Охотник оттолкнул оглушённого фермера прочь, и вырвался на открытое пространство, перейдя на бег. Грэм бежал следом, и они понеслись прочь от площади, по узкой дороге. Большинство людей на рынке наблюдали за ними с выражением либо возмущения, либо удивления на лицах, но несколько человек следили за ними совершенно ничего не выражавшими взглядами.
— Что происходит? — громко сказал Грэм на бегу.
— Не знаю, но это чертовски странно! — крикнул лесник.
— Куда дальше? — спросил Грэм, когда они стали приближаться к новому перекрёстку.
— Направо — там должны быть ворота.
— Мы не можем уйти без Мойры! — сказал Грэм, уже поворачивая в том направлении.
— Её не разыскивают за убийство и нападение, — отозвался Чад.
— Они сами напали, — возразил Грэм.
— Ты это судье скажи, и посмотришь, поверит ли он тебе, — сказал Чад, а затем остановился: — Какого хуя?
Поперёк дороги впереди них выстроилась цепочка людей. Никто из них не был стражником — они выглядели обычными горожанами, и у всех у них были ничего не выражавшие лица и остекленевшие взгляды.
Грэм остановился рядом с Чадом, используя эту возможность, чтобы призвать Шип и броню.
— Я пробьюсь — не отставай.
— Их слишком много, — парировал Чад. — Они тебя числом задавят.
— Мечом их отпугну, — сказал Грэм. — Они все безоружны.
— Как они вообще сумели нас обогнать? — задумался Чад, но последовал за молодым рыцарем, когда они побежали на выстроившихся в ряд горожан.
Однако всё пошло совсем не так, как ожидал Грэм. Люди впереди него не выказывали никакого страха перед мечом, наваливаясь на Грэма своими телами. Из изгибался и тянул, используя локти и плечи, чтобы вырваться из их хватки, не желая убивать безоружных людей, однако предсказание лесника оказалось верным. Считанные мгновения спустя он обнаружил, что застрял в мешанине цепких рук, и вес толпы начал тянуть его к земле.
Чад был менее сдержанным, используя два длинных ножа, чтобы срезать всякого, кто к нему приближался — однако несколько истекавших кровью противников уже тащили его своим весом на камни мостовой.
«Простите», — подумал Грэм, отчаявшись. Несмотря на вес тянувших его людей, он вырвал свою руку на свободу, и махнул Шипом, одним ударом сразив двух человек. Потекла кровь, в течение секунд мостовая стала скользкой от красной жидкости и умирающих людей. Яростно рубя, он расчистил вокруг себя пространство, а затем пошёл освободить своего спутника. Шип поднимался и опускался, а руки и ноги лишались своих хозяев под ударами резавшего плоть и кости двуручного меча.
Из домов и лавок вдоль окровавленной улицы выходило всё больше людей. Некоторые кричали в смятении, увидев то, что там творилось. Мужчины и женщины лежали разбросанными и истекающими кровью на дороге, а в центре стоял закованный в металл рыцарь. Громкий свисток вдалеке оповестил их о приближении городской стражи.
Грэм смотрел на то, что его окружало, с ужасом не меньшим, чем у остальных зрителей. «У меня не было выбора!» — вопило его сердце. «Не было ведь?».
Его одолели сомнения, когда он услышал, как маленький мальчик закричал «Мама!». На другой стороне улицы мужчина удерживал ребёнка, отчаянно пытавшегося подбежать к его умирающей матери.
«Я даже не знаю, какую из них он имеет ввиду». Он уставился на Чада в шоке, когда тот снова ему закричал. В первый раз он его не услышал.
— Бежим, малец! Сейчас стража нагрянет.
— Почему это происходит? — спросил он у лесника.
— Не знаю, но если мы не уберёмся отсюда, то гадать об этом будем в тюремной камере.
Они побежали, двигаясь дальше по той же дороге, надеясь найти ясное указание на то, что их путь действительно лежал к одним из городских ворот. Однако прежде чем они это указание нашли, им встретилась очередная группа жителей с пустыми лицами, перегородившая дорогу впереди. Не думая, они свернули влево, в тупиковый переулок, надеясь найти способ сбежать.
Свою ошибку они обнаружили пятьдесят футов спустя. Переулок закончился тупиком. Они были в ловушке, и единственный выход начали заполнять люди. Чад натянул на свой лук тетиву, и ослабил завязки, удерживавшие стрелы в его в колчане.
— Сколько у тебя стрел, малец? — спросил его лесничий.
Грэм без всякого выражения уставился на него, а его язык ответил сам по себе:
— Пять.
— Дай мне твой колчан, — сказал Чад.
— У меня тоже лук есть, — возразил он. Люди уже бежали к ним.
— Нет времени и нет смысла тратить зря стрелы, — сказал лучник. Его лук уже был поднят, и две стрелы оказались в воздухе прежде, чем он закончил говорить.
У Грэма всё равно сердце к этому не лежало. Мысль о том, чтобы стрелять в людей, после того, как он уже убил столько народу, вызывала у него тошноту — но альтернативы, похоже, не было. Лук Чада Грэйсона равномерно гудел, пока тот натягивал и отпускал тетиву — его руки работали в смертоносном ритме. Менее чем за минуту у него кончились стрелы, а несколько секунд спустя он опустошил и колчан Грэма. На дороге лежали, раскинувшись, семнадцать человек, и большинство из них были мертвы, хотя один или два ещё цеплялись за жизнь — стрелы торчали у них в животах.
