Для него то, что было, между нами, это воспоминание, как что-то, чем он может подпитывать себя. Я... не могу этого сделать. Я чувствую себя опустошенным без него. Я думал, что смогу забыть его к этому времени, но... — Стивен покачал головой.

Колетт вздохнула.

— Любовь меняет людей, Стивен, физически, изнутри. Вы, молодые люди, думаете, что все это у вас в голове, но это не так. Ты изменил его, и он изменил тебя. Я это чувствую — вот здесь. — сказала она, сжимая его руку. — Ты приехал сюда, чтобы сбежать, а он уехал домой, чтобы сбежать, но от чего? От любви? — многозначительно спросила она его.

— В твоих устах это звучит так нелепо, Mémé.

Она кивнула.

— Потому что это так, потому что ты поставил все это между вами, между собой и своим сердцем. И он делает то же самое. Это просто абсурд. Неважно, что думают люди, неважно, что они говорят, то, что у вас есть — это только между вами двумя, и все. А это значит, что только вы двое можете отказаться от этого. Ты понимаешь меня?

— Я понимаю, Mémé, но... — начал Стивен.

— Нет никаких «но». Если его сердце любит так же, как и твое, значит, то, что произошло между вами, находится только в ваших головах, и это можно преодолеть. Со временем сердце всегда побеждает.

— Mémé... — он так хотел, чтобы это было правдой, но она просто не понимала всей сложности.

— Тише, — сказала она, прерывая его спор. — Возьми. Я не могу смотреть, как ты страдаешь понапрасну. Езжай к нему, жди его, если это необходимо. Но не отказывайтесь от него из-за того, что думают другие. Это будет то, о чем вы оба будете сожалеть всю оставшуюся жизнь, и это абсурд.

Она протянула ему через стол билет на самолет, который он тут же отодвинул назад.

— А если я ошибаюсь, — спросил Стивен, — если его сердце не любит меня? Если все, что я говорю, это просто выдумки, и его чувства ко мне в том числе?

— Значит, его сердце никогда не любило тебя, — сказала Колетт. — Но неужели ты действительно думаешь, что это правда, что все, что ты мне рассказал, было просто твоими собственными иллюзиями?

Он покачал головой. Дастин сказал все, кроме тех трех слов, которые он хотел услышать больше всего. И он подумал, что единственная причина, по которой эти слова никогда не слетали с губ Дастина, заключалась в том, что он так сильно боялся, что кто-то ответит ему взаимностью и действительно будет любить его. Словно любовь станет его клеткой, в которой он будет заперт, как в своем собственном прошлом.

В конце концов, Колетт выиграла их спор, и он сел на самолет из аэропорта Шарль де Голль в Атланту. Там он взял напрокат машину, чей чертов руль оказался не на той стороне, и отправился в опасное путешествие в захолустный городок, который Дастин называл своим домом.