— Это кажется подозрительным. С чего им оставлять такую вещь без охраны?

— Гордыня, — ответил Тирион. — Лира сказала мне, что им не нужно было сторожить лошти. Судя по всему, никто никогда прежде не крал у Рощи Иллэниэл.

Бриджид прищурилась:

— Из-за их предвиденья. У тебя не должно было получиться его забрать, если только они сами не позволили тебе его взять. Разве ты не думаешь, что это может быть ловушкой?

— Ты ничего не смогла почувствовать, когда земля двигалась, помнишь? Думаю, Ши'Хар не могут воспринимать мои особые таланты.

— Но точно ты не знаешь, — настаивала она. В её словах был намёк на взволнованное отчаяние.

Тирион кивнул:

— Ты права, точно я не знаю. Возможно, это ловушка. Возможно, это яд, или что-то похуже — но если это воистину то, о чём мне рассказала Лираллианта, то я не могу представить, что они отдали бы мне этот плод добровольно. Никто не может быть настолько глупым, чтобы позволить чему-то, содержащему знания веков, попасть в руки врага. Поэтому я полагаю, что если бы они были способны увидеть то, что я собирался сделать, то они меня бы остановили.

— Не делай этого, — сказала Бриджид, но её отец уже откусывал от плода.

Тот был сладким, гораздо слаще обычного кялмуса. Тирион откусил большой кусок, и проглотил, быстро сглатывая. Он не был уверен, насколько быстро плод подействует, и хотел съесть его целиком до того, как потеряет сознание. Тирион откусил ещё, а потом ещё.

— Остановись, Отец! Хватит, ты же не знаешь, что он с тобой сделает…

Тирион схрумкал лошти целиком. В центре его сочной мякоти не было семян, поэтому доесть плод было легко. Казалось, вкус расходился по его губам, через язык, и вниз по пищеводу. Тириону было всё мало и мало.

Казалось, его тело начало покалывать, и он с удивлением уставился на свою дочь:

— Ты такая красивая, Бриджид. Я когда-нибудь говорил это тебе?

Она прикусила губу:

— Не думаю. Как ты себя чувствуешь, в порядке?

— Я чувствую себя чудесно, — ответил он. — Видишь? — спросил он, уставившись в пустое пространство выше и позади неё. — Становится светлее. Это ты создаёшь свет?

Снаружи был закат, и вход был достаточно далеко, чтобы в их укрытии было весьма сумрачно.

— Какой свет? Ничего не изменилось, Отец.

Тирион уставился сквозь неё, глядя, как вокруг них стали расти деревья, огромные, величавые гиганты, которые будто доставали до звёзд. Их озарял постепенно усиливавшийся яркий свет, тепло, вливавшееся в него, питавшее его. Свет был полон значения и важности. Далеко внизу он ощущал, как его корни простирались в стороны, касаясь его братьев и сестёр, и соединяя его со всем миром. По Тириону потекло удовольствие, пробиравшее его до костей, и оно с каждым мигом усиливалось по мере того, как свет становился ярче.

Вскоре он совсем перестал видеть, и сияние стало своего рода обратной слепотой, которая не затмевала взор, а накрывала его лавиной ничем не ограниченного видения всего. Удовольствие стало настолько острым, что было больно, и сама сущность Тириона начала гореть.

Бриджид наблюдала, как он без всякого выражения глазел по сторонам. Рот её отца округлился от удивления, но взгляд его был неустойчив. Она чувствовала себя беспомощной, и единственным, что она могла сделать, было помочь ему лечь, когда его тело обмякло. Его кожа была горячей на ощупь. Она едва успела его уложить, как он начал извиваться, то резко напрягаясь, то мирно расслабляясь.

Она понятия не имела, что делать, когда он начал бессвязно бубнить, поэтому Бриджид села рядом, поглаживая его ладонью по голове:

— Пожалуйста, не умирай, — шептала она. — Кроме тебя у меня больше никого не осталось.