— Я всё, малец, — сказал лучник. — Дальше будет худо.
«Всё уже худо — просто ужасно», — подумал Грэм.
— Нет, — внезапно сказал он. Бросив взгляд вверх, он указал своему спутнику.
— До крыши двадцать футов. Даже в юные годы я б столько не вскарабкался, да и времени у нас нет.
Вместо того, чтобы объяснять, Грэм встал на колени, и сцепил ладони, ясно показывая Чаду, что тому следует встать на них.
— Слишком высоко! — возразил Чад. — Даже с твоей помощью мне так высоко не подпрыгнуть.
— Просто напряги ногу, — сказал Грэм. — Остальное я сделаю сам.
Всё больше людей, и несколько стражников, стали появляться у входа в переулок. Отрицательно покачал головой, Чад тем не менее подобрал свой лук, и повесил себе на плечи. Он поставил ногу на сомкнутые ладони Грэма, поддерживая равновесие с помощью положенных на широкие плечи молодого человека рук.
Резко выпрямившись, Грэм с невероятной силой подбросил руки, отправив своего друга в полёт. Чад, ругаясь матом, летел вверх, пока наконец не упал на черепичную крышу. Каким-то чудом он сохранил равновесие, хотя переживание явно его встряхнуло. Глядя вниз, он окликнул:
— А дальше что?
Грэм посмотрел вверх, сгибая колени, пытаясь прикинуть расстояние. Времени на размышления было мало, и он прыгнул настолько высоко, насколько осмеливался. На миг он ощутил, будто летит, а затем миновал край крыши. Он продолжил пониматься ещё десять футов, прежде чем снова упасть, крепко ударившись о твёрдую черепицу. Та стала трескаться и ломаться вокруг него, когда он упал на противоположной стороне крыши, и Грэм начал скользить вниз по её скату.
Катясь вниз, он молотил вокруг себя руками, пытаясь остановить падение, но это было бесполезно — его закованные в броню руки не могли ни за что уцепиться. Когда он в конце концов скатился с крыши, единственным его утешением было то, что он оказался на противоположной стороне здания. Его хитро сделанная броня затвердела, когда он ударился о мостовую, и спасла его от переломов или чего-то похуже, однако он всё равно почувствовал ушиб. Чад выглянул с края крыши, затем повернулся, и осторожно слез с неё, повиснув на руках, прежде чем упасть оставшиеся десять футов.
Молодой воин быстро встал на ноги, но когда он начал было бежать прочь, Чад постучал ему по плечу:
— На этой стороне некому нас увидеть. — Охотник закончил, указав на дверь погреба рядом с тем местом, где они оказались. Дверь была заперта на железный навесной замок.
Грэм мгновенно его понял. Сжав замок двумя руками, он напряг плечи, и изогнулся. Дужка замка оказалась крепче металлической полосы, через которую проходила — та с хлопком оторвалась, оставив дверь погреба без замка и без места, куда его можно было бы навесить. Они поспешно открыли двери, и спустились по ступеням, закрыв двери за собой.
— Не думаю, что кто-то видел, как мы входили, — тихо пробормотал Грэм.
— Чёрт, я нас даже не вижу, — сделал наблюдение лесничий. — Тут темно, как у старушки в…
Грэм закрыл ему рот ладонью, прежде чем Чад успел закончить эту фразу.
— Кто-то ходит наверху, — прошептал он. Вообще-то, там никого не было, но он действительно не хотел услышать окончание поговорки. Некоторые фразы, однажды услышанные, уже нельзя было разуслышать. Он подождал подходящий промежуток времени, прежде чем снова заговорить: — Похоже, что мы находимся в чьём-то погребе.
— Запах действительно соответствующий, — согласился Чад. — Не знаю, как ты тут что-нибудь видишь при закрытых дверях. Тут темно, хоть глаз выколи. — Он чуть помолчал, а затем произнёс скороговоркой: — Чернее чем у коровы в жопе. — Охотник захихикал, закончив своё дополнение.
— Тебе таки не терпелось что-то подобное сказать, а?
— Просто проверял, беспокоят ли тебя коровьи части тела так же, как женские. Теперь я знаю, и мне всего-то нужно сказать что-нибудь про п…мблрлф! — Голос Чада прозвучал невнятно, когда Грэм снова закрыл ему рот ладонью. Егерь тихо посмеялся, когда рука была убрана.
— В следующий раз я запихну плесневелую репу в эту выгребную яму, которую ты зовёшь ртом, — проворчал Грэм.
Охотник осклабился:
— Ты ужасный лжец, парень.
— Я не лгал. Тут повсюду репа.
— Не, не об этом. Я имел ввиду о людях на улице, минуту назад. И как ты можешь так хорошо видеть?
— Грэйс… узы с драконом — они делают меня не только сильнее. Все мои чувства обострились.
— А вот это интересно, — сказал Чад, задумчиво потирая подбородок в темноте. — А как насчёт твоего носа?
— Ну, да… — ответил Грэм, но затем остановился, когда его ноздри заполнил неприятный запах. — Чёрт, ну и вонь! — прошипел он, пытаясь не повышать голос, при этом одновременно подчёркивая, насколько запах выбивал его из колеи. Вопреки себе Грэм начал хихикать, и в его смехе звучали почти истеричные нотки.