Глава 5

Лондон

В ту ночь по Лондону пронеслась буря, и они вернулись домой, замерзшие, промокшие насквозь, но довольные. Когда Дастин стянул с себя рубашку, Стивен вдруг застыл и уставился на него. За три месяца их знакомства, Дастин впервые обнажил свою грудь.

— Откуда это? — спросил Стивен. И, как только эти слова слетели с губ, он съежился и зажмурил глаза, слишком поздно осознав, что именно этот шрам и есть та самая причина, по которой Дастин всегда отказывался принимать вместе с ним душ и почему не позволял Стивену ласкать его гладкую грудь. Дастин всегда вел себя непреклонно в отношении верхней части своего тела. Не дожидаясь ответа, Стивен направился к кухонному шкафу и принялся заваривать свежий чай, надеясь на то, что его нарочитое безразличие заставит вопрос казаться менее беспардонным, чем он прозвучал.

Поднимая чайник, он оглянулся и заметил, как Дастин взглянул на него, а потом перевел взгляд на шрам. Их непродолжительные отношения не были легкими ни для кого из них. Для Стивена это было что-то вроде «прогулки» по натянутой веревке. Балансировать между желанием защитить Дастина от его собственных демонов и желанием заставить того выпустить весь этот чертов ад наружу, чтобы помочь ему одолеть их (демонов), а не наблюдать со стороны, как тот страдает.

Для Дастина это было медленным осознанием того, каким внутренним потенциалом он обладал, и какой его частью он позволил бы себе поделиться со Стивеном.

— Это результат моего последнего разговора с матерью, — наконец заговорил Дастин. Он отвернулся к окну и, машинально подняв руку, погладил шрам.

Стивен, тихонько застонав, уткнулся лбом в дверцу шкафа. Он боялся, что его любопытство, в очередной раз, уничтожит атмосферу дня, когда они занимались простыми вещами, которые приносили простые удовольствия. Но раз он начал, то надо было либо идти вперед, либо отказаться и оставить Дастина там, где он был. Если он продолжит, то, скорее всего, не увидит Дастина неделю или даже больше.

— Ты... хочешь поговорить об этом? — мягко спросил он.

Дастин ответил не сразу. Он стоял, молча глядя на город сквозь оконное стекло, и капли дождя сползали по поверхности, пока Дастин медленно поглаживал шрам на груди. Шурх-шурх, шурх-шурх… Взад — вперед. Взад — вперед. Тихий звук от движения его пальцев был почти гипнотическим.

— Похороны моего брата, — ответил Дастин через несколько секунд. — Эндрю. Это случилось, когда мы хоронили моего брата Дрю. — Он сделал паузу и искоса, с вызовом, бросил на Стивена пронзительный взгляд. — Вот тогда-то мы и сломались, — продолжил Дастин. — Она сломалась, я сломался; мы все просто, будь оно проклято, сломались. А чудо-мальчик Дрю был мертв. Сломался окончательно.

Дастин снова перевел взгляд на окно, скрывая от Стивена большую часть того, что тот мог прочесть в его глазах. А может быть, он прятался от того, что мог увидеть в глазах Стивена? Стивен не знал.

— Я сам это сделал… — шумно вздохнув, произнес Дастин, — пытался вырвать свое сердце и вложить его в руку этой сучки. И все ради того, чтобы услышать — она скажет мне, хотя бы один раз, что любит меня.

Он замолчал на мгновение, погрузившись в воспоминания. Стивен выпрямился и медленно двинулся к окну. Ему очень хотелось броситься к Дастину и утешить его, но он знал, что если сейчас вмешается, он делал это ранее, то все старые ужасы Дастина вернутся, и, словно плетью, загонят его назад.

— Она смотрела прямо сквозь меня, — продолжал Дастин, и стекло перед ним почти гудело от едва сдерживаемых эмоций. — Потом встала и вышла, а я вонзил кулак в грудь и закричал на нее. — Он пожал плечами и глубоко вздохнул, как будто освобождая что-то внутри себя. — Стивен, я больше не мог соперничать. Нельзя соперничать с мертвецом. Как только Дрю умер, ее единственная причина остаться с нами исчезла вместе с ним, и она ушла, — сказал он, снова пожимая плечами. — Наверное, я просто хотел узнать, испытывала ли она какие-нибудь чувства ко мне, — добавил Дастин, когда Стивен подошел к нему сзади и протянул руку, желая немного утешить. — Оказалось, что нет. Глупо было надеяться на обратное, — закончил он.

Повернувшись, он пристально посмотрел на Стивена, его лицо исказила гримаса отчаяния, умоляя прекратить задавать вопросы.

— Можно я одолжу рубашку? — тихо спросил он.

Стивен тут же опустил руку и попятился.

— Конечно, и еще нужны полотенца. С нас все еще капает на пол.

Он выдавил из себя улыбку и, подойдя к шкафу, достал полотенца и рубашку.

Протянув Дастину рубашку, он сказал:

— Мне очень жаль, Дастин. Я вовсе не собирался совать нос в чужие дела. Это…

— … привычка. Да, я знаю, — закончил за него Дастин. Он взял полотенце и свободной рукой провел по лицу Стивена, пройдясь по мягкой щетине.

В глазах Дастина что-то промелькнуло... может быть, одобрение? Небольшое понимание?

— Я… — начал Стивен.

— Ш-ш-ш, — произнес Дастин, проводя большим пальцем по губам Стивена. — Пожалуйста, ничего не говори. Просто отпусти это. Пожалуйста.

Вздохнув, Стивен кивнул, соглашаясь.

Спустя несколько бокалов вина, которые они выпили в скомканном настроении, Дастин решил остаться на ночь. Войдя в спальню, он встал у края кровати и снял рубашку, разом обнажив грудь и шрам.

Несколько мгновений Дастин внимательно наблюдал, как Стивен изучает его шрам, затем пытливо вглядывался ему в глаза, пытаясь отыскать в них проблески жалости. И, когда Стивен жестом пригласил его лечь, слегка улыбнувшись, он забрался в постель.

— Спасибо, — тихо сказал он.

Стивен кивнул, понимая, что для Дастина молчание принесет больше пользы, чем попытка объяснить, что никто не пытается его судить. И то, что Стивен не пытался показать ему, что значит любить, а то, что Дастин, на самом деле, уже был любим. Готов ли Дастин принять это, еще предстояло выяснить.

Стивен не избегал шрама Дастина, когда они занимались любовью, но и не уделял особого внимания. Он провел руками по сморщенному воспоминанию, и пересек губами несколько раз, но ничего не произошло. Теперь он сознательно ощущал присутствие шрама между ними.

Позже, когда Дастин заснул, они свернулись калачиком. Стивен посмотрел на рубец, осторожно проведя кончиками пальцев по толстой складке. На мгновение задумался, а найдет ли он когда-нибудь ключ, который откроет эту дверь, и исправит все, что было искажено внутри.

Но, может быть, произнесенное вслух само по себе стало освобождением, клапаном, через который Дасти мог выплеснуть часть боли, заточенной внутри, под шрамом. Ведь дневник помог Стивену пережить смерть родителей. Должно ли ему льстить то, что Дастин вообще заговорил об этом? Он не взорвался обвинениями, когда Стивен задал вопрос; не выскочил из квартиры в гневе, так что, возможно, они все-таки добились некоторого прогресса в своих странных и непрочных отношениях. И, по правде говоря, если посмотреть со стороны, это выглядело даже в некотором роде сексуально. Как бы.

— Так много злости, — произнес Стивен вслух.