Большинство остальных людей, знавших его отца, боялись упоминать о нём в присутствии Грэма, скорее всего боясь разбередить старые раны.

«Я знал, что он был великим воином, но неужели он действительно сумел проделать такое?». Грэм только что видел, как Сайхан добился того, что не должно было являться возможным. Никакой нормальный человек не должен был обладать способностью победить кого-то магически усиленного так, как была усилена Графиня, особенно учитывая тот факт, что она даже без магии была блестящей мечницей.

— Нет, не садись. Встань, — сказал Сайхан.

Он сделал, как было велено, снедаемый любопытством насчёт того, почему ему внезапно было позволено стоять. Однако жаловаться он не собирался — стоять на месте в течение четырёх или пяти часов было гораздо менее неудобно, чем сидеть столько же времени.

Здоровяк вынул длинную полоску из тёмной шерсти:

— Этим завяжешь глаза.

Грэм нахмурился, но был достаточно умён, чтобы промолчать.

— Спрашивай, — приказал его наставник.

— Зачем завязывать глаза?

— Глаза будут мешаться, отвлекая тебя от того, чему ты должен научиться, — ответил рыцарь.

— Но я ещё ничему не научился, Зайхар! — выпалил Грэм, позволив своей фрустрации выйти на поверхность. Затем закрыл рот, сжав челюсти, чтобы ещё чего-нибудь не ляпнуть.

Сайхан почти улыбался:

— Давай. Договаривай, что хотел сказать.

Несколько мгновений Грэм боролся с собой. Последняя неделя научила его экономить слова. У него не было возможности задавать Сайхану много вопросов, поэтому он начал более тщательно обдумывать их, прежде чем сказать что-то впустую.

— Почему вы не учите меня сражаться?

— Как тех, кого я учу во дворе?

— Да, Зайхар.

Сайхан осклабился, и на его обычно бесстрастном лице это выражение было пугающим — диким и полным скрытой угрозы:

— Думаешь, ты лучше их, мальчик?

Грэм ощутил, как закипает его кровь:

— Да, сэр.

— Ты не лучше. Если я одену тебя в стёганку и дам меч, то ты научишься — и можешь научиться достаточно, чтобы победить их, и многих других, но ты всегда будешь ограничен вот этим, — подчеркнул его наставник, ткнув пальцем в руку Грэма. — Ты наблюдал за моим сегодняшним учебным поединком с Графиней?

— Да, Зайхар.

— Тогда ты видел, чему я пытаюсь тебя научить. А теперь завязывай глаза. — Он подождал, пока Грэм не повязал шерстяную ткань себе на голову, закрывая глаза. Затем продолжил: — Сегодня будет примерно как вчера. Ты будешь стоять, не двигаясь и не говоря ничего. Если я тебя ударю, ты можешь двигаться или попытаться поставить блок. Если сдвинешься, когда я не бью, я тебя накажу.

Остаток дня проходил медленно. Грэм заработал два удара, оба раза — за то, что сдвинулся с места, избегая воображаемого нападения. Лишь несколько часов спустя Сайхан наконец нанёс удар, и Грэм совершенно не сумел его заметить. Разум Грэма был сосредоточен на том, чтобы обнаружить момент удара, и это не давало ему снова обрести такое спокойствие, какое у него было в предыдущий день.

Когда Сайхан наконец объявил об окончании тренировки, Грэм был разочарован. Он не сумел избежать ни одного удара.

Следующий день был похожим, но более скучным. Сайхан назвал те же правила, но вообще ни разу не напал на него. Грэм был трижды наказан за то, что избегал ударов, которых на самом деле не было.

На третий день он сдался. Неспособный видеть, и заскучавший от осознания того, что Сайхан скорее всего вообще не будет нападать, он обнаружил, что расслабляется. Ветер был мягким, и единственными звуками были шелест травы и редкое мычание коров вдалеке. Как случилось и прежде, когда он сидел, Грэм ощутил, будто его тело исчезало, становясь прозрачным. Он больше вообще не существовал.

Он ощутил приближение связки из тростника, и сдвинулся, чтобы её избежать.

Возбуждение от победы, которое он ощутил в результате этого маленького достижения, разрушило его умонастроение. Он ждал, но его учитель ничего не сказал. «Хотя бы скажи мне, что я сделал что-то правильно!». Молчание Сайхана его разозлило.

Следующий удар оставил жгучий след на задней части его ноги.

Остаток дня прошёл без дальнейших нападений, но он начал понимать, чему его учил Сайхан. Последовавшая неделя была похожей. Каждый день Сайхан завязывал ему глаза, а потом Грэм ждал. После того, как проходило достаточно времени, Грэм обнаруживал, что соскальзывает в какого-то рода транс, в такое место у себя в сознании, где его «я» больше не господствовало. Если в этот момент по нему наносился удар, то он мог его избежать, однако обычно сразу же терял сложившееся ощущение.

Его учитель нападал снова, если промахивался, но как только попадал по ученику, он останавливался, порой выжидая часами, прежде чем снова ударить.

