Но если она останется в Святилище, то будет настолько же обречена. Лицо Такеши будет преследовать ее вечно.

Мазикин подошёл сзади, вероятно, решив, что она беспомощная самоубийца. С таким же успехом она могла бы ею стать, несмотря на всю борьбу, которую она ему устроила. Огромный мужчина с мускулами, покрывающие крепкие, как железо кости, придавил её к земле, выжимая воздух из её лёгких, прижимая руки под неё, чтобы она не могла дотянуться до своих ножей. Чернильная паника захлестнула её мысли, и все тренировки покинули её. Внезапно она снова оказалась на грязном полу родительской лачуги, и всё, что имело значение, было вырвано.

Мазикин закричал, протяжно и громко, как ребёнок. Он скатился с неё, продолжая вопить, но звук был приглушён лязгом металла о металл и шарканьем ног. Он издал мучительный рёв, а затем пол задрожал, когда его тело тяжело приземлилось рядом с ней, с незрячими глазами.

Суровые руки обвились вокруг неё, поднимая с пола и прижимая к груди, в которой бешено билось сердце.

— Я услышал, как ты кричала, — сказал Такеши между прерывистыми вздохами. — Думаю, что всё-таки это здание не было заброшенным.

У неё не было слов. Она всё ещё пыталась вырваться из прошлого. Она обняла его за талию и крепко прижалась к нему, уткнувшись лицом в жёсткую кожу его доспехов. Он откинулся назад и приподнял её подбородок, должно быть, прочитав ужас в её глазах, потому что сказал:

— Вернись, Анна. Я здесь, — его голос был таким нежным, измученным беспокойством, но всё же твёрдым. Он крепко обнял её, поглаживая ладонями по её рукам, и ободряюще улыбаясь, тогда-то она набралась смелости посмотреть ему в лицо. — Я ждал этого. Спасибо, что дала мне шанс спасти тебя.

Так много раз, в столь разных ситуациях Такеши спасал её.

— На этот раз я спасу тебя, — сказала она, глядя на чёрный город вдалеке.

Она сжала кулаки и сделала первые шаги в ад.