Грэм начал понимать, скрывавшийся за этим умысел. Сайхан знал, что Грэм терял нужное состояние разума после пропущенного удара. Он ждал, надеясь на то, что Грэм снова его найдёт. Если Грэм избегал удара, то Сайхан его награждал, ударяя снова.

После второй недели Грэм начал избегать более одного удара подряд, не теряя нужного состояния рассудка.

На третью неделю у него случился прорыв.

Он уклонился от первого удара, не потеряв спокойствия. Второй удар пришёл минуты спустя, и от этого Грэм тоже ушёл. Третий удар был нанесён без промедления, и Грэм поднырнул под него. Четвёртый и пятый последовали сразу же, и вскоре Грэм обнаружил, что постоянно находится в движении, шагая вперёд и назад, а потом влево и вправо.

Некоторые из ударов всё равно попадали по нему, но он чувствовал их приближение. Когда Сайхан внезапно остановился, Грэм замер. Прошёл час, и когда был нанесён следующий удар, Грэм снова сдвинулся, аккуратно его избежав.

Они ещё несколько раз повторили этот цикл, а когда день закончился, Сайхан выдал одно единственное слово:

— Хорошо.

На следующий день он сказал Грэму не завязывать глаза.

«Так наверняка будет ещё проще», — подумал он, но, как выяснилось, сильно ошибался.

Сайхан стоял позади него, никогда не входя в его поле зрения, как было и прежде, когда Грэм сидел. Грэм силился вернуть себе прежнее ощущение, но без повязки он обнаружил, что его взгляд постоянно цепляется за любое движение. Трава, деревья вдалеке, даже движение облаков — всё это его отвлекало. Когда его учитель напал, Грэм не сумел избежать удара.

Прошли дни, прежде чем он начал достигать тех же успехов, какие прежде имел с повязкой на глазах. Поначалу он пытался закрывать глаза, но Сайхан это запретил, желая, чтобы Грэм мог поддерживать нужное состояние разума даже тогда, когда его глаза топили его голову в ненужной информации. Когда у него начало получаться с открытыми глазами, Сайхан встал перед ним, позволяя ученику себя видеть.

Это полностью разрушило сосредоточенность Грэма.

— Не закрывай глаза, — предупредил Сайхан, когда Грэм попытался их закрыть.

Даже когда Грэм достигал нужной уравновешенности, он находил избегание ударов Сайхана гораздо более трудным, когда мог их видеть. Неделю спустя Сайхан сказал ему:

— Перестань смотреть мне в глаза.

— Почему, Зайхар?

— Глаза лгут. Смотри на моё туловище, где находится центр моего равновесия. Ложный удар начинается с глаз, или, иногда, с оружия, или ноги, но мой центр будет двигаться туда, куда я действительно собираюсь, — объяснил здоровяк.

Грэм пытался, но как бы сильно он ни старался, сделать это было труднее, чем сказать. Вообще, за следующий месяц он начал осознавать, что когда дело доходило до уроков Сайхана, более упорные попытки часто приводили к большему числу неудач. Ключ был в том, чтобы расслабить сознательный разум, и позволить телу действовать по возможности без вмешательства его головы. Тело допускало ошибки, но те исправлялись благодаря повторению и болезненным напоминаниям, которые обеспечивала сайхановская связка тростника.

Прошли недели, и он стал менее фрустрированным, начав осознавать, чему именно он учился. Это было трудно описать словами — на самом деле, слова лишь мешали. Он наконец понял, в некоторой степени, что Сайхан говорил так мало потому, что его самые важные уроки было не просто трудно обсуждать, они на самом деле антитетичны изречённому слову.

Лето подходило к концу, и Грэм учился у старого воина уже более двух месяцев, когда Сайхан наконец дал ему деревянный учебный меч.

— Почему я сейчас даю его тебе? — спросил он.

Для него было необычным задавать вопросы ученику, но Грэм теперь понял урок:

— Это как повязка на глазах, — просто сказал он.

Сайхан кивнул, и они начали, почти сразу же доказав верность его ответа. Наличие в руках оружия нарушало его способность достигнуть нужного состояния разума. Он начал пытаться думать на опережение, предвосхитить действия противника, или даже контратаковать. В результате он снова начал получать гораздо больше отметин на руках и ногах, как и в тот день, когда с него сняли повязку.

Однако на это раз он знал, чему надо было научиться, и постарался изо всех сил не дать своим сознательным желанием вмешиваться. За несколько дней он достиг значительных успехов.

В конце той недели Грэм ощутил тёплое чувство успеха. Это был почти что последний день лета, и он наконец достиг того, что мог уклоняться от большей части ударов Сайхана, или блокировать их, и при этом не терять нужного состояния разума.

На тот день его обучение завершилось, и когда они пересекали двор замка, Грэм только и гадал о том, что будет на ужин. Его взгляд зацепился за вспышку зелёного, и, бросив взгляд вверх, он увидел незнакомую женщину, выглядывавшую в одно из окошек верхней части донжона.

«Молодая женщина, близкая к моему возрасту», — мысленно заметил он. У неё были тёмные волосы и глаза, и она будто бы наблюдала за ним с пристальным интересом. Как только он встретился с ней взглядом, она исчезла из виду. «Интересно, кто